Изабелла

Джейми Салдерон. Иллюстрация "Изабелла, французская волчица"

@темы: Элла и Ко

---

Робин возвращается домой из Крестового похода в родовое поместье в Локсли и видит там голодающих и измученных людей. Всему виной новый наместник — Шериф, установивший непосильные налоги и жестокие порядки.

Робин сразу понимает, что урезонить шерифа можно только взяв власть в свои руки при помощи лука и стрел. Он полон решимости, даже если для этого придется отказаться от своего титула и земель.

Подробнее на КиноПоиск.Ru



Робин Гуд

Ужасы по дешевке. 3 сезон
Игра престолов. 6 сезон
Чужестранка. 2 сезон
Улица потрошителя. 4 сезон
Изабелла. 3 сезон
Карл, король и император
Царство. 3 сезон
Красавица-воин Сейлор Мун: Кристалл
Под куполом. 2 сезон, 4 серия
Как построить средневековый замок 4 серия
Звездный путь: Вояджер. 5 сезон
Шаман-кинг 30 серия

---

Ричард и Анна

Отсюда

@темы: Richard III

---

Начало; Часть 2; Часть 3, Часть 4, Часть 5

Название: Douce Dame Eleonor
Автор: Roksan de Clare
Бета: Контесса, Kage Tsukiyama
Исторический период: 1309-1310 года
Размер: макси
Пейринг/Персонажи: Хьюго ле Диспенсер / Элинор де Клер / Эдуард II Карнарвонский
Категория: джен, гет
Жанр: общий
Рейтинг: R
Краткое содержание: В феврале 1310 года Хьюго ле Диспенсер Младший сбегает во Францию на турнир. Наказанием за подобный поступок является конфискация земель. Что в этом случае делать любимой племяннице короля и жене Хьюго Элинор?

Дорога от Ратленда до Лестера заняла несколько дней. Обычно путешествия не доставляли Элинор особых неудобств. Обладая природной живостью и любопытным нравом, она сожалела только, что они ограничивались одной Англией, тогда как ее подруги даже ниже по происхождению, чем она, имея французские корни, уже не раз успели посетить эту страну, родину молодой королевы. Именно там сейчас находился ее муж, нужно будет помолиться за его безопасность. Ее Хьюго добывал сейчас славу и, возможно, будущее благосостояние на турнирах. Зато благодаря его побегу Элинор оказалась втянута в игру, больше похожую на шахматную. При этом ей не открыли, что за фигуру она представляет: пешку, королеву или что посередине.
Всю дорогу Элинор оставалась безучастной и неразговорчивой по отношению к сопровождавшим, ограничиваясь короткими фразами. Наконец сообщили, что они встретились с эскортом, прибывшим сопроводить их в замок Лестер. Возглавлял отряд Пирс Гавестон.
— Дорогая сестра, — он широко раскрыл объятия.
— Дорогой брат, — сделав пару шагов навстречу, она повторила его движение.
Они прикоснулись щеками, изображая родственный поцелуй. Далее Пирс подсадил Элинор на лошадь, чтобы дальнейший путь она могла проделать верхом.
— Ты так молчалива, сестра.
Пылинка и вороной конь Пирса Гавестона ступали рядом шаг в шаг.
— Пусть простит брат мою немногословность. Путь был долог и утомителен, — Элинор одарила спутника легким поворотом головы.
— Или же ты приберегаешь ласку и улыбку для другого?
В стенах замка Лестер уже можно было различить камни, а на высокой сторожевой башне наверняка отдали приказ опустить ворота. Элинор недолго оставалось любезничать с навязанным ей родственником.
— Мои ласки и улыбки предназначены для другого. В этом ты прав, брат.
— Не будет ли любезна дорогая сестра открыть его имя? Или же это сердечная тайна? — Гавестон даже не пытался скрыть насмешку.
— Не тайна. Его имя Хьюго.
— Как скучно, — Пирс даже сделал вид, что зевнул. — Но он сейчас за морем, и было бы жаль, если бы губы моей прекрасной сестры так и остались скорбно сомкнутыми, а изящные пальчики не прикоснулись с нежностью к кому-либо, жаждущему этих прикосновений.
— Ты не прав, мой любопытный брат. Тот, о ком мы говорим, гораздо ближе: в осажденном велением нашего короля замке. Но я надеюсь, что скоро все, о чем мы говорили, случится. Как только выяснятся некоторые недоразумения.
— Ты неподражаема!
Наконец-то они оказались во дворе замка. Гавестон помог Элинор спуститься с лошади. Она предполагала, что ее не будут приветствовать звуками труб, и тем не менее для пребывающего здесь королевского двора стояло подозрительное спокойствие.
— Я бы хотела увидеть королеву.
Она слишком уж погрузилась в свои мысли и волнения: рассматривая землю под ногами и сделав поспешный шаг, даже не заметила, что сопровождающий, замешкавшись или намеренно, не отступил, пропуская ее. Как бы то ни было, результат стал конфузом для Элинор, но не для Гавестона.
— Попалась, лиса! — положение, при котором она стояла, уткнувшись лицом ему в грудь, Гавестона явно забавляло.
— Будь осторожен, волк! Охотники не дремлют, — повторяя его тон, ответила Элинор, даже не намереваясь оттолкнуть Гавестона или отодвинуться. — Что скажет твоя жена, когда увидит, как, не скрываясь, ты обнимаешь другую женщину?
Пирс Гавестон оставил ее и отступил, не капитулируя, а продолжая свою игру.
— Не увидит, поскольку ее здесь нет. Как и Прекрасной Изабеллы, — он взял ее под руку.
— Тем хуже для тебя, — вот так, вместе, как добрые друзья или любовники, они шествовали к замку. — Она могла бы стать твоей защитой от его гнева. Разве допустимо дворовой шавке пытаться урвать добычу льва?
— У лисички острые зубки. Это хорошо, — беззлобно отвечал Гавестон. — Что касается такой лакомой добычи, то азарт охотника подогревается соперничеством, пусть даже таким никчемным. Тебе же, сестра, хочу дать совет: не делай глупостей, и получишь, что желаешь, и даже больше.
— Я обещаю прислушаться к твоему совету, но не обещаю исполнять, — Элинор понимала, что шпильки летят не в ту сторону. Ей следовало обратиться в слух и разыграть смирение, но она действительно чувствовала себя загнанным зверем и огрызалась. Слишком уж очевидно для нее было, какой ценой ей придется купить прощение для Хьюго.
С королем ей предстояло увидеться вечером на торжественном обеде в ее честь. Время до этого принадлежало полностью ей, и она собиралась потратить его на отдых и на маленькие женские хитрости, чтобы предстать пред коронованным дядей не просительницей, а прекрасной гостьей, ради забавы случайно оказавшейся в этих краях.
Хозяин тоже оказался гостеприимен, хотя сам пока и не показался. Прилежные служанки, три миловидные девушки, призванные исполнить любой каприз Элинор, предложили снять дорожную усталость, омыв тело. Она не желала искать повода отказаться от подобной процедуры, но не ожидала, что купание может оказаться еще и настолько приятным.
Девушки наполнили огромную лохань горячей водой, затем влили туда отвары розмарина, бузины и донника и высыпали сухие лепестки красных роз. Элинор медленно переступила через борт, давая ногам привыкнуть к теплу, присела, потом погрузилась полностью с головой, наслаждаясь теплом. Это так было похоже на купание византийской принцессы, как представляла его себе Элинор. Девушкам не надо было приказывать, они все знали сами и делали наилучшим образом. Когда купальщица изволила вынырнуть из купели, одна из девушек тут же расположила на бортике лохани сложенную в несколько раз мягкую ткань так, чтобы Элинор могла опереться о борт шеей, не причиняя себе неудобства. Она не успела удивиться, зачем другая девушка мостит подобное приспособление с другого края лохани, как все открылось само собой. Девушка аккуратно перехватила лодыжку правой ноги Элинор, водрузила ее на бортик, а после начала массировать ступню. Позже подобным образом она поступила и со второй ногой. Тем временем девушка с противоположной стороны намылила волосы Элинор смесью взбитых желтков и ромашки. Третья девушка следила за тем, чтобы вода в купели была постоянно теплая, доливая по необходимости горячую и добавляя еще трав.
Когда девушка, колдующая у изголовья, начала аккуратно промывать волосы, пробуя их между пальцами на легкий скрип, Элинор поняла, что она не восточная принцесса, а древняя богиня, а эти трое — ее верные жрицы, призванные ублажить и задобрить божество.
Обряд поклонения был закончен, разомлевшая и довольная богиня позволила себе немного понежиться в воде, пока та не начала остывать, напоминая о бренном смертном теле. Только тогда преобразившаяся Элинор встала, а девушки тут же укутали ее плечи простыней. Волшебство продолжалось. Мона, так звали старшую жрицу, отвела Элинор ближе к огню, чтобы просушить и расчесать ее волосы. Пальцы Моны были мягкими, словно она никогда не знала тяжелой работы, а руки ловкими: ни разу она не то что не дернула Элинор за волосы, а даже не причинила неудобства, которое может возникнуть при распутывании прядей. И сидящая у очага Элинор вдруг ощутила себя безмятежной кошкой, которую чешут за ушком. Она уже почти готова была заурчать подобно этому зверю, но Мона уже закончила и взяла Элинор за руку, приглашая подняться и пройти к расстеленной кровати.
— На дворе белый день, — ворчала Элинор, впрочем, без всякого сопротивления позволяя себя уложить. Еще одно чудесное превращение: теперь она словно капризный ребенок.
— Вот это поможет превратить день в ночь, — Мона надела на Элинор небольшую шелковую маску, оставляющую открытым лоб, щеки и рот, но не имеющую прорези для глаз.
— Так лучше, — подтвердила она. Сон или блаженная истома овладели ее телом. Она успела сделать только вздох, как услышала почти над ухом бархатный голосок Моны.
— Миледи… Пора просыпаться…
Оказалось, что она безмятежно проспала несколько часов. Снова девушки засуетились вокруг Элинор, как пчелы вокруг цветка. Они заплели ее волосы в косы, уложив вокруг головы и закрепив сеточкой с жемчужинами. Далее пришла очередь платья, подаренного Изабеллой, и одолженных ею же украшений. Находясь в полной готовности, Элинор посмела предположить, что будет одной из красивейших дам, присутствующих на королевском обеде. Все так и случилось, учитывая то, что она была единственной дамой. Кроме нее из присутствующих особ женского пола была разве что еще танцовщица в ярко-красном платье, не скрывающем ни один изгиб тела.
Под скорую мелодию она кружила по залу, выделывая невероятные фигуры и иногда застывая на мгновенье в изысканных позах. Вот она схватилась за края одной их своих юбок и, взмахивая руками, как птица крыльями, очень быстро завертелась вокруг себя, перебирая по полу босыми ногами. Экстаз танцовщицы передался и королю Эдуарду: он стучал бокалом по столу в ритм музыке и движению, а когда девушка упала на колени и, выгнувшись так, что платье опустилось и обнажило грудь с острыми темными сосками, затряслась, изображая любовный экстаз, издал громкий победный крик.
— В этом есть нечто варварское, — обернулся Эдуард к сидящей по его правую руку Элинор. — А почему ты не притронулась к еде? Невкусно?
Как ни старалась Элинор, но горло словно сжал спазм, и она не могла проглотить ни кусочка. Не соблазнили ее ни сочные жареные голуби, ни запеченный нежный лосось, ни молочный поросенок, ни поданная на подушке из моркови и яблок ароматная оленья вырезка — наверняка добыча, затравленная Эдуардом накануне. Она не испытывала волнения, страха или стыда за то, что должно произойти. Странное дело: находясь рядом со своим Светлым рыцарем, она не испытывала даже душевного трепета от исполнения мечты. Не имело значения, что не свободна она, не имело значения, что он не свободен — он сам закон, и такая малость никогда не останавливала коронованных особ, — не имело значения, что их связь запретна по причине близкой крови. Элинор догадывалась о происхождении своего недомогания, и нужно только немного времени, чтобы все подтвердилось, но и это не имело значения. Она стала равнодушна ко всему, может, именно в подобное спокойствие погружаются осужденные, когда видят плаху. Разница лишь в том, что она не может рассчитывать на милосердие Господне и должна продолжать жить, нося, как клеймо, свой грех.
— Мужчин красит необузданная дикость, тогда как женщинам к лицу воздержанность, — в горле пересохло, и единственным способом утолить жажду в противоречие сказанным только что словам был глоток вина. Напиток оказался неразбавленным, но мягким и приятным. Опуская бокал на стол, Элинор чуть дольше, чем следовало, задержала руку, чем не упустил воспользоваться Эдуард. Он поднес ее ладонь к губам и поцеловал слишком уж вызывающе-откровенно, слегка прикоснувшись зубами к костяшкам у основания пальцев.
— Моя маленькая Нора превратилась в святошу? — удачная охота, откровенные танцы, выпивка и присутствие покорной, молчаливой молодой племянницы подогрели и опьянили короля. Вино и ей помогло стать смелее. Бросив беглый взгляд на Эдуарда, как будто он был простым рыцарем, оказавшимся волею случая рядом с ней, Элинор отвернулась, чтобы продолжить наблюдать за танцовщицей. Полилась мелодия, медленная и тягучая, а движения девушки стали плавными, манящими, завораживающими. — Или же ты боишься запачкать платье? Этому затруднению есть решение.
Элинор обернулась, заметив боковым зрением, что Эдуард, отпустив ее руку, потянулся к тарелке с устрицами. Она прекрасно знала, что за подобным яством закрепилась слава чудодейственного средства, разжигающего любовный жар. Принять подобное угощение означало отрезать себе все пути для отказа.
— Я никогда ничего подобного не ела, — откровенно призналась она.
— Тогда ты просто должна попробовать.
Разве у нее оставался какой-то выбор, когда створка устрицы оказалась у ее рта? Элинор проглотила содержимое. Устрица была скользкая, но проглотить ее все-таки удалось легко. Элинор почувствовала приятную кислинку от лимонного сока и почему-то привкус ореха, но в подобной редкости она не распробовала ничего особенного.
— Вкусно? — Элинор кивнула. Все, что дается с королевских рук, не может быть неприятным. — Тогда еще одну.
— Благодарю, Ваша Милость.
— Эдуард. Сейчас просто Эдуард.
Для того, чтобы проглотить вторую устрицу, понадобилось некоторое усилие, и это не укрылось от Эдуарда.
— Пей! — приказал он. Элинор подчинилась, сделав несколько глотков вина из бокала Эдуарда, пока привкус устрицы не исчез. Она так увлеклась, что неосторожно слизнула с верхней губы капельку языком, чем привела короля в восторг. — И еще! — он снова протянул ей устрицу.
Внезапно их идиллию прервал вопрос Гавестона. Эдуард тут же обернулся к графу Корнуоллу, и если бы в другой ситуации Элинор почувствовала ревность или раздражение, то теперь она была даже благодарна: пытка королевской щедростью закончена.
Творилось что-то нехорошее. Шнуровка сдавливала бока, и дышать становилось тяжело. Гул музыки, разговор Гавестона и короля сливались в один звук. Даже легконогая танцовщица вдруг начала неимоверно громко топать. Чтобы прийти в себя, Элинор снова сделала несколько глотков вина, но стало только хуже. Кто-то прикоснулся к ее руке, и она вздрогнула, когда увидела ребенка не более пяти лет с лицом, испещренным морщинами. Почему-то она у не сразу догадалась, что это карлик, королевский шут. С серьезным видом он отошел на несколько шагов и поманил Элинор за собой. Ни Эдуард, ни Пирс Гавестон не обращали на него никакого внимания. Об Элинор словно тоже забыли. Они пили и вели какой-то важный спор, потому она встала и пошла за странным провожатым.
Наивно было бы предположить, что за открытой карликом дверью была страна, где нет холода и болезней, а звери разговаривают человеческим языком. Там оказалась всего лишь роскошно обставленная комната с большой кроватью под расшитым балдахином — несомненно, королевская спальня.
Карлик с самым серьезным выражением лица, не проронив ни звука, низко поклонился Элинор, крутанулся на пятках и убежал, сверкая подошвами сапожек, оставив ее в одиночестве и нерешительности. Что же ей делать? Жестоко со стороны Эдуарда вовлекать ее в подобные игры, но не оставить подсказок. Не имея и не желая иметь опыта тайных отношений, нечего было рассчитывать на свою проницательность.
Все усложнялось еще тем, что в желудке вдруг поднялся настоящий бунт. Элинор ходила из угла в угол и от стены к стене, держась руками за больное место. Может ли так случится, что Господь, благословив ее, теперь наказывает за еще несостоявшееся прелюбодеяние, отбирая дарованное?
Звук открываемой двери и шагов возвестил, что наконец-то о ней вспомнили. Ожидаемо, это был Эдуард, и, ожидаемо, он был один. Элинор присела в приветствии, понимая, что вышло неловко: она с трудом сдержала порыв согнуться чуть ли не вдвое от резкой боли.
— Такая бледная… Испуганная девочка… — Эдуард подошел совсем близко. Он осторожно придерживал шею Элинор так, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза. Пальцами другой руки он осторожно очертил подбородок Элинор, не давая опустить голову. Она воспользовалась возможностью и потерлась о его ладонь щекой. Со стороны это походило на поощрение и ласку. Эдуард так и воспринял: правая рука его переместилась на поясницу племянницы. Может, потом она и устыдилась бы подобного порыва, но ее жест вовсе не означал заигрывание. Все было гораздо проще, и о подобной прагматичности точно не следовало знать восторженному Эдуарду. Королевское прикосновение исцеляет. Стоило воспользоваться близостью короля, проверить истину и помочь себе.
Дальше произошло нечто совсем безобразное и постыдное. Устрицы и вино оказались на полу, а еще на красно-синем расшитом котарди Эдуарда и даже на платье Элинор. Легенда говорила правду: она чувствовала себе несколько лучше и даже легко настолько, чтобы развернуться и, подобно карлику, сбежать из покоев. Она этого не сделала, но смотреть на перекошенное лицо Эдуарда стало невыносимо. Элинор который раз клялась, что она не будет прибегать к лживым уловкам подобного рода, но пусть лучше Эдуард в страхе покинет ее, решив, что ее задела черная смерть, чем останется наблюдать подобный позор. Элинор отступила, схватилась за живот и начала оседать на пол.
Неожиданно ее подхватили на руки, оторвали от земли. Элинор приподняла веки: ее благодетелем был король Эдуард. На его лице не было отвращения, только беспокойство и даже страх. А для Элинор не было в мире ничего, кроме этих сильных рук и серых, таких родных глаз. Элинор прикрыла веки и плотнее прижалась к Светлому рыцарю, пытаясь вот так впитать в себя каждую минутку внезапного безмятежного счастья, что охватило ее.
Когда Элинор пришла в себя, она все также находилась в королевской спальне. На ней не было ни платья, ни обуви, только нижняя сорочка, но то, что Эдуард не воспользовался ее беспомощностью, она знала наверняка.
Разложив на прикроватном столике мешочки и скляночки, возле нее суетился худощавый, крючконосый, седовласый мужчина в черном. Нетрудно догадаться, что это один из лекарей, которого послал Эдуард для спасения племянницы.
— Чтобы лечение вам не навредило, мне необходимо кое в чем убедиться, миледи, — не проявив никакой реакции на «воскрешение» Элинор, лекарь указал на ночной горшок.
Она предполагала, что именно нужно уточнить лекарю, и желала подтвердить свои догадки даже более него.
Все время, пока лекарь отсутствовал, Элинор не находила себе места. Она скромно полулежала в королевской кровати, нервно сминая в ладонях края сорочки.
— Выпейте это, — наконец-то вернувшийся старик протянул Элинор чашу с каким-то варевом. — В подобной ситуации я бы предложил пациенту отвар полыни и мяты для очистки желудка, но не в вашем положении, миледи.
— Что с моим ребенком? — прекрасно понимая, к чему он клонит, но пребывая в раздражении от того, что лекарь не прямо сообщил ей новость, а начал с намеков, довольно резко спросила Элинор.
— Значит, для вас, миледи, это не новость.
— С моим первым ребенком было все совсем по-другому, — она смягчила голос, добавив к беспокойству меда: лекарь словно упрекал ее в чем-то постыдном, но ей неизвестном.
— Тогда или сейчас не насторожило отсутствие крови, головокружения, тошнота по утрам? — лицо врачевателя презрительно скривилось, но, предупреждая возможный скорый повторный вопрос, он снизошел до ответа. — Ваш ребенок в полном порядке. Его Милости Эдуарду это уже известно.
Злобный лекарь, потеряв интерес к Элинор как к особе, но не как к пациентке, дал тщательные распоряжения тенью стоящей возле кровати Моне.
— Какой неприятный тип, — проговорила Элинор ему вслед, когда он наконец-то соизволил удалиться.
— Для Бевилаквы нет секретов в теле человеческом, но что касается людских страстей и порывов души, то тут он полный профан, — тут же защебетала Мона, склоняясь низко к Элинор, словно они были подругами. Служанка слишком много себе позволяла, но в этот момент Элинор не горела желанием заниматься ее воспитанием.
— Если бы он следовал совету выбранного имени, то растворил бы собственную желчь, — не Моне, а скорее закрытой за лекарем двери высказала оскорбленная Элинор.
— Не понимаю, — чирикнула юная особа, поправляя подушку подопечной.
— Не ломай над подобными пустяками голову, — благосклонно разрешила Элинор.
Мона успела приготовить отвар в соответствии с наставлениями сердитого лекаря Бевилаквы и уже начала поить им Элинор, когда, наконец, в свои покои вернулся король.
Элинор отодвинула руку Моны с чашей и, поджав ноги, устроилась так, чтобы выглядеть бодро и совсем не беспомощно. Эдуард дал знак, и служанка, посчитав это временным освобождением от обязанностей, поклонилась королю и, продолжая держать голову опущенной, осторожно попятилась к двери. Только оказавшись вне поля зрения Эдуарда, она позволила себе развернуться и выскользнуть из комнаты.
Творилось что-то неладное. Элинор предполагала, что после случившегося любовный пыл Эдуарда охладеет. Какая-то ее часть даже ликовала, видя в этом Длань Божью, остановившую блуд. Другая часть Элинор, та, которая, как ценный талисман, наивно хранила нежную влюбленность в Светлого рыцаря и восхищалась молодым богом Эдуардом, тихонько сожалела об утерянной возможности. Она уверила себя, что все останется как прежде: король Эдуард — ее тайная мечта, а сама Элинор — верная жена, но в этот новый-старый уклад не входила его пренебрежительная холодность.
— Рад лично убедиться, что вы в добром здравии. Оставайтесь здесь и ни о чем не беспокойтесь.
Доброжелательные слова Эдуарда были жесткими и холодными, как гранит. На его лице не было ни тени сочувствия, скорее, равнодушие или даже брезгливость.
— А как же вы? — в отчаянии это прозвучало так, словно она себя предлагала.
— Замок достаточно велик, чтобы находиться в отдалении от вас, леди Диспенсер.
Значит, он все же чем-то недоволен, даже озлоблен, но явно не тем конфузом, что случился совсем недавно. Эдуард все же выказал обиду и тем самым бросил ей тоненькую ниточку надежды на прощение.
— В чем моя вина? — она скрестила руки, придерживая ворот сорочки так, что они напоминали молитвенный жест. Опасаясь увидеть, как Эдуард уходит, Элинор повернула голову в сторону. Ее взгляд блуждал по бронзовому кувшину с отчеканенными гербами Плантагенетов и коронами, по его резной ручке и чаше, составляющей ему пару.
— Вы сдержанны и скромны. Несомненно, если женщина не болтлива, то это достоинство ценнее золота. Хотя, может, в ее молчании совсем другой смысл? Кого вы собирались назвать отцом ребенка, когда правду станет невозможно скрыть?
Как будто некто жестокий ударил Элинор в грудь, разом выбив весь воздух.
— Вы полагаете… — голос не слушался ее, слова вырывались с хрипом. — Вы полагаете, что я могла навязать вам своего ребенка?
— Что я должен думать?
Охвативший ее гнев словно стал ее сутью, подобно тому, как огонь съедает сырое древо и, разгоревшись с неистовой силой, становится чем-то, что невозможно остановить. Мужчина в подобном состоянии схватится за меч, оружием Элинор стали неосторожные порывистые слова.
— Как смеете вы упрекать меня в корыстной лжи? Как смеете вы даже предположить, что я могла бы продать честное имя своего ребенка? Да ни одна мать не пожелает своему ребенку судьбы бастарда! Ради вашей приходи меня доставили сюда, как породистую кобылу! А капризный одариваемый еще думает, ставить ли ее в стойло или достаточно просто покататься. Если я лгунья, то ложь моя только в том, что я нахожусь здесь добровольно, а не для того, чтобы защищать свободу мужа и права его семьи, пусть и ценой собственной чести. Вы окружаете себя льстецами и шутами, но храброе сердце, готовое служить вам, но не пресмыкаться перед вами, лишь повод для насмешек. Это вы виновны, что о ребенке вам стало известно раньше, чем его отцу! Если бы не вы, Хьюго не пришлось бы бежать на континент. Вы разрешили моему мужу охотиться на собственной земле, наверняка зная, что у него нет ни фута!
— Хорошая шутка, — Эдуард небрежно стоял, расставив ноги и уперев руки в бока, и смеялся, а хлынувшие слезы Элинор разом затушили пожар гнева. Эдуард все знал. Знал, что замки принадлежат барону, а не его сыну. Барон знал о прихоти Эдуарда, потому и не разрешил своей дочери сопровождать невестку. Возможно, и ее муж участвовал в заговоре. Сама же Элинор для мужчин оказалась разменной монеткой. Эдуард оказался хуже, чем его кузен Ланкастер, пытавшийся взять Элинор силой. Тот не скрывал своего желания и не собирался сожалеть или отказываться от возможных последствий.
Держать спину прямо не было сил. Забыв про гордость и про присутствие короля, Элинор оперлась обеими ладонями о кровать и опустила голову, позволяя распущенным волосам стать естественной завесой. Несколько слезинок упали на простыню, расплываясь мокрыми пятнами.
Неожиданно голова ее оказалась прижата к плечу Эдуарда, а сама она — в его крепких объятьях.
— Не надо плакать.
Ее герой удивителен: так скоро менять гнев на милость. Элинор всхлипнула и шмыгнула носом.
— Простите, Ваша Милость… Эдуард…
— Тише-тише, — сидя на краю кровати, Эдуард раскачивался вперед-назад, увлекая за собою Элинор. От него пахло вином. Король, возможно, взяв в собутыльники Пирса, успел осушить не один кувшин вина после того, как покинул эту комнату с потерявшей сознание Элинор. Еще одно движение — и они оба оказались опрокинуты. Элинор даже пискнуть не успела, придавленная королевским телом. Эдуард перекатился на спину.
— Вот и тебе, моя дорогая, пришлось ощутить всю тяжесть королевского бремени.
Элинор хихикнула. Эдуард попробовал подняться, но попытка оказалась неудачной.
— Вам нужно отдохнуть, — приподнявшись, она легко придавила плечи короля ладонями. Пока что он не собирался сопротивляться, потому и дальнейшее ей не представлялось таким сложным: следовало оставить Эдуарда в его покоях и попытаться успокоить. Король находился в таком состоянии, когда коварный Бахус исподволь лишает человека разума. Нечто подобное Элинор как-то раз наблюдала с собственным мужем. Сначала Хьюго был просто непомерно весел, а она же не видела в этом беды. Потом его потянуло на подвиги, которые закончились мертвецким сном возле недопитого бокала. Поутру Хьюго мучился головой и желудком, а настроение его было настолько скверным, что Элинор ненароком подумала исполнить его просьбу избавить его от мучений, забрав «никчемную» жизнь. Польза из всего произошедшего оказалась в том, что, дав клятву знать меру в питье, Хьюго ее сдержал. В той ситуации, в которой она оказалась, плохое расположение Эдуарда ее совсем не устраивало. Оно могло вылиться в опалу Хьюго и лишения их даже тех скудных привилегий и состояния, которые у них еще имелись.
— Останьтесь, — жалобно попросила Элинор.
— Нет! Если перед мужчиной такая ловкая лошадка, а он хороший наездник, то тут не удержаться от того, чтобы на ней не прокатиться.
Элинор понимала, что лицо ее вспыхнуло алым цветом, после того, как Эдуард перевернул ее кинжал на ее же сторону. Его вторая попытка встать оказалась более удачной, но Элинор тоже не теряла времени. Скоро перевернувшись, она оказалась на коленях у ног короля.
— И что это ты надумала, — возмутился Эдуард, когда она попыталась схватиться за голенище сапога и стянуть его вниз.
— Поухаживать за вами, как положено любящей племяннице заботиться о добром дядюшке.
— Хуконито Короткий Меч просто счастливчик.
— Кто такой этот Короткий Меч?
— Спросишь у своего мужа. Хотя я делаю его работу: учу женщину послушанию и уважению, — подхватив Элинор под мышки, Эдуард вновь втащил ее на кровать, а потом, после небольшой борьбы, завернул ее в одеяло, как в кокон, так, что какое-то время она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Внезапно став серьезным, он произнес. — Спи спокойно. Я не сделаю ничего против твоей воли.
Слегка пошатывающейся походкой Эдуард покинул эти покои второй раз, напоследок запечатлев на лбу Элинор отеческий поцелуй. Почти тут же появилась Мона. Помогла выбраться Элинор из ее пут, поправила постель, заново приготовила целебный отвар.
Остаток ночи прошел спокойно. По крайней мере, Элинор так крепко спала, что даже если и была где-то в замке потасовка, она не услышала. Ее приказ оставить королевскую спальню и вернуться в покои, которые выделили ей изначально, не нашел возражений у слуг. Мона принесла ее платье, которое оказалось так идеально вычищено, что не осталось и следа. Так что смущаться оставалось только из-за воспоминаний, а лучше всего в таком случае сделать вид, что ничего и не происходило.
— Я хочу тебя кое-кому представить. Одной очень важной особе, — загадочно произнес Эдуард, когда они увиделись вновь.
Интрига должна раскрыться довольно скоро, потому задавать лишние вопросы не имело смысла. В комнате, куда провел Элинор Эдуард, возле очага на медвежьей шкуре расположилась забавная компания из трех человек. Юный Дональд Мар в представлении точно не нуждался. Служанка, одна из тех, что помогала Элинор в купании, не являлась такой уж значимой персоной. А вот светловолосый мальчик лет двух или трех, не более, казался совсем неожиданным обитателем замка. Лицо еще по-детски нежное, но серые, широко открытые глаза, некоторые черты и даже жесты, а также то внимание, какое ему уделяли, не оставляло сомнений, кто его отец.
— Леди Элинор, это Адам.
Малыш поднял голову.
— Дональд не умеет рассказывать истории и хочет играть с Кэт, а не со мной, — пожаловался он.
— Просто лошадка устала, а прекрасная дева принесла ей воды.
— Разве дева должна поить коня, а не рыцаря?
Разговор, конечно, забавлял, но еще немного, и Дональд, который и сам порой вел себя, как ребенок, мог перейти грань и навлечь гнев короля своей дерзостью. Чтобы прекратить бесполезный спор и таким способом защитить друга, Элинор присела на шкуру рядом с мальчиком, оттеснив служанку.
— Хочешь, я расскажу тебе историю о слепом мышонке? Или об Уилле и поросенке?
— Я это уже слышал, — вздохнул Адам.
«Тебя почти отвергли. Скоро и Хукон скажет то же самое, если вдруг найдешь время побаловать его историями», — с грустью подумала Элинор. Терять в глазах короля звание непревзойденной рассказчицы ей не хотелось. К тому же она тут же нашла еще одну возможность, как развлечь заскучавшего мальчика.
— Или же историю о нем, — Элинор указала на деревянного рыцаря, которого цепко, как особо ценную реликвию, сжимал в руках Адам. — Как его имя?
— Рыцарь, — неуверенно произнес Адам. Будучи в восторге от великолепного подарка, он не подумал о такой мелочи, как дать рыцарю имя.
— Мне кажется, я узнала его, — Элинор сделала паузу, склонив голову набок, внимательно рассматривая пока что безымянного война. — Он напоминает мне…
— Кого? — не скрывая нетерпение, Адам протянул ей игрушку.
— Точно! Теперь я точно знаю! — поднеся рыцаря к лицу, воскликнула Элинор. — Это же славный сэр Галахад! Тот самый, кто смог найти и удержать в руках Святой Грааль.
— Расскажи о нем, — потребовал мальчик.
— Пожалуй, я тоже послушаю, — Эдуард присел рядом, а поскольку места на шкуре оставалось совсем мало, то Дональду пришлось шустро подскочить, уступая свой нагретый кусочек.
Имя Галахад для деревянного рыцаря вырвалось внезапно. На самом деле ее любимцем среди рыцарей Круглого стола являлся простоватый, дерзкий Персиваль, но, взглянув на малыша Адама, она не могла отделаться от мысли: вот он — еще не познавший свое призвание Галахад, незаконнорожденный сын сэра Ланселота, воспитывавшийся далеко от грешного мира, однажды занявший королевский трон, но легко его оставивший.
Она начала рассказ с появления Галахада при дворе короля Артура, когда скинули покровы с Гибельного Сидения и прочитали там имя прибывшего, а затем вместо рассказа о будущем героя свернула историю в его прошлое. О том, как одинокий юный Галахад рос при дворе своего деда, короля Пелеса, но ему не приходилось скучать. Хотя мальчик старался во всем слушаться наставников, испытания и приключения все равно преследовали его. Он справлялся с ними с достоинством благодаря доброте, душевной чистоте и благородству. Однажды из-за происков злого чародея он заблудился в лесу и был выведен на свет старшим мальчиком, принявшим его за лесного духа. Вместе им удалось расколдовать страшного зверя, державшего в страхе всю округу, который на деле оказался феей леса, заколдованной чародеем. Она предрекла мальчикам будущее, но они по малолетству не прислушались к ее словам. Лесного мальчика, спутника Галахада, звали… Персиваль.
То, что ни Адам, ни стоявший позади Дональд, ни король никогда не слышали подобной истории, Элинор точно знала. История Галахада и Персиваля была всего лишь ее фантазией, когда еще в детстве, наслушавшись рассказов няни Кристины, она закрывала глаза и представляла, как два героя, еще не познавшие славы, вопреки всему объединяются, и у этого бесстрашного отряда был еще третий член — мудрая и прекрасная Элинор, разбившая сердце Галахада, избрав Персиваля. Кто знал, что ей придется вспомнить обо всем, но при этом забыть о своем участии в выдуманных приключениях.
Элинор льстило, что ее рассказ, без сомнения, нравился главному слушателю. Адам сидел с приоткрытым ртом и не сводил с нее восторженного взгляда, а рыцаря, которого Элинор ему вернула, крепко прижимал к груди. Хоть второго слушателя рассказчица не видела, но чувствовала его спиной. Дональду Мару обычно трудно было простоять спокойно хоть несколько мгновений, но теперь он стоял, замерев, то одобрительно крякая, то фыркая, если герои совершали глупость. Вот уж кому действительно подходила в данный момент роль Персиваля. Возможно, стоять без движения ему было и неудобно, но присесть на корточки, когда рядом сидел король, Дональд так и не решился, потому осторожно переминался с ноги на ногу.
Сам же Эдуард, казалось, больше интересовался сыном, чем ходом повествования или рассказчицей, только ладонь его накрыла ладонь руки Элинор, которой она опиралась об пол для удобства. Оставить все, как есть, оказалось легче, и не подать виду, что это ее как-то взволновало, для Элинор стало не так и сложно. Ее щеки не покраснели, голос не дрогнул.
— Фея вывела Галахада из леса. «Вот он, большой камень на развилине. Вот большое сухое дерево!», — узнавал он знакомые места. От радости, что скоро увидит матушку и деда, он скоро побежал, но, сделав несколько шагов, вспомнил, что не поблагодарил красивую добрую женщину, что была так любезна. Галахад оглянулся, но ее уже не было. Больше он никогда не видел.
— Ты тоже исчезнешь, как эта фея?
Элинор не знала, что сказать. Любой ответ мог ранить Адама: правда для малыша была бы болезненна и равна предательству, но ложь стала бы еще большей отравой в будущем.
— Господин Адам, чтобы вырасти большим и сильным, вам пора поесть и лечь отдохнуть, — вмешалась Кэтти, нарушая тишину и спасая ситуацию.
Адам, воистину золотой ребенок, не капризничая, не сопротивляясь, позволил себя поднять, чтобы увести прочь, и даже протянул Кэт руку.
— Когда ты проснешься, то еще увидишь прекрасную леди Нору, — пообещал Эдуард. Адам оглянулся и, не изменяя серьезному выражению на личике, кивнул. — Вы хотели что-то спросить?
Элинор оглянулась. Они оказались одни в этом зале.
— Что случилось с матерью Адама? — недолго думая, она воспользовалась возможностью удовлетворить свое любопытство.
— В отличие от Элейны из Корбеника, она не смогла выполнить клятву вырастить сына.
— Кем эта женщина была для отца Адама? — не удержалась Элинор от следующего вопроса.
— А вот это, моя дорогая племянница, — Эдуард приблизил свое лицо так близко, что они чуть-чуть и коснулись бы носами, — опасный вопрос. Для тебя. Ведь я могу решить, что твоими устами говорит ревность.
Элинор сглотнула и растерянно хлопнула ресницами. Какое право она имела допрашивать короля? Какое право она имела обижаться и ревновать? Она решила, что почти четыре года назад на Фестивале лебедей принц Эдуард давал ей знак своей сердечной привязанности. Глупая, глупая Нора. Его любовь, оказалось, принадлежала матери Адама, — дорогая тайна, которую он так удачно спрятал от всего мира.
Поднявшись, Эдуард протянул руку Элинор. Приняв помощь, она продолжала хранить молчание, не смея нарушить правила и обратиться к королю без дозволения даже с объяснениями.
— Ты накануне ночью упрекала меня в некой несправедливости, — бесстрастно напомнил Эдуард, пока они направлялись к выходу.
— Ваша Милость приказали арестовать замки Красе, Вельде, Вилкс, а также Речной, якобы принадлежащие моему супругу. На самом деле эти замки находятся во владения его отца, барона ле Диспенсера, — медленно, взвешивая каждое слово, начала Элинор, выполняя миссию, что возложил на нее свекор.
— Мне это известно, — перебил Эдуард.
— Но… — Элинор запнулась. Любое неосторожное слово могло вызвать недовольство короля, а значит, навредить Хьюго.
— Зачем я все же отдал подобный приказ? — сказал за нее Эдуард. — Твой муж, не владея землей, пользовался доходами с нее. Его отец, как добропорядочный хозяин, обязан знать, куда идет доход с его собственности. Иначе его можно считать соучастником преступления.
Элинор покосилась на короля: судя по его суровому виду, он не шутил.
— Мой муж не хотел ничего дурного. Если что и двигало им, то молодость и горячность, а также забота обо мне и сыне. Как иначе молодой рыцарь может доказать свою доблесть? Я взываю к вашей мудрости…
— Твоему мужу будет время доказать свою доблесть на родной земле, — перебил Эдуард.
Элинор ликовала: если король упомянул возможности Хьюго проявить себя, то наказание не будет суровым.
— А как же барон Диспенсер? Разве он не доказал свою преданность и вашему отцу, и вам? — не оставляла завоеванных позиций Элинор.
— Замки будут возвращены владельцу, как только моя племянница Элинор явится ко мне с объяснениями, как смела она без разрешения покинуть королеву.
— Значит, все уже решилось.
— Нет! Еще нет.
— Разве условие не выполнено? — Элинор, повернувшись к Эдуарду, состроила забавную мордашку. — Такого исполнительного человека, как барон, во всей Англии не сыскать.
— Кто знает… Граф Глочестер утверждает, что после сдачи замка получил ценный трофей — леди Диспенсер и ее сына, — даже сообщив подобную новость, Эдуард продолжал сохранять серьезную мину. — Моему человеку удалось перехватить их на пути в Лондон. Завтра жена мятежника и ее сын прибудут в Лестер, и мы сможем выяснить, которая из вас самозванка.
— Ах! — Элинор не сдержала восторженного возгласа, и тут же прикрыла губы ладонями: ее сын снова будет подле нее. За такую новость можно отказаться от любого замка без сожаления.
— В чем дело, миледи?
Шествуя за Эдуардом, Элинор даже не заметила, что привел он ее к ее же покоям.
— Я вам так благодарна, Ваша Милость! — руки безвольно опустились вниз, но не успела правая завершить свой путь, как была подхвачена ладонью короля. — Эдуард…
— Благодарность отдай Господу, — Эдуард невесомым поцелуем прикоснулся к кончикам ее пальцев, царапая ноготком губу. — И береги себя.
Элинор отступила в любезно раскрытую Моной дверь. Если бы Эдуард последовал за нею, то она бы не стала его останавливать, но он остался стоять на месте.
Лекарь Бевилаква после осмотра нашел состояние Элинор вполне хорошим. Однако злой человек велел унести все присланные королем Эдуардом сладости и лакомства. Вместо этого Элинор дозволено было съесть несколько кусочков черствого хлеба и запить их вином, в которое Бевилаква подмешал предварительно какой-то порошок. Тратить силы на спор подопечная строгого лекаря не собиралась. В ее планах после короткого отдыха было последовать совету короля и возблагодарить Господа за благополучный исход похождений. Недалеко от замка находилась церковь святой Марии. Элинор собиралась посетить ее, чтобы исповедоваться и помолиться за мужа, скитающегося в чужой стороне, а Дональд Мар любезно согласился ее сопроводить.
По сравнению с лондонскими соборами церковь в Лестере можно было назвать небольшой, но никак не скромной. Она не терялась рядом с королевским замком, как не потеряется рядом с громадным воином молодая хорошенькая девушка. Хотя такое сравнение и показалось Элинор греховным, но именно оно пришло на ум. Замок был удобен и надежен, как и подобает жилищу для королевской особы, а церковь, с ее высокой, уходящей в небеса колокольней, с резными пилястрами и витражом розой, несомненно, являлась обиталищем Господа.
Каждый, даже самый легкий шаг по мозаичному полу гулко отдавался под сводами, нарушая тишину. Несомненно, их приход не остался незамеченным. Местный священник — старик с испещренным бороздами морщин лицом, но живым и ясным взглядом, — хоть и занимался приготовлениями к завтрашней мессе, принял их с радостью и выслушал исповедь Элинор, не порицая, а советуя.
— Здесь такое умиротворение, — проговорила Элинор. — Как будто исчезли все земные тревоги.
— Тогда останемся еще ненадолго, — Дональд, слишком живой, слишком резкий в движениях, как ни странно, являл собой свою полную противоположность: был непривычно тих и задумчив. Может, ему передалось настроение спутницы, а, может, и его буйный нрав усмиряло благочестивое спокойствие этого места.
Как особы, приближенные к королю, они воспользовались правом присесть на скамью под одной из арок.
— Я так и не спросила, как ты поживал все время, что я отсутствовала при дворе, — у них не было времени поболтать, а с Дональдом всегда приключалось столько событий, что рассказывать о них он мог хоть несколько часов подряд.
— Я виделся с матерью, — паж Эдуарда смотрел не на Элинор, а в сторону, на резной элемент — полураспустившийся цветок, стремившийся ввысь и венчающий боковую доску скамьи.
С одной стороны, Кристина Брюс, как сестра Роберта Брюса, объявившего себя королем Шотландии, и жена одного из сподвижников разбойника Брюса Кристофера Сетона заслуженно несла тяжесть возмездия. Роберт Брюс и его захваченные сестры являлись дальними родственниками де Клеров, но не поэтому ее судьба тревожила Элинор: прежде всего она была матерью Дональда, а этот мальчик вдруг стал для нее по-настоящему близок. В отличие от младшей сестры Мэри, которую приказом Эдуарда I подвесили в клети на всеобщее обозрение и устрашение скотов на стенах Роксбургского замка, наказание Кристины Брюс было гораздо мягче. Ее всего лишь заточили в один из самых строгих монастырей. Однако для Дональда это не могло служить утешением. Любящий, нежный сын, он желал видеть ее свободной и счастливой.
— Хочу верить, что она находится в добром здравии, — искренне пожелала Элинор.
— Вы же знаете, что она теперь под опекой сэра Томаса, — Элинор кивнула. Это было чуть ли не одним из первых приказов молодого короля. Сэру Томасу Грею надлежало присматривать за леди Кристиной и заботиться о ее безопасности и всех нуждах. Задание ответственное и почетное, ведь держал ответ надзиратель только перед королем. — Я не доверял ему, но разве от меня что-то зависит?
— Он плохо с ней обошелся? Обидел ее? — встревожилась Элинор. Если слово Дональда имело мало веса, то к ней Эдуарду придется прислушаться.
— Нет-нет, леди Нора, — поспешил развеять ее беспокойство Дональд. — Дело совсем в другом. Сэр Томас — хороший человек, веселый и добрый. Мне кажется, он именно поэтому мне не понравился. В его поместье матушка не пленница, а гостья. И могла бы стать хозяйкой, если бы сэр Томас не был настолько правильным.
— Ты говоришь загадками, Дональд.
— Ох, леди Нора, — мальчик запрокинул голову, рассматривая роспись на стене. — Я почти не помню отца, но помню улыбку матушки. И ее смех… Когда она смеялась, я не мог удержаться и смеялся вместе с нею. Потом появился Сетон, и улыбка исчезла с ее лица. Я его возненавидел. Мне казалось: мало того, что он пытается ее у меня отнять, он делает ей больно. Когда я узнал о его казни, я обрадовался…
— Не ты выносил приговор и не ты заносил меч над его головой. К тому же, если он был плохим мужем, никто не осудит тебя за желание счастья матери.
— Он не был плохим мужем, — тяжело вздохнул Дональд. — Я спросил у матери, и она сказала, что не имела достаточно времени его узнать, а, возможно, и полюбить. Она знала о его чувствах, но не отвечала взаимностью. Знал об этом и мой дядюшка. Только, короновавшись, он спешил наградить верных ему людей, а моей матери не дал даже возможности оплакать отца. Ей пришлось прогнуться под его железный нрав, но ее слезы вовсе не от горькой судьбы, а скорее от ее предчувствия. Так она сказала.
— Она прогнулась, но не сломалась. — Элинор погладила острое плечо парня. — В жестокую бурю несгибаемые деревья выворачивает с корнем, а легкие лозы гнутся, но не ломаются.
— Это правда. Тем отраднее после бури увидеть на лозе цвет. Только даст ли он плоды?
— Снова загадка, Дональд.
— Нет, леди Нора, — на этих словах его голос вдруг дал хрипотцу. Дональд мотнул головой и кашлянул, схватившись за горло. Он как-то беспомощно покосился на Элинор, но, убедившись, что его слабость осталась незамеченной, продолжил. — Все так просто. Мне кажется, что сэр Томас снова научил маму улыбаться. Вы близки мне, леди Нора, как сестра, а мастера Эдуарда я бы желал назвать старшим братом, но я бы не возражал, если бы у меня появились братья и сестры по крови. Я без обиняков сказал это сэру Томасу. Он сказал, что был бы этому только рад, но это невозможно, а мама только посмеялась. Сэр Томас слишком послушен воле короля, а мама не понимает, что ей нужен защитник, который станет ей опорой не по королевскому приказу, а по велению других, более крепких уз. Я готов принять на себя этот долг, но ведь ей нужно большее, чем сыновья любовь.
Элинор запечатала губы Дональда, приложив к ним палец.
— Пойдем, — она встала и увлекла за собой Дональда. Достойна ли она выслушивать подобные откровения и давать советы? По крайней мере, лучше продолжить разговор не в доме Господа, где право на таинство исповеди принадлежит священнику.
Они вышли на солнечный свет, и Элинор еще раз совсем другими глазами посмотрела на своего спутника. Неунывающий Дональд никак не напоминал испуганного одинокого ребенка, у которого отняли родину и семью. Сколько же сил понадобилось маленькому мужчине, чтобы не впасть в отчаянье, не обвинять, не озлобиться? Тело ребенка, лицо гладкое, еще даже пушка подросткового нет, голос еще не начал ломаться, но все это лишь вопрос времени. Главное — благородная душа истинного рыцаря. Дональду явно польстило бы ее восхищение, но она оставила его при себе. Сейчас другу нужен был совет, а не пустая похвальба. Она попыталась говорить с ним, как говорила бы с мужчиной своих лет или же старше.
— Позволь матери решить свою судьбу самой. Представь, что будет, если, поддавшись соблазну, сэр Томас похитит леди Кристину? Он получит достойнейшую из женщин, но потеряет доверие короля. Позволит ли Эдуард оставаться им вместе? Ведь твой дядя может решить, что к его сестре применили насилие и поруганную честь нужно омыть кровью. Кому от этого будет польза?
— Вы правы, леди Нора.
Хоть на площади, вытоптанной тысячами ног, снега не оставалось, но, пока Элинор произносила свою речь, неугомонный Дональд успел наскрести его достаточно, чтобы слепить снежок, а потом швырнуть его в спину оруженосца графа Корнуолла. Оставленный при лошадях, пока они были в церкви, тот увлекся беседой с молодой горожанкой и совершенно не был готов к нападению.
— Эй! — сердито обернулся он, уверенный, что его соперник — кто-то из городских мальчишек, но, увидев Дональда, расплылся в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего. Конечно, в присутствии Элинор он не посмел бы даже пальцем притронуться к королевскому пажу, но потом наверняка нашел бы, как жестоко отыграться за легкую шалость.
— Леди Нора, как вы могли?!
Возмущение Дональда стало для Элинор неожиданностью, а он стоял, удивленно выпучив глаза и приподняв брови домиком. Засомневался и оруженосец, переводя взгляд то на важную королевскую гостью, то на пажа.
— Как твое имя, напомни-ка? — грозно спросила Элинор, неожиданно для себя поддержав шутку.
— Уолли Квинси, миледи! — вздернув голову и приложив руку к боку, как будто готов был выхватить меч, ответил оруженосец, уязвленный такой забывчивостью и пренебрежением от знатной особы.
— Будь осторожней в следующий раз, Уолли Квинси. Что, если так подкрадется враг, а ты не будешь готов?
Первой прыснула девица, с которой любезничал Уолли, потом седой воин, приставленный охраной к Элинор и точно видевший все, что произошло, затем к ним присоединился Дональд. Только оруженосец и его «обидчица» не поддались общему веселью. Элинор не нравилось, что из-за проказы Дональда ей пришлось поставить в неловкое положение молодого оруженосца, который и сам был почти мальчишкой.
— Что это было? — устроила она допрос, как только случилась возможность.
— Он посмел зажимать Кэт, — пожал плечами Дональд, ничуть не смущенный тем, что произошло.
— Какое вероломство! — восклицание Элинор относилось скорее к пажу, чем к оруженосцу, посмевшему покуситься на даму Дональда, но для последнего это не имело значения.
Не успела Элинор отойти от посещения церкви и обдумать, сколько будет делать вид, что обижена на Дональда, как шустрый мальчишка принес новое приглашение от Эдуарда.
У большого загона, окруженного высоким частоколом, собрались король Эдуард, его паж Дональд, маленький Адам и Элинор. Элинор терялась в догадках, какую диковинку припрятал Эдуард в загоне для лошадей.
Никогда ранее Элинор не приходилось видеть мавров, но она слышала о них множество самых противоречивых и невероятных вещей. Даже ее скудных знаний хватило, чтобы догадаться, что мужчина с кожей цвета ночи, в широких штанах, суженых книзу, в халате, подпоясанном красным суконным поясом, и в странном головном уборе, созданном из намотанной вокруг головы ткани, являлся представителем этого народа. Правда, большее удивление вызвал не он, а зверь, которого он вывел.
Голова зверя была словно голова дракона, длинные лапы, завершающиеся то ли ступнями с двумя пальцами, то ли необычными копытами, схожими с задними конечностями грифона, шея, словно шея огромной птицы, но при этом животное было покрыто не чешуей или перьями, а светлой шерстью цвета мокрого песка. На огромном теле возвышались две горы, и Элинор бы не удивилась, если бы на них росли маленькие деревья, которые сейчас стали совсем незаметными из-за зимы. Зато хвост у зверя был по сравнению с его ростом маленький, словно прут, и с кисточкой на конце.
— Это верблюд, — пояснил Эдуард. — В тех далеких странах, откуда он родом, их используют как лошадей.
— Правда ли, что они живут сто лет и пьют только грязную воду? — Элинор попыталась вспомнить, что знала о дивных животных.
— При всей своей мощи, эта тварь — создание нежное. Если его продают незнакомцу, то может заболеть и умереть. Так что с верблюдом пришлось привезти и Касима. Вот у него лучше и спросить. А что касается ста лет, — Эдуард подмигнул, — можем проверить. Я вот собираюсь жить не меньше.
— Так и будет…
Шутливое заявление, обманув природу, жить почти вечно, всколыхнуло какую-то странную необоснованную уверенность тверже скалы: если сейчас Эдуард сделает полшага, если заключит ее в объятья, то вопреки всему все так и случится. Вот так легко и просто, хоть и не объяснимо, как притяжение, которое возникло, когда ребенком она увидела его впервые. Ей не нужно было учиться любить, как это было с Хьюго. А, может, ее чувство к мужу и не любовь, а только убеждение, в которое она заставила себя поверить, чтобы смириться с выбором, сделанным не ею. Обман, который она выдавала за правду, раз не может избавиться от сомнений, а истинная ее судьба стоит рядом. Совсем близко. Стоит только ей дать знак, достаточно только пожелать, и он все исполнит. Ведь он — ее избранный Светлый рыцарь. Они будут жить сто лет и больше. Вместе…
— Леди Нора, не желаете прокатиться на таком скакуне? — вопрос Дональда вывел Элинор из оцепенения.
Совсем не обращая на нее внимания, опершись о изгородь, Эдуард переговаривался с мавром Касимом, отдавая ему распоряжения.
Послушный воле погонщика, верблюд опустился на колени. Дональд Мар влез ему на спину и посадил впереди себя Адама, после чего, повинуясь мавру, животное встало.
— Это безопасно? — несмотря на медлительность и явную покорность, зверь не внушал Элинор доверия.
— Совершенно безопасно, — Эдуард не спускал глаз с мальчиков, но, судя по его расслабленной позе, только для того, чтобы запечатлеть в памяти каждый миг пребывания с сыном, а не из-за беспокойства. Малыш Адам относился ко всему происходящему со сдержанностью философа, зато Дональд проявлял восторг, свойственный его неукротимой натуре. — Настолько безопасно, что я тоже позволю себе предложить тебе прокатиться.
Первым желанием Элинор было дать безусловное согласие на подобное рискованное предприятие. «Разве упущу я подобную возможность?» — готовы были произнести губы, но сказали:
— Прошу меня простить, но я должна отказаться.
— Что же, я понимаю. Моя прекрасная Нора боится оказаться в неловком положении, ведь, чтобы сесть на верблюда, ей бы пришлось задрать юбки и раздвинуть ноги.
Понимая, что с королем не должно говорить, как с человеком своего ранга, Элинор спрятала все остроты. У нее был свой способ слегка задеть Эдуарда, не переходя грань дозволенного.
— Ваша Милость забывает, что мне приходится беспокоиться не столько о своей чести и приятном виде, сколько о здоровье того, кого ношу, — красноречивей слов был жест: Элинор приложила ладонь к животу.
— Я лично обеспечу вам безопасность, — переупрямить Эдуарда, если он что замыслил, — задача не из легких. Элинор уже собиралась сдаться, когда внезапно получила спасение от явившегося из замка посланника. Сообщение оказалось настолько коротким, что сомнений не оставалось: для короля оно не стало неожиданным.
— Они уже здесь, Ваша Милость.
— Не думай, что тебе так легко удалось отделаться. Тебя ждет еще одно испытание.
— Пощадите! — шутя, взмолилась Элинор. — Я лучше влезу на верблюда, чем буду томиться неизвестностью о ваших замыслах.
— Отклонено! Поверь, тебе понравится сюрприз. Ты только должна немного подыграть в одном представлении.
— Представлении? И кем же мне предстоит быть?
— Собой.

@темы: ФБ, Любимая графомань, Элла и Ко, Douce Dame Eleonor

---

"Волки грядут" от cy-lindric






Одного не хватает. Не жилец?

@темы: ПЛИО

---

Мой любимый художник) В сериале эти моменты будут упущены, но во время хиатуса почему бы не помечтать и не по фантазировать. Ролло, Гизла и Гийом...




laure-demontety

@темы: Роллизла

---

Ричард Кейтон Вудвиль "Коронация Эдуарда II и Изабеллы Французской"

@темы: Элла и Ко

---

Игра престолов. 4.06

Три встречи и всего одно убийство?

@темы: ПЛИО

---

Начало; Часть 2; Часть 3, Часть 4

Название: Douce Dame Eleonor
Автор: Roksan de Clare
Бета: Контесса, Kage Tsukiyama
Исторический период: 1309-1310 года
Размер: макси
Пейринг/Персонажи: Хьюго ле Диспенсер / Элинор де Клер / Эдуард II Карнарвонский
Категория: джен, гет
Жанр: общий
Рейтинг: R
Краткое содержание: В феврале 1310 года Хьюго ле Диспенсер Младший сбегает во Францию на турнир. Наказанием за подобный поступок является конфискация земель. Что в этом случае делать любимой племяннице короля и жене Хьюго Элинор?

**
— Если бы брат дал знать, что вы находились в Речном, разве я сидела бы здесь спокойно? — шутливо жаловалась Изабелла. — Зловредный Хьюго не дал мне возможности обнять племянника… Ах! Следует быть осторожной, — Изабелла одернула руку от вышивки, словно уколовшись иглой. — И познакомиться поближе с твоим рыцарем.
Среди всех детей барона Диспенсера Изабелла отличалась особенной красотой. Такие женщины рождаются, чтобы их любили и ими любовались. Изабелла это знала. Ее движения всегда отличались мягкостью, говорила она тихо, зная, что к ней всегда прислушаются, и подобная неловкость ей была не присуща. Такую Изабеллу, жену кузена Гилберта, помнила Элинор. Две свадьбы, роднившие дом де Клеров и семейство Диспенсеров, произошли почти одновременно: Хьюго и Элинор, Изабелла и Гилберт. Упрямый и своенравный, Гилберт де Клер, барон Томонд, один из лучших друзей принца Эдуарда, и нежная Изабелла стали одной из красивейших пар Фестиваля лебедей. Брак с первых лет казался перспективным. Чуть больше чем через год Изабелла родила мальчика — первого внука барона Диспенсера, Томаса. То было время радости. Очень скоро настало время печали. Гилберт умер, заболев лихорадкой. Его сын пережил его лишь на несколько месяцев.
Горе, облачившее Изабеллу в свои вуали, не смогло лишить ее привлекательности. В траурных темных одеждах, в белом вимпле с вышитыми черным вдовьими слезами, скрывавшем ее волосы, шею и грудь, Изабелла напоминала цветок, накрытый могильной плитой: он бледен, но прекрасен настолько, что даже уставший путник пожелал бы расчистить для него землю или даже забрать в свой сад.
Со временем Элинор подружилась со всеми сестрами Хьюго: всезнающей, заботливой Алиной, хохотушкой Елизаветой, скромницей Маргаритой. Только с Изабеллой, несмотря на то, что они по двойному родству могли называть себя сестрами, отношения оставались отстраненными.
В Эссендайне Элинор изменила мнение об Изабелле как о ледяной принцессе. Она окружила Элинор заботой, которую та сначала принимала с равнодушием. Только когда Изабелла каким-то наитием предложила посидеть с Элинор ночью, пока та не уснет, она как очнулась.
— Благодарю тебя за все. После всего, что произошло, ночь для меня не время сна, а время страхов.
— Я посижу с тобой, пока ты не уснешь, — заверила ее Изабелла. — Что же тебе пришлось пережить, моя дорогая?
Такую заботу Элинор могла вспомнить только от матери, но родня мужа постепенно стала ее семьей. Может, раньше она, желая им понравиться и быть любезной, просто не пыталась пустить их в сердце. Элинор искренне обняла Изабеллу, уткнувшись лицом ей в плечо.
— Самым ужасным было разговаривать с мышью, — наконец-то нашла силы ответить она. «И это самое невинное, что можно рассказать», — вдруг поняла Элинор.
— Мышью? Как интересно. Но не буду тебя торопить, — Изабелла почувствовала замешательство невестки и постаралась ее мягко успокоить. — На самом деле мне интересно, что происходит при дворе: что носят, как развлекаются, кого с кем подозревают в сердечной связи.
Этих новостей Изабелле Элинор могла предоставить в избытке. Они проболтали чуть ли не до полуночи, пока обе не начали зевать и отвечать невпопад.
Поскольку Элинор оставалась под покровительством родственников мужа, то так или иначе о своих приключениях ей бы пришлось поведать. Уже утром на свежую голову она решила, что именно расскажет Изабелле, а что утаит, что приукрасит, набавляя цену пережитым опасностям, а что не выдаст и под пытками. С первыми лучами солнца вернулись и прежние тревоги. Все стало даже хуже. Телом она отдохнула, но душу только сильнее мучило неведение. Добрался ли Джон Инге до барона Диспенсера? Отослал ли тот отряд в Речной? Решилось дело переговорами или битвой? Вопросы, на которые сейчас никто не дал бы ей здесь ответ.
Не имея никаких сведений, Изабелла все же утешала Элинор, как могла, но, видно, в разговорах чаще звучало имя Джон, чем Хьюго, и ее терпению пришел конец. И дала она знать свойственным ей способом, намекнув, что Джона и Элинор связывало нечто, помимо пережитого путешествия.
— Джон Инге всего лишь служит твоему брату, он предан Хьюго, но никак не мне, — строго возразила Элинор. — Для него я не более, чем внезапно свалившееся неудобное имущество хозяина, которое он обязался доставить в определенное место.
— Я бы так не сказала, — Изабелла отложила вышивание и похлопала себя ладонью по колену. Белый долговязый полугодовалый щенок тут же подскочил к ней, ожидая ласки. Изабелла поправила на нем кожаный плетеный ошейник и только потом провела рукой от головы до холки по короткой жесткой шерсти любимца. — Так часто рыцари ценят своего коня выше, чем любимую женщину. Ради чего тогда странный рыцарь Джон загнал коня? Может, сокровище, что он вез, для него было дороже жизни?
— Прекрати! — резко прервала ее Элинор. Щенок, решив, что хозяйке грозит опасность, тявкнул и попытался броситься на обидчицу, но Изабелла остановила его, схватив за ошейник.
— Тише, Джакки, — приказала она, но щенок в безумном восторге собачьей любви всей пастью захватил ее ладонь, прикусив, может, и не так сильно, однако Изабелле это не понравилось. — Непослушный пес! — все еще придерживая его одной рукой, высвободив другую, она щелкнула пальцем у него по носу. Щенок воспринял наказание как награду, лизнув ее ладонь, потом еще, потом он попытался схватить хозяйку за рукав. Аделе, единственной девушке, составляющей свиту Изабеллы, стоило труда, прицепив к ошейнику серебряную цепочку, оттащить его от Изабеллы и заставить хоть немного успокоиться.
— Столько молодой силы! Не удержать! — звонко смеялась Адела, пока пес, став на задние лапы, вытянув вперед передние и вывалив розовый язык, безуспешно пытался дотянуться до хозяйки.
В любой другой момент такая сцена вызвала бы у Элинор улыбку: или ей казалось, или мир стал тусклее после новости, что ради нее Джон Инге пожертвовал лошадью. Паук не самый лучший конь: себе на уме, своенравный, но очевидно, что для Инге он не просто лошадь, а боевой товарищ, который вытаскивал его из многих переделок. Даже если во время путешествия между Элинор и Инге возникла симпатия, даже если ее гложела вина за холодное прощание, такую жертву она оплатить могла только дружеским отношением. Джон Инге наверняка это понимал. Паук был всего лишь лошадью, но, узнав о его гибели и вспомнив погоню по ночному заснеженному Рэттвуду, Элинор сама ощутила тоску, словно потеряла кого-то знакомого, почти друга.
— Он знает, что скоро ему будет, куда ее выплеснуть. Хотя стоит приучить его к порядку, — заметила Изабелла.
— Поручите это дело Уолтеру. Тогда уже два верных пса будут смотреть на вас в три глаза, но не кусаться.
Изабелла пропустила фривольную шутку Аделы мимо ушей.
— Мы собираемся совершить конную прогулку к мельнице. Не желаешь присоединиться? — она обернулась к Элинор.
— У меня нет повода отказаться, — хорошо, что щенок со своею возней отвлек Изабеллу и она не заметила замешательства Элинор.
— Вот и хорошо. Тебе еще нужно что-то подобрать для выезда.
Оказавшись без вещей, только в том, в чем приехала, Элинор вынуждена была пользоваться платьями Изабеллы. «Мне они сейчас не нужны, так пусть кому-то доставят радость», — говорила Изабелла. Самой же Изабелле доставляло радость переодевать гостью, словно она была ее ребенком или куклой. Хотя Элинор любила красивую одежду, но постоянная смена нарядов и украшений утомляла, хотя одновременно позволяла забыть о тревогах на какое-то время. На счастье, в этот раз ограничились примеркой только одного темно-синего шерстяного платья. Но даже так Элинор не выглядела родственницей-приживалкой: приготовленный для нее Изабеллой плащ был подбит беличьим мехом и скреплялся фибулой в виде натянутого лука и стрелы, украшенной по оперению маленькими камешками.
Хотя конец зимы не лучшее время, чтобы любоваться окрестностями, но прогулка наверняка помогла бы хоть немного отвлечься от нестерпимого ожидания известий. Это должна была быть самая обыкновенная конная прогулка, но то, что это не совсем так, Элинор поняла, когда увидела лошадь, которую якобы для нее приготовили: единственную в своем роде лошадь, не узнать которую она не могла.
— Паук? Как он здесь оказался? Ты же сказала, что он пал! — Элинор не сдерживала удивления и восторга.
— Я сказала, что сэр Джон совсем загнал свою лошадь. Не желая отдыха, он сменил ее на другую и отправился туда, где находился мой отец, — спокойно, как ничего и не произошло, пояснила Изабелла и тут же, не меняя тона, отдала распоряжение. — Эта лошадь не подходит для прогулки дамы. Приведите другую.
Элинор обратила внимание, как выделила Изабелла короткое «другую». Обернувшись на Аделу, она увидела только нескрываемое любопытство к происходящему. Лицо одноглазого Уолтера оставалось непроницаемой каменной маской. Если бы не шутка с Пауком, если бы не это «другую», то с первого взгляда Элинор бы сказала, что эта мышастая лошадь очень похожа на…
— Пылинка? Это же Пылинка! Но как она здесь оказалась?
— Действительно. Если это та лошадь, о которой ты рассказывала, то как она могла здесь оказаться, если она пала после бегства от разбойников, и потом вам с сэром Джоном пришлось ехать вдвоем на его лошади? — ни тени насмешки, ни тени упрека: Изабелла говорила все так же ровно, просто как констатировала, что днем светит солнце. Взяв Элинор под руку, она отвела ее в сторону так, чтобы их не слышали чужие уши. — Мне жаль, что ты мне не доверяешь. Мы женщины одной семьи. Что бы ни случилось, я постараюсь понять тебя и даже принять твою сторону.
— Ты такая же коварная, как и твой брат! Устроить ловушку, чтобы посмеяться надо мной! — вместо слов прощения Элинор закипала гневом.
— Прости! Если бы ты себя увидела со стороны, то так бы не злилась, — Изабелла звонко засмеялась; поразительный контраст траурных одежды и жажды жизни. Обида Элинор отступила сама собой.
— Все же как она здесь оказалась? Ее привели люди твоего отца? Есть известия из Речного? — если была хоть крохотная возможность получить сведения об осажденных в замке, то терять ее Элинор не собиралась.
— Кроме первого вопроса на остальные у меня только один ответ: нет, — остановила ее Изабелла. — Лошадь привел сюда этим утром мужчина в зеленом. Не представившись, он сказал, что лошадь принадлежит леди Элинор ле Диспенсер и его хозяин велел ее привести именно сюда. Он ушел до того, как страж догадался задержать его силой или посулив вознаграждение. Все же это не Троянский Конь, а ловкая ездовая лошадка. Не было повода оставлять ее за стеной. Так ты приоткроешь тайну ее чудесного воскрешения?
— Хорошо, но ты должна рассказать, что происходит между тобой и кастеляном Уолтером, — Элинор не собиралась так легко прощать Изабеллу.
— Откровенность за откровенность, — ответила та, аккуратно направляя Элинор к лошадям и ожидающим Уолтеру Черному и Аделе.
— Почему мне кажется, что сделка слишком уж неравнозначна, раз ты так скоро на нее согласилась, — с улыбкой заметила Элинор.
— По-другому и быть не могло. Ты приняла условия. Так что сегодня вечером жду правдивый рассказ о твоих невероятных похождениях.
Элинор не знала, что думать о странном поступке разбойника Роба. Широким жестом вернув лошадь владелице, он вроде как проявил благородство, но одновременно поставил в пикантную ситуацию, заставляющую усомниться в ее честности и порядочности.
— Прости меня за небольшую ложь. Я боялась, что ты меня осудишь, если узнаешь всю правду.
— Неужели тебя есть за что осуждать?
— В том-то и дело, что нет. И в это, наверное, сложно поверить. Я бы точно не поверила!
Они засмеялись, а потом обнялись в знак того, что стена недоверия разрушена. С грустью, но и с какой-то легкостью Элинор вдруг ощутила доверительную близость, которой у нее не было даже с сестрами. Еще не рассказав все, но получив возможность выговориться, она словно сняла с себя некий груз.
Прогулке радовался не только развеселившийся Джакки, который то и дело с лаем шнырял в кусты, разгоняя засидевшихся там птиц, но и сама Элинор. Она опустила капюшон, позволяя ветру ласкать лицо, и пустила Пылинку в галоп. Если бы кто-то сказал, что такое случится, она назвала бы его лжецом. С возвращением Пылинки к Элинор вернулось чувство безмятежности и полета. Пусть и на короткое время. Остановившись подождать других всадников, Элинор вздохнула полной грудью и тут же пожалела об этом. Голова закружилась, но ей удалось сохранить сознание и даже не пошатнуться, крепко вцепившись рукой за седло. Хорошо, что Изабелла была далеко и скорее всего ничего не заметила.
— Ты подобна Элинор Аквитанской, не хватает только белого кречета, — заметила Изабелла.
— Я ветвь ее древа! — вздернув подбородок, строптиво ответила Элинор. Совсем недавно она кичилась именитыми женщинами своей семьи перед Джоном Инге, но тогда все было пустым бахвальством, теперь — дерзким способом скрыть собственную слабость.
По возвращению их ждала новость: барон Диспенсер следующим днем прибудет в Эссендайн. Элинор надеялась, что откровенный разговор с Изабеллой помог хоть как-то унять волнения.
— Тайнами лучше делиться, накрывшись с головой покрывалом. И зимой наверняка уютнее. Я скучаю по холодным долгим зимним ночам, когда мы с сестрами, прижавшись друг другу, как цыплята, могли болтать хоть всю ночь напролет. До тех пор, пока няньки не начинали на нас шикать. А несчастное личико Элизабет, когда она узнала о моей скорой свадьбе: «Теперь ты, как Алина, будешь спать со своим мужем, а не с нами»…
С такой затеей легко согласиться. Зимний день короткий, а ночь длинна. Лучше ее проводить за приятным разговором, чем за метаниями без сна. Оставшись на ночь вдвоем у Изабеллы, они словно закончили обряд подтверждения того, что отныне и до скончания веков они не просто родственницы по браку с братом Изабеллы и кузеном Элинор, а подруги и даже сестры. Окончательно закрепить их союз, по мнению Изабеллы, следовало, выпив по бокалу вина. Названную сестру так позабавило изумление Элинор, что вино не разбавлено: «Хорошо, что жизнь при дворе тебя не испортила, но сегодня можно уйти от светских благопристойных правил». Еще для них Изабелла велела приготовить тарелку с марципановыми сладостями, но устроилась так ловко, что тянуться за лакомствами приходилось Элинор, и для себя, и для «сестры». При этом хитрюга объявила, что предпочитает левую часть кровати, так как верит в примету о счастливой стороне. Возражать Изабелле, что в примете говорится о супругах, Элинор не стала. Она уже убедилась, что зачастую во всем, что делают и что говорят Диспенсеры, следует искать двойной смысл. Кормить Изабеллу сладостями особого труда не составляло, тем более, что себя Элинор баловала чаще.
— Если когда-нибудь с мужем на брачном ложе вы будете развлекаться поеданием сладостей, то он, несомненно, уступит тебе последнюю конфету. А я нет! — Элинор пронесла последний марципановый шарик возле раскрытого, как у птенца, рта Изабеллы. Той оставалось наблюдать, как специально медленно с причмокиванием смакует его подруга.
— Рада, что ты не будешь считать меня предательницей, если я выйду замуж второй раз, — оставив веселость, произнесла Изабелла.
— Мне ли тебя осуждать, а тем более считать предательницей, — Элинор просто язык чесался спросить, о каком это будущем муже говорит Изабелла, но, умерив любопытство, она поспешила ее успокоить. — Моя матушка, если помнишь, так недолго оставалась вдовой. Она и Ральф де Монтермер дали такой повод для сплетен в свое время. Но я последняя, кто станет ее осуждать.
— Должно быть, твой отчим — интереснейший человек. Похоже на волшебную историю: простой рыцарь и принцесса.
— Или же на способ избежать другого нежелательного брака, — Элинор уже не была той наивной девочкой, чтобы верить в воплощение красивых легенд: слишком скоро Джоанна Акрская огласила о своем втором браке и беременности, как раз накануне навязанной ее отцом свадьбы с графом Амадеем Савойским. Слишком скоро, потеряв титулы и земли, Ральф де Монтермер нашел другую знатную вдову. Кого и могла она считать предателем, так именно его, за то, что безжалостно, как хрустальный кубок, разбил одну из ее детских сказок, воплощенных в жизнь. Сплетничать о нем не было никакого желания, только скорее забыть, потому она поспешила перевести разговор на более интересную для нее тему. — Простой рыцарь и принцесса — это как Уолтер Черный и Изабелла?
— Сначала история о похождениях прекрасной и самоотверженной леди Элинор ле Диспенсер, — напомнила Изабелла.
— Тогда слушай и не пропусти ни слова, — хоть Изабелла и была ее немного старше, Элинор захотелось ее защекотать, как иногда она делала со своей сестрой, малышкой Джоанной, но она сдержалась.
— Как же я завидую тебе, — после самого правдивого рассказа о случившихся приключениях на лице Изабеллы Элинор прочитала неподдельный восторг. — Позволь дать тебе совет. Не пытайся что-то скрыть от отца. Самое страшное, что может произойти, — утрата доверия, а с остальным мы справимся вместе.
— Кстати, о доверии. Ты обещала открыть мне, что происходит между тобой и Уолтером Черным.
— Ничего такого, что стоило бы твоего внимания.
— Ты лукавишь? — нечто подобное Элинор ожидала услышать, но возможность легко упрекнуть Изабеллу за невыполнение договоренностей она упустить не могла.
— Вовсе нет. Уолтер Черный — хорошо обученный пес, который выполняет команды так скоро, как возможно. Адела решила, что мои приказы выполняются чуточку быстрее, чем даже приказы отца.
Элинор стало обидно не столько за то, что тайна оказалась не стоящей и выеденного яйца не стоила, а больше за Уолтера.
— А ведь управляющий даже не знает, что так интересен дочери хозяина.
— Спать пора, — Изабелла, оставив шпильку Элинор без внимания, начала моститься, устраиваясь поудобнее.
Затушив свечу, Элинор последовала ее примеру.
Следующее день, по мнению Изабеллы, выдался как никогда морозным. Она куталась в плащ и потирала изящные ладони, спрятанные в кожаные перчатки, одну об другую. Потом она перехватила руку Элинор под локоть в жесте поддержки, а, возможно, и в попытке взять от нее немного того жара, который заставил ее только при одном упоминании о приближении барона выскочить его встречать чуть ли не впереди всей челяди.
Отряд барона Диспенсера медленно въезжал в ворота замка. Барон Диспенсер, спустившись с лошади и передав поводья старшему конюху, медленно подошел к ожидающим его молодым женщинам. Сначала он по-отечески обнял невестку, а уже потом дочь. Элинор почувствовала себя легкой, как перышко: барон привез добрые вести.
— Вы взяли Речной?
— Вы считаете, что смеете требовать у меня отчета, прежде чем я утолю жажду и переоденусь с дороги, миледи?
Уверенность Элинор стремительно падала вниз брошенным в колодец камнем. Барон направился к замку, а Изабелла повела Элинор вслед за ним.
— Если так и останешься стоять, то превратишься в ледяной столб. Все хорошо, — постаралась подбодрить она приунывшую родственницу.
Элинор не находила себе места. «Если бы новости были дурные, то мы бы узнали их прежде, чем отец вернулся», — Изабелла не оставляла ее и продолжала успокаивать, но в этот раз отвлечься не удавалось. Она попыталась заставить Элинор спеть под ее аккомпанемент на арфе, но та сразу отказалась, заявив, что ей не до веселых песен, а грустные только усилят терзания. Изабелла затеяла игру в Четыре сезона, но Элинор была настолько невнимательна, что и это пришлось прекратить.
— Я люблю выигрывать, но не тогда, когда противник вступает в битву, чтобы сдаться, и не скрывает этого, — Изабелла порывистым движением смела с доски фигуры.
— Точно как твой брат! — ехидно заявила Элинор. Ей никогда прежде не приходилось видеть Изабеллу в гневе, она даже не могла предположить, что эта милая, несколько отстранённая девушка в мгновенье ока может превратиться в настоящую мегеру. Схожесть жестов и выражения лица с Хьюго, окажись он в подобном состоянии, поражала и даже забавляла. Изабелла, не понимая, что так развеселило партнершу по игре, злилась еще больше.
— Ну, знаешь ли…
Сделав вывод, что сейчас может разразиться драка, белый щенок Изабеллы Джакки забрался под одно из дальних кресел и оттуда уже, оскалив зубы, зарычал, готовый в случае чего вступиться за хозяйку.
— Леди Элинор, — едва не разгоревшуюся ссору прервал вошедший секретарь барона, проворный худощавый мужчина, имени которого она не помнила. — Пройдемте со мной. Мой господин ожидает вас.
В дверях перед кабинетом свекра Элинор столкнулась с выходящим Уолтером Черным. Барон рассчитал все так, чтобы не потерять ни мгновенья, но то, что ей он предпочел отчет от управляющего, несколько покоробило ее гордость. А, может, от Уолтера требовалась информация совсем другого рода? Может ли быть такое, что управляющий заметил на постоялом дворе то, что осталось скрытым от Элинор, и трактовал это по-своему? Или же как он объяснил появление лошади Элинор уже после хозяйки?
Сердце Элинор сделало гулкий удар. Она замедлила шаг, входя в широко открытый дверной проем. Дверь любезностью секретаря тут же за ней захлопнулась. «Это не Последний приговор, и ты не та маленькая девочка, для которой этот человек стал воплощением зла», — упрекнула она себя. Барон был вежлив, но без особых эмоций. Элинор даже засомневалась: человек он или некий дух, вершитель судеб. За краткое время, которое он мог бы посвятить отдыху, он привел себя в порядок. Барон был свеж и гладко выбрит, хотя еще утром Элинор помнила легкую щетину на его лице, которая делала отца Хьюго более человечным. Какие бы ни были противоречия между Хьюго и его родителем, но муж с восхищением рассказывал о великой любви между бароном и матерью Хьюго, строптивой и величественной Изабеллой де Бошан. Подтверждением этому служило то, что хоть и прошло уже четыре года после ее смерти, хоть барон Диспенсер вполне еще был полон сил, но о новом браке речь пока не шла. «Огненная госпожа и ледяной барон», — Элинор не смогла отогнать непристойное видение свекра и его жены, когда они оставались наедине за закрытой дверью. Улыбка так неуместно коснулась ее губ, а краска залила лицо, но и страх ушел.
— Расскажите все, начиная с того, как вы оказались в Речном, — велел барон.
Неспешно, не отвлекаясь на многословные яркие подробности, какими изобиловала история для Изабеллы, но все же не упуская важных деталей, Элинор начала свой рассказ. Помня наставления Изабеллы говорить только правду, Элинор была искренней, как перед судьей или священником, но все же кое-что заменила подобием правды. Она скрыла домогательства Томаса Ланкастера и мошенничество Джона Инге. Первое могло стать причиной если не войны, то обострения конфликта, который случился еще до того, как у враждующих сторон появился резон: лояльность или неприятие близкого, но неудобного друга короля — Пирса Гавестона. Элинор не знала, когда и из-за чего все началось, но в конфликте ей никак не хотелось сыграть роль Елены Троянской или же библейской Дины. К тому же на ее спутнике Инге не должно быть и тени непристойных деяний.
На том постоялом дворе с Джоном они оказались по той причине, что еда там была лучше, чем у конкурентов, а комнаты комфортнее. Ничего удивительного, что Томас Ланкастер предпочел эти преимущества жесткому ложу постоялого двора для святош. Кузен узнал ее и попытался взять под стражу. Они вынуждены были бежать, при этом Джон Инге мужественно защищал подопечную. Дальше события развивались так, как все происходило на самом деле.
Элинор внимательно смотрела на свекра, а тот, казалось, смотрел на нее, без всяких эмоций, просто мудрый слушатель. Или же камень! Проще было бы говорить с истуканом, чем с отцом ее мужа.
— Вы можете идти, а что вам делать дальше, я скажу позже.
— Теперь я могу узнать известия из Речного?
Это нужно было сказать мягко, покорно, как жертве, питающейся милостью, но получилось так, что Элинор, не отводя взгляда, просто выбросила эти слова, что мечом палача висели над ее шеей.
— Если все идет как надо, то Речной уже сдался на милость короля.
Он говорил это так спокойно, как сообщал, что за окном день.
— И вы не отправили им помощь? — Элинор не могла поверить в то, что слышала.
— Мой посланник прислал им четкий приказ — сложить оружие.
— Табот не сделает этого! Он верен хозяину земель! — ее бравада была прервана коротким…
— То есть мне.
— Вам? — Элинор не понравилось, как она взвизгнула от неожиданности, услышав подобное заявление, но оборачивать назад время, увы, — способность, людям недоступная.
— Вам и вашему мужу всего лишь позволили там жить и вести хозяйство для общего блага.
— Благодарю, конечно, и от себя, и от имени вашего сына, — чтобы не дать выхода гневу, Элинор до боли сжала кулаки, впившись ногтями в подушечки ладони, но не смогла сдержать его весь, чуть выплеснув на акцентированном «вашем сыне». — Но этой путаницы не было, если бы нам позволили жить на наших землях.
— Ваших землях? — впервые за всю их беседу Элинор увидела проблеск эмоций на лице свекра: судя по слегка поднявшемуся уголку губы, насмешка, а по коротко брошенному на нее взгляду… Тревога?
— Те земли, что Хьюго унаследовал после смерти матери, и те, что я принесла в брак, — неуверенно попыталась поспорить она.
— Не мне стоило просвещать вас в подобных вопросах, — барон откинулся на кресло, указательный палец правой руки сделал несколько ударов по крышке стола. Элинор поняла, что свекра самого тяготит этот разговор. — Когда вы вступали в брак, то оба еще не достигли совершеннолетия. Потому все ваши владения перешли под опеку ближайшего родственника.
— Вас.
— Меня, — барон пропустил мимо ушей ядовитый тон сказанного.
— Но теперь Хьюго достиг возраста и может вернуть свои и мои земли.
— Он их получит. После моей смерти.
«Я так зла, что готова ускорить скорбное событие», — едва сдержалась Элинор.
Молчание затягивалось.
— Таков закон. Хьюго должен был пояснить вам, — примирительно, как, наверное, ему самому казалось, продолжил барон. — Возможно, мой сын боялся потерять себя в ваших глазах. Значит, между вами нет доверия. А в этом есть и ваша вина.
«Закон и власть для вас важнее сына», — готовые вырваться слова снова оказались невысказанными. Она сидела, опустив голову, рассматривая кончик туфельки, выглядывающей из-под платья. Туфельки и платья Изабеллы, отданных Элинор. Она же сама обворована теми, кто призван был ее защитить. Сколько бы еще она пребывала в счастливом неведении? У нее нет ничего… Неправда! У нее есть ценное сокровище, которое человек, находившийся вместе с нею в этом кабинете, тоже попытался отнять. Ее сын! Теперь, наученная горьким опытом, она не отпустит его до окончания нежного возраста и периода, когда его все-таки придется отдать в обучение.
— Можете ли вы гарантировать, что Хукону не причинят вреда?
— Да, конечно. Не стоит об этом беспокоиться, — барон немного замялся от неожиданной перемены темы. К тому же он, как и все окружающие, привык звать внука «малышом Хьюго» и скорее всего даже не сразу понял, о ком речь. Но он тут же оговорился: — как вы понимаете, опала отца может плохо сказаться на его будущем. Хоть вы только частично причастны к сложившейся неблагополучной ситуации, но только от вас зависит ее исход.
— Что я должна сделать? — произнесла она обреченно.
— Позже я скажу вам, — барон поднялся, давая знак, что время, отведенное для решения этого вопроса, закончено.
Задерживаться дольше она и сама не собиралась. До обеда, постаравшись избегать какого-либо общения, Элинор уединилась в своей комнате. Просто завалилась как была, в одежде на кровать и пролежала так до тех пор, пока слуги не напомнили, что пора собираться за стол. Она позволила привести себя в порядок, радуясь, что слез не было и не нужно скрывать свои слабости. Хорошо, что Изабелла, все еще обиженная после их внезапной ссоры или понимающая, что все пошло не так, не беспокоила ее.
В честь возвращения хозяина обед оказался особо разнообразным и насыщенным. Была подана говяжья вырезка с кисло-сладким соусом из слив и изюма, форель, запеченная на овощах, паштет из гусиной печени, пироги с разнообразными начинками. Удивительно, как у Джерарда, музыканта при доме барона Диспенсера, не сел голос так долго петь. Сначала звучали медленные и торжественные легенды о героях прошлых лет, затем забавные песенки наподобие истории девы и ее жениха тролля. Странное дело: под звуки музыки и вкусную еду чувство опустошения прошло. Элинор прислушивалась к разговорам людей Диспенсера и даже отвечала вежливыми репликами на их вопросы, пока барон не произнес:
— С вопросом о захваченных замках придется разбираться вам, дорогая Нора.
— Я сейчас же отправлюсь в Лондон, — Элинор отложила кусок лимонного пирога, попробовав его едва-едва. ЕБудь он яблочным, то доставил бы больше удовольствия своим вкусом.
— Отъезд можно отложить до утра. Вы поедете в Лестер. Именно там находится наш король.
Виночерпий любезно долил вино в бокал барона, но тот не спешил отпить.
— Значит, в Лестер, — Элинор постаралась, чтобы ее голос звучал бравадно, и подняла вверх бокал.
— Я могла бы тебя сопровождать, — оживилась Изабелла.
— Нет, — строго сказал барон, а его дочь не посмела ничего возразить.
Может, Изабелла и была расстроена неслучившейся возможностью оказаться ближе к королевскому двору, но виду она не показывала, сосредоточив все внимание на сборах Элинор в дорогу.
— Вот это платье будет просто идеальным! В меру скромное, в меру роскошное! — она велела служанке приготовить платье из темно-синей шелковой парчи с изысканной вышивкой нитью чуть светлее, изображающей диковинное дерево со спрятавшимися в его ветвях птицами. Чтобы увидеть ее и полюбоваться, приходилось всматриваться, а значит, доля внимания даме будет обеспечена. Рукава, по последней моде очень узкие, скреплялись множеством маленьких жемчужин-застежек и расширялись к запястью, глубокие проймы, тоже дань моде, обшиты заячьим мехом. — Мне не довелось его носить. Его сшили как раз перед тем, как пришло известие о Гилберте…
— Прости меня! — прошептала Элинор. Теперь она уже попыталась успокоить подругу.
— Тебе не за что просить прощения. Мне оно сейчас ни к чему, а тебе наверняка принесет удачу.
— Я в этом уверена, — Элинор бодрилась, но чувствовала себя совсем не так беспечно, как хотела показать. Ее мало утешало то, что барон официально объявил о ее отъезде, а значит, взял ответственность за все, что могло произойти.

@темы: ФБ, Любимая графомань, Элла и Ко, Douce Dame Eleonor

---

Флэшмоб: Как создать обложку для своего альбома.

Утащила у  Снук:

1) Зайдите в Википедию и нажмите "Случайная статья". Это название вашей группы.

2) Зайдите в Викицитатник и нажмите "Случайная статья". Последние 3-5 слов в статье - название вашего альбома.

3) Зайдите на Flickr. "Последние 7 дней". 5-ый снимок - обложка вашего альбома.

Нимродэль с альбомом:
"Лучше вас всех!"


И кто бы сомневался)

---

Ассоциативный флешмоб

Все просто: отмечаетесь в комментариях, выдаю 5 ассоциаций, которые вы должны объяснить у себя в аналогичной записи.

Мне от  VelvettVi

Исторические романы – наверно тот жанр, которому если не то, что постоянно верна (я ветрена в своих пристрастиях), но постоянно возвращаюсь. Будущее туманно, но прошлое за пределами срока человеческой жизни вполне реальное, хотя иногда тоже недосягаемое. Когда-то эти люди жили, любили, совершали ошибки, ломались под давлением обстоятельств или, наоборот, к ним приноравливались. Началось это еще в школе, когда раз за разом влюблялась в эпохи. Сначала это была античность, потом средневековье, потом… Потом мир стал слишком «стар».
Элинор де Клер – все к первому пункту. Просто для интереса как-то решила поинтересоваться, кто же составлял пару человеку, который возглавляет рейтинг исторических злодеев. Была ли несчастной жертвой, которая терпела «позорные» похождения мужа, или была той еще карьеристкой, как это описано у Дрюона. Первым сюрпризом было наличие у пары множества потомков. Еще королевская кровь данной дамы, которая была внучкой Эдуарда I, и соответственно племянницей Эдуарда II. Дальше больше: Изабелла оставила в живых сыновей Элинор, которые на тот момент по тем меркам были взрослыми, но насильственно постригла в монахини ее дочерей – девочек 9-12 лет. Неужели будущие женщины были опаснее разгневанных мужчин? Еще Элинор отметилась ограблением Тауэра. Именно за похищение неких сокровищ ей было предъявлено обвинение. Еще, двое достойнейших мужчин своего времени устроили чуть ли не драку с поножовщиной, чтобы отстоять законность именно своего брака с Элинор. Она путешествовала, она была хорошей матерью, она занималась благотворительностью, отстраивая школы и знаменитое аббатство Тьюксбери, теряла все и, тем не менее возвращала. Разве устоишь раскопать о ней нечто большее, а если и остаются белые пятна, то и пофантазировать.
Бессонница – не могу сказать, что страдаю. Наверно по натуре я больше сова, потому пишется-работается мне лучше всего ночью. Вдохновение приходит тогда же. И в это время мне надо с кем-то поболтать. В этом смысле во многом спасают «ночные чаты» по которым я уже успела соскучиться.
Весенние цветы – моя слабость. Это просто чудо, когда после холодов вдруг внезапно появляется нечто прекрасное. Появляется жизнь. Они не такие пышные, как летние, не такие долгоцветущие, но они – это возрождение. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Кто знает, некоторые кустики, которые уже разрослись плотно, пришлось рассаживать. Потому пока держу кулаки, чтобы прижились. И мало ли еще, что, но на прошлый год был в коллекции подснежники несколько видов крокусов, пролески, нарциссы, тюльпаны, пионы. Не считая те, которые естественные, сами по себе растут, как например фиалка и одуванчик, который не просто цветок, а еще и просто супер полезная вещь. И мне все мало…
Мюзикл – самый первый мюзикл был «Белая ворона» на пластине. Под него засыпала как под сказочку. Потом по радиоволне (кажется это был Проминь) крутили в определенные дни зарубежные мюзиклы: Кошки, Иисус Христос супер стар, Оливер Твист и т.д. Это нельзя было назвать увлечением. Просто интерес – сюжет и песни? Неплохо-неплохо. Потом уже через много лет случился МЛОР. Вот тут внезапно шибануло настолько, что это вылилось в некоторые приступы графомани. Когда же фанатство по этому мюзиклу чуть угасло, остался интерес к этому направлению.

Мне от  Контесса

"Солнце в зените" - лучший роман о Ричарде III. И это без преувеличения. На второй волне увлечения оклеветанным королем, кинулась за литературой, по большей части художественной. Вот тогда-то, по рекомендации я и наткнулась на Пеннман (она возглавляла список). Спасибо товарищу рикардианцу, который скинул мне роман в оригинале, поскольку оказалось, что книга так и не переведена. А там... Это действительно шедевр. Во-первых с Ричардом мы знакомимся не в период его прибытия в Миддлхейм, как в обычных книгах, а в нежном шестилетнем возрасте. Он еще достаточно наивен, но характер проявляется. История с приручением лисенка и беспечным старшим братом не может не вызвать улыбку. А еще там пока что жив Эдмунд. А еще малышка Анна... И дальше, дальше... Не смотря на то, что моя дружа с английским весьма условная, но очень хочется хоть немного познакомить с этим, без лишнего пафоса шедевром.
кламповцы - можно сказать, что знакомство с Клампом началось с "Собирательницы карт Сакуры". И это было одно из первых аниме, которое довелось посмотреть. Были еще "Иксы" и "Триплексоголик", но как-то их вместе не связывала, пока... Пока бро не позвала меня на ФБ за команду "Крылышек". Самое смешное, что это была самая дикая авантюра на тот момент: мангу я не читала, именно аниме не смотрела. На удивление еще и относительно результативно сыграла.
Сальери - надеюсь не я) Хотя исторически гонения Моцарта и тем более отравление его - поклеп и наговор. В общем музыкалка оставила меня равнодушной к его истории. Но потом, как всегда вмешался случай и бро... Которая принесла мультипликационный клип. И это была L'Assasymphonie. Тут случилось что-то наподобие взрыва. Хотя в тот момент я больше была увлечена разгильдяем Моцартом (Мике).
И ностальгия...

интернет-гадания - вот это болезнь дневника. Не то, что я воспринимаю это серьезно.
фотошоп - рисовать я не умею. Ручки кривоваты. Но хочется. Зато вырезать любила с детства. Так почему бы не совместить приятное с полезным? Надеюсь, что перспективы есть)

Мне от  Снук

Сад - есть такое. Дедовское наследство. Вообще я хотела жить на земле, потому летние каникулы и выходные в этом доме воспринимались на ура, как повод выбраться из бетонной клетки. Растения на подоконнике особо не заменят растения, особенно деревья, выросшие в "диком" грунте. Вообще, если запустить, то сказка превратиться в кошмар. Зато весна у меня уже ощущается полным ходом. Подснежники, крокусы, пчелы. А скоро тюльпаны, ирисы, пионы, деревья. Рай!
Туман - одно из любимых явлений природы, хоть я и не ёжик. Если густой туман, то весь мир становится нереальным. Есть что-то загадочное. Один шаг и можно оказаться в другой реальности.
Пламя Парижа - к сожалению на постановку попасть не сложилось. Судя по либретто года два назад прям очень актуально так. И я такая а-ля Жаннет)
Корона - с меня не спадет Очень полезное виртуальное украшение. Может его никто и не видит, но она есть. Что касается реальных корон, то сейчас среди фаворитов корона Римской империи, которую императрица Мод прихватила в память о муже. Правда следующий император посчитал это воровством, но разве для интересной женщины жалко короны? Тем более она позже пригодилась сыну, уже для коронации как короля Англии.
Абстракция - один из интереснейших способов познания. И вообще, все, что не касается тебя любимого априори абстракция. Поскольку целостной и неповторимой есть только одна личность, а все остальное требует систематизации.

Мне от  Белинда Ланнистер

Средневековье - может воспоминание о прошлой жизни, может просто любовь к времени юности человечества. Красивая, может и жестокая пора, но во всех временах хватает зла. Не сказка, но что-то далекое, исчезнувшее, как благородные рыцари, разрушенное, как старые замки. Или драконы... Совсем другое мышление, совсем другая мотивация. Некоторые истории складываются так, что писатель с самой изощренной фантазией не придумает.
Тексты больших форм - когда-то я писала, что никогда не докачусь до жизни такой. Сглазила. Сначала был неоконченный фик по ТД. Вот о нем реально жалею, что остыла. Потом была долгоигралка на фесте. Даже две, но опять - беда. Почти к кульминации фандом попустил. Правда по ШХ есть еще два мистических полудетектива - и на этом пауза. Теперь - о ужас - в работе несколько проектов, на один из которых довольно таки амбициозные планы. Малые формы - бузусловно плюс, что дают быстрый всплеск, но большие истории дают возможность прожить более полный эпизод чужой жизни.
Ричард и Анна - наверное первое историческое ОТП, которое пришло не из прочтения-просмотра, а из собственного "исследования". Даже в заказной пьесе Шекспира между ними проскальзывает нечто большее, чем злодей-жертва, что касается реальной жизни: та самая удивительная, но грустная история из первого пункта. Если складывать по кусочкам сухие факты, то складывается интересный роман. Знакомство с детства - возможно дружба, игра в рыцаря и прекрасную даму, влюбленность. Разлука. Враждующие стороны. Замужество с одной стороны и загулы, другие женщины с другой. Загадочная, может и не совсем справедливая гибель Эдуарда Ланкастера. Встреча. Неожиданные препятствия к тому, чтобы быть вместе. Тайный брак, возможно совмещенный с мошенничеством. Десять лет счастливой жизни вдалеке от двора. Интриги. Триумф... Вот тут бы оставить: и жили они долго и счастливо, но печальное "история не знает сослагательных наклонений". Наверно, печальной точкой оказался Босфорд
Диспенсеры - еще одна внезапная любовь. В общем-то все началось с Дрюона. Насколько тщательно он писал французов и насколько карикатурными были англичане. Включая женоподоного фаворита Эдуарда. Там где неправдоподобно, там возникает недоверие. И повод копнуть немного глубже. Второе упоминание о Диспенсере прошло как-то мимо, когда в каком-то рейтинге его определили как глав.злодея всех времен. Третьим фактом, который вызвал интерес было то, о чем совершенно забыл Дрюон: десять детей Хьюго и его жены. Копнув глубже я поняла, что попала. Рыцарь, отец семейства, меценат, пират, оклеветанный не меньше, чем мой люимчик Ричард III, - это только о Хьюго Младшем. Дипломат, мудрый советник, хозяйственник - это о Старшем. Еще есть Младший-Младший, снискавший в молодом возрасте уважение своих воинов. Другой Хьюго Диспенсер, соратник Симона Монфора, и Диспенсер-Глостер - погибший при смещении с трона Ричарда II.
Викинги - до какого-то времени это была не совсем моя тема. Ну не очень-то романтичными мне кажутся орды, нападавшие на мирные поселения, убивающие, насилующие, грабящие. Да и период вроде как не мой. Потому в сериале "Викинги" я все время ожидала, когда этим ребяткам наконец-то наваляют. Хотя у авторов своя трава, но даже мало-мальских знаний хватает предугадать некоторые события: например переход Ролло на сторону франков. Бог с тем, что этот товарищ никак не мог быть братом Рагнара, главное, чтобы он оказался предком Уильяма Бастарда) Тем более, что в четвертом сезоне это шоу дало внезапное ОТП в виде принцессы для варвара. И как всегда ноосфера мне коварно опять подсылает викингов, но теперь в "Саксонских хрониках" Корнуолла. И там... варвар (ну почти) и принцесса...
Хорошее знание матчасти - приятно))) Я надеюсь)
Гетные ОТП - чтоы действительно "запасть" на какой-то канон должна обязательно там появится парочка. При этом не обязательно это будет очевидная для всех парочка. Но чем больше притяжения, тем лучше. Не то, чтобы я была таким уже 100% гетником, просто так получается, что ОТП в основном гетные)

Мне от  say hello to the virus

Осень - не люблю. Очень для меня это старение, умирание, ожидание смерти. А это подчас хуже, чем сама смерть. В этом смысле я не романтик. Как-то летняя жара приятней вроде как ожидаемого похолодания. Хотя в каком-то смысле это пора творчества и переосмысления.
Витраж - а вот это люблю. В смысле восхищаюсь. Есть в этом предмете интерьера нечто сказочное. Многие витражи дороги тем, что изображают моих любимых исторических персонажей. Ричард и Анна, родители, Кларенcы, семейка конкурентов. Они настолько мирно соседствуют в Кардиффском замке, что сразу придумывается совсем другая история. Про соседей, родителей-детей, но никак не про смерть. Что-то в стиле Галаванда)
Другая история. Другая женщина.

Классическое музыкальное произведение - "Полет валькирий". То самое. что можно слушать и в минуты торжества и радости, и в часы депры. На самом деле с классикой у меня перманентная любовь. Не все, и не во всякой подаче. Больше предпочитаю современную оработку.
Предательство - "Знает мое имя". Аниме так и не посмотрела. Ну ладно. Вообще от предательства получила прививку в детстве, потому отношусь к этому по-философски. Что-то в стиле философии де Сада: наказывать нужно обворованного за то, что соблазнил вора. Не пускай близко людей недостойных - и будет тебе счастье. Иначе - не плачь.
Клевета - вот бы фантазию людей придумывающих всякие гадости да в мирное русло...

запись создана: 17.01.2016 в 16:40

---

Забрать свой знак зодиака у Команды британских актеров

---

Это все тюльпаны

Увеличение - клик

---

Флешмоб от  Бертрада

Правила: если вы хотите участвовать, отпишитесь у меня в комментариях, и я выдам вам персоналию, с которой вы у меня ассоциируетесь. Затем вы постите в своем дневнике 14 фото/кадров/артов с этой персоналией под заголовком "Ни дня без *вставить имя*.

Мне от  Бертрада Анна Невилл

День первый

В общем, если не читать саму мангу, а просто позападать на некоторые арты, то вполне так можно найти много чего вкусного. Анна и Ричард из "Реквиема короля роз"

День второй

Вроде как по слухам есть игральная колода карт по Войне Роз. Не знаю, кем записали Ричарда, но фанаты выцапали Анну и ее первого мужа. (Хотя может это только фан-арт)

День третий

Один из моих любимых артов. Анна такая лисичка)

День четвертый

Одна из викторианских гравюр

День пятый

На этого автора и его комикс по Ричарду я давно заглядываюсь. Анна в свое самое счастливое время.

Anne Neville from The Boar by cabepfir on DeviantArt

День шестой

Ричард и Анна от Грэма Тернера

День седьмой

Анна Невилл в исполнении Роуз Хобарт "Башня смерти" (1939)

День восьмой

Вивьен Ли в постановке "Ричарда III" 1948 год

День девятый

Анна Невилл от Эдвина Остина Эбби

День десятый

Анна Невилл в исполнении Клэр Блум (1955)

День одиннадцатый

"Смерть леди Анны (королева Анна Невилл) Джозеф Неш, 1860

День двенадцатый

Еще одна грустная "викторианская" леди Анна

День тринадцатый

Современный рисунок Анны Невилл

День четырнадцатый

Фей Мерсей и витраж в соборе Тьюксбери

Бонус

Еще одна викторианская Анна Невилл


Бонус +
Вот такая Анна и внезапный Ричард из "Кровавой короны". Момент коронации.



От  VelvettVi Илития

День первый

С чего все началось

День второй

Ну разве не красавица?

Ilithyia by ChristineMoro on DeviantArt

День третий

Вот эта мордаха может быть мемом

День четвертый

Еще вот такая девочка

Ilithyia T Shirt Design by ShadowKira on DeviantArt

День пятый

И не говорите, что не планировался вместо грудастого недоразумения пейринг с этой римлянкой)

Увеличение клик по картинке

День шестой

Я тебя не из милосердия отпускаю. И муж тебя не любит

День седьмой

Еще арт

День восьмой

Как бы подруга... Как бы утешает...

День девятый

Ancient Roman Woman # 2 Ilithyia - Spartacus by Jurikrwawasuka on DeviantArt

День десятый

Девушка в гневе

День одиннадцатый

Девушка и дождь

День двенадцатый

Первое появление. Любимый муж (пока еще) и шубка

День тринадцатый

Еще один арт с Илитией

День четырнадцатый

Это все-таки Вива. И момент судя по всему финальный трагический, но главное настроение: "испачкали, нехорошие"


Бонус

Ilithyia by Vilce on DeviantArt


От  Белинда Ланнистер Джим Мориарти

День первый

Есть повод) Внезапно...

День второй

Ну как же без ОТП

Addicted by StarlightWhispers on DeviantArt

День третий

А вот не надо было наказывать...

Pouty Young Jim Moriarty by Arkham-Insanity on DeviantArt

День четвертый

Мой любимый артер по ШХ

The Criminal and the Tiger-Hearted Sniper by Sash-kash on DeviantArt

День пятый

Много Сеш-Кеш не бывает

Moriarty was Real by Sash-kash on DeviantArt

День шестой

Джим меломан

День седьмой

Наверно такого Джима я бы не отказалась поставить талисманом на письменный стол

День восьмой

Еще вам артов)

SHERLOCK: JIM MORIARTY by sweetlittlekitty on DeviantArt

День девятый

И снова мой любимый автор и пейринг

Molliarty Tumblr Collection by Sash-kash on DeviantArt

День десятый

Молли не может выбрать цвет помады и экспериментирует на Джиме, а некоторая дама экспериментирует в фотошоп.

День одиннадцатый

Джим на троне

День двенадцатый

Вся суть...

День тринадцатый

Джим. Старая фотография.


День четырнадцатый
Ну как же без МорМорМола


От  Irene-Assole Ревекка

День первый

Ревекка с отцом как раз накануне злополучного турнира в Эшби.

День второй

Ревекка - Элизабет Тейлор

День третий

Леон Конье. Бриан де Буагильбер и Ревекка

День четвертый

Вот такой вот любительский каст на Бриана и Ревекку

День пятый

Ревекка Грац. Прообраз книжной Ревекки. Дочь еврейского коммерсанта из Филадельфии. Имела множество поклонников, но отказалась от любимого из-за того, что он не был евреем. Так и не выйдя замуж, она посвятила жизнь помощи беднякам.

День шестой

Ревекка на одной из викторианских гравюр

День седьмой

День восьмой

Великолепнейший арт с ФБ, автор  Elle-r


День девятый
Оливия Хасси в роли Ревекки

запись создана: 03.01.2016 в 13:59

@темы: Sherlock BBC, Richard III, Джиммоллость, Брибекка

---

Начало, продолжение

Название: Выбор Ревекки
Автор:  Roksan de Clare
Бета:  andelyta
Канон: В. Скотт «Айвенго»
Размер: миди, более 16000 слов
Пейринг: Бриан де Буагильбер/Ревекка
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: R
Предупреждения: AU, Dub-con
Краткое содержание: Было ли разумно спасти врага? Храмовник не привык отступать.
Примечание: 1) все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними
2) данный текст является продолжением «Перемирие» ;
Скачать: Выбор Ревекки

Глава 5

Ты как нищую гонишь ее из ворот,
Я ж супругу свою охраню от невзгод.
И не станет она вспоминать Беневент,
Госпожою вступив в мое графство Кент.

Вальтер Скотт «Баллады о кровавой одежде» (Пер. С. Михалкова)

Стараниями Меира, желавшего отблагодарить спасителя, в Уэлби Буагильберу и его людям не пришлось искать место для постоя. В их распоряжении оказался целый дом: небольшой, но вполне пригодный, чтобы задержаться дольше, чем на одну ночь. Хозяева позаботились о припасах для гостей. На полу первого этажа лежала свежая душистая трава. Дощатый пол второго этажа скрипел неимоверно, но клопов и прочей живности было не так уж и много.

Прощаясь, Меир избегал взгляда Ревекки, как будто чувствуя вину за то, что ничем не может ей помочь. Может и так, но сама она ощущала себя одним из жертвенных ягнят. Не такого, кого ждет почетное заклание во славу господа, а другого, которого оставляли в пустыне на растерзание хищным зверям, как вместилище греха всего народа. Чтобы не произошло, она навсегда останется для них отверженной.
Или от подобных размышлений накатила усталость, или сами невеселые думы были вызваны душевным и телесным изнеможением, но после того, как Ревекку благосклонно оставили одну, она не стала искать пути к бегству. Подтянув колени к груди, без движения, но и без сна, Ревекка пролежала до поры, пока Арн не позвал ее спуститься и разделить с ними ужин. Она вспомнила, что с утра у нее во рту и хлебной крошки не было, потому, хоть и не испытывала особого голода, отказываться от приглашения не стала.
Арн, как и положено младшему оруженосцу, прислуживал за столом. Буагильбер отпил налитое ему вино и скривился. Похоже, оно не пришлось ему по вкусу. Позже Ревекке пришлось принести ему еще одно неприятное известие: если он собирался возлечь с нею, то придется повременить несколько дней по вполне естественной причине. Узнав, что она все-таки не носит дитя, Ревекка вместо радости испытала разочарование. Впрочем, Буалгильберу не стоило знать о ее переживаниях.

Ревекка рассчитывала на некоторое одиночество и затворничество в связи с ее положением, но ночью, без всякого предупреждения, как хозяин, храмовник все равно вошел в комнату, где временно она обитала.
– Убирайся! Ты же слышал: я нечиста!

– Что я могу поделать, если в этом клоповнике это единственная приемлемая кровать? – проворчал Буагильбер и, грузно сев на край, начал снимать сапоги. – Не на конюшне же мне прикажешь ночевать?

– Разве рыцарь Соломонова храма, закаленный в борьбе с неверными, не приучен терпеть трудности? – Ревекка попыталась стянуть меховое покрывало, чтобы обернуть его наподобие кокона и таким образом превратить в укрытие.

– Рыцарь храма приучен брать лучшее, – Буагильбер вернул покрывало на место таким образом, что Ревекка оказалась им не просто прикрыта, а прижата, затем и сам влез под него.

– Тогда уйду я! – она попыталась выскользнуть, но снова была возвращена на место.

– Стой! Лежи спокойно и не волнуйся. Я не трону тебя… Этой ночью.

– Пойми, сейчас на меня даже смотреть нельзя мужчине. Не то что… Притрагиваться…

Воистину этот человек был послан ей как испытание. Вот и теперь он не двинулся с места, а всхрапнул и лениво произнес.

– Предрассудки.

Спорить было бесполезно, и она осталась, только лишь отвернулась от него, перевернувшись на бок и даже не заметив, как прижалась спиной к его теплой руке.

Как ни уверял Буагильбер, что покинет Уэлби следующим же утром, они задержались там еще на несколько дней. Дело было в недомогании Ревекки, не на шутку обеспокоившем храмовника. Он приказал Ревекке написать записку Меиру с просьбой достать необходимые снадобья и травы, чтобы вылечить ее хворь, но при этом потребовал, чтобы послание было написано на знакомом ему языке без каких-либо непонятных знаков.

– И без глупостей! Я расспрошу про все ингредиенты.

– Сэр рыцарь решил сам заняться врачеванием? – Ревекка, почти взявшись за перо, остановилась.

– Бриан… – наклонившись к самому ее уху, тихо напомнил он. – Кто знает, может, и придется. Вдруг ты решишь не исцелить, а извести себя или меня.

Пока что Ревекка не противилась тщательной опеке храмовника. Что греха таить, ей даже было приятна. Только привыкать и принимать как должное подобное положение не стоило. Болезнь оказалась легкой слабостью и прошла бы сама собой за несколько дней, но с укрепляющими отварами девушка поправилась намного быстрее.

– Завтра отбываем из этого хлева, – объявил Буагильбер, когда решил, что пленница достаточно здорова, чтобы продолжить путешествие.

– Куда теперь? Прочь из Англии? – как можно спокойнее поинтересовалась Ревекка, желая создать у храмовника иллюзию, что смирилась со своей участью.

– Пока что нет, – Буагильбер привлек ее, усаживая к себе на колени. – Обученные голодные псы рыщут по всем портам, пытаясь поймать ворона. Пока они не решат, что добыча упорхнула, переждем опасность в Эшби.

– Разве безопасно возвращаться туда, где все тебя знают? – Ревекке даже не пришлось скрывать радостное волнение от подобного известия. Она вздрогнула, когда едва задев кожу, чуть отодвигая ворот ее камизы, храмовник почти невесомо провел рукой вниз от плеча, остановившись на остром сгибе локтя девушки.

– Ты переоцениваешь память черни. Они видят щиты, доспехи, яркие знамена, но не лица. Пройди мимо них король Ричард в одежде свинопаса – его не узнают, – продолжал меж тем храмовник.

– Пусть так. Лошадь отведет к кузнецу оруженосец, он же начистит доспех, он же позаботится о сытном обеде господина. Сэру рыцарю не зачем самому беспокоится, и встречаться со столь ничтожными, по его мнению, людьми. Но как же те высокие особы, с которыми он делит стол и досуг?

– Как же ты беспокоишься обо мне, моя прекрасная маленькая колдунья, – промурлыкал храмовник, а ладонь его уже следовала по бедру Ревеки вплоть до самой коленки. – Эшби из тех забытых городков, до которых нет никому особого дела. Он и ожил-то только на период турнира. Враги будут рассуждать точно так же, как моя Лилия долин: он не станет искать убежище там, где его могут опознать. Ему уже некуда бежать и негде затаиться в чужой стране. Они думают, что мне больше не на кого положиться. Еще бы: Фрон де Беф мертв, де Браси сбежал во Францию, братья Мальвуазен и сами увязли в этом деле, чтобы просить их о помощи, принца Джона обложили подобно дикому зверю.

– Это не так? – храмовник распалялся, и Ревекке стоило усилий его сдерживать, но она не оставляла попытку выведать у него как можно больше сведений.

– Может, помнишь рыцаря, одному из первых бросившего мне вызов, сломавшего после второго удара копье, но все же удержавшегося на лошади? – Ревекка промолчала. Она уже не помнила всех подробностей турнира, но признаться в этом означало умалить значимость гордившегося победами Буагильбера и его соперника, которого он, похоже, уважал и ценил. Не дождавшись ответа, храмовник продолжил. – Это был Алан ла Зуш. Его отец, барон ла Зуш, владел городом и замком в окрестностях – тот до сих пор носит имя прежнего владельца. Но поссорившись с королем Ричардом, барон потерял и замок, и земли, дарованные ему еще при короле Вильгельме. Эшби-ла-Зуш перешел во владение приспешника короля графа Уинчестера. Алан решил вернуть родовое поместье, но не силой, а хитростью. Мы похитили прекрасную Элен де Квинси у ее французской родни. Девица не особо сопротивлялась, правда потом была немного разочарована, узнав, кто из двоих похитителей являлся ее Парисом. Теперь Алан претендует на Эшби-ла-Зуш по праву наследия отца и по праву приданного жены.

Разговор становился невыносим. Ревекка могла бы списать свое раздражение на жалость к судьбе несчастной девушки, но это была бы ложь. Когда страсти улягутся, никто не упрекнет Элен в распутстве, в отличии от Ревекки, которая не по своей воле заклеймена навечно. Но было еще кое-что, что кошачьим коготком неприятно царапнуло сердце: Буагильбер с таким восторгом говорил о похищенной невесте. И может, если бы Элен не защищало ее происхождение, то сейчас рядом с собой он желал бы видеть именно ее. Буагильбер повернул к себе лицо Ревекки, желая поцеловать, но она отвернулась и даже посмела соскользнуть с его колен.

– Пока нельзя!

Храмовник успел задержать ее руку в своей, пока она не сделала шаг прочь.

– В Эшби ты уже не убежишь от меня, плутовка!

«Тешь себя надеждой, Бриан де Буагильбер. Не только у тебя есть друзья в Эшби. Нужно только исхитриться их известить о моем положении».

В Эшби во время злополучного турнира они останавливались у одного из друзей отца. Мудрый, богатый и влиятельный, насколько может быть влиятельным еврей, он несомненно найдет способ освободить Ревекку, не причинив при этом вред храмовнику. Пока же со своей стороны ей нужно убедить Буагильбера, что она смирилась и даже рада своему положению.

– Мыслями я уже в Эшби, – не оборачиваясь, произнесла она. И не соврала…

Ревекка даже не думала, что ей так легко удастся осуществить свой план. Еще в Уэлби она пожаловалась Буагильберу на скуку. Что плохого, если он позволит ей вести хозяйство? Женская обязанность, которая при сильном мужчине рядом совсем не в тягость. Зато польза обоюдна. Буагильбер от ласковых уговоров Ревекки потерял голову и согласился.

Стоит ли удивляться, что дом Алана ла Зуша в Эшби оказался больше и комфортнее дома в Уэлби. Массивная дубовая мебель была украшена резьбой, стулья обиты тканью, на стенах висели гобелены, а над массивной кроватью в господской спальне шелковый балдахин. Некоторая заброшенность стараниями Ревекки исчезла за день. Она ловко руководила нанятыми Буагильбером горожанками и даже организовала торжественный обед по поводу начала их новой жизни. Вместе с тем, посулив богатое вознаграждение, ей удалось передать через одну из женщин записку для отцовского друга.

Буагильбер остался доволен маленьким пиром, который она организовала.

– Этим вечером прекрасную хозяйку ждет награда, – сообщил Буагильбер.

Ревекка же опустила глаза вниз и покраснела. Может случиться так, что это последняя ночь, когда она познает Буагильбера.

Стыдливость отступила, когда их губы соприкоснулись ради последующего страстного поцелуя. Буагильбер распустил завязки камизы, и та мягкой волной скользнула вниз. Прежде чем переступить через нее, девушка и сама схватившись за полу рубахи храмовника потянула ее вверх, оголяя торс. Ревекка готова была к страстным объятьям, готова к тому, что сейчас без излишней нежности она окажется побеждена, завалена на ложе, придавлена крепким телом, но храмовник отстранился. Смутившись, Ревекка попыталась отвернуться, прикрыться руками.

– Не надо, моя любовь. Не прячь себя. Твоя красота достойна почитания и поклонения.

Ревекка еще раньше заметила маленький кованный сундучок на лавке при кровати, но отсутствие времени и природная сдержанность не позволили ей полюбопытствовать его содержимым. Тайна скоро открылась, когда Буагильбер извлек оттуда ожерелье, сверкающее драгоценными камнями, как звезды в ночи.

– Значит, так ты решил купить мою благосклонность? – прошептала Ревекка, но была услышана.

– Всего лишь хочу разделить весь мир с моей возлюбленной, а это его малая толика, – не принимая возражений, храмовник собственноручно надел на нее украшение. Камни казались такими холодными и тяжелыми, а пальцы Буагильбера, когда он слегка коснулся ее шеи, такими теплыми. Хорошие мужья лелеют и балуют жен, но этого мужчину Ревекка никогда не назовет супругом.

– Ты так щедр, сэр рыцарь.

– Бриан… – напомнил он.

Женская природа слаба, мужская природа неистова, но при соприкосновении начинается магия. Буагильбер предупредил, что после воздержания готов был еще утром прижать Ревекку к стене и овладеть ею. Она не стала его томить и позволила зажечь себя, как фитиль свечи. Еще одна ночь, но ее ночь. Ревекка устала бояться, устала убегать. Она не представляла на месте Буагилбера никого другого. Это был он: ее первый и единственный мужчина.

Обреченным нужна вера, иначе их поглотит отчаяние. Что-то подсказывало Ревекке: последняя ее попытка вырваться из плена окажется успешной. Что будет дальше, она предпочитала не знать. По крайней мере, в эту ночь.

Он научил ее жестокости, но он же научил ее любви. Первое она постарается забыть, выкинуть как ненужный хлам, второе спрячет как ценное сокровище – далеко-далеко, чтобы знать, что оно есть, но никогда не доставать.

Удовлетворившись, Буагильбер спал крепким сном. Ревекка же из-за тяжких мыслей пребывала в состоянии дремоты, потому открывшуюся дверь и ворвавшихся вооруженных людей поначалу восприняла как кошмарный сон.

Ревекка закричала. Разбуженный Буагильбер сначала попытался подмять ее и так заставить замолкнуть, но бросив беглый взгляд, тут же вскочил на ноги, извергая проклятья и безуспешно пытаясь спросонок разыскать меч. Все же, по-видимому, захватчикам был отдан приказ схватить любовников, а не причинить им вред: оружие так и осталось в ножнах. С Ревеккой им удалось справиться довольно легко, хотя впервые в жизни она оказала сопротивление насилию, визжа и пытаясь выцарапать глаза нападавшим, за что была удостоена ехидным замечанием от одного из них: «Прямо рассерженная кошка». Буагильбер не собирался сдаваться легко, но численное преимущество было неоспоримо, и в конце концов побежденный, он оказался связанным и лежащим на полу.

В этот миг в комнату вошел еще один незваный гость. Одет он был как благородный господин в дороге: со сдержанной роскошью, но Ревекка узнала одного из заседателей суда в Темплстоу.

– Конрад Монт-Фитчет! – воскликнул Буагильбер.

– Презренный червь, проклятый бастард, которого раньше я вынужден был называть братом по ордену, – отвечал Монт-Фитчет. – Что же, даже когда сухое древо Лука Бомануар падет, тебе уже не занять его место.

– Кого же тогда ты, плешивый пес, пророчествуешь следующим главой ордена? Неужели себя? – Буагильбер сделал попытку скинуть навалившихся на него солдат и встать.

Конрад Монт-Фитчет скривился, словно съел кислый фрукт.

– На колени его! – с некоторыми усилиями приспешникам Монт-Фитчета удалось выполнить приказ. Удовлетворившись зрелищем унижения противника, он продолжил. – Что же делать теперь с мертвецом? Ты ведь должен быть мертв, Буагильбер. Сinis ad cinerem. Так с чего же ты продолжаешь топтать землю? Может твоя еврейка и правда великая волшебница, раз сумела отвоевать тебя у такой соперницы, как смерть?

Все внимание обратилось к Ревекке, только она тому была совсем не рада.

– Не смей! Она ни при чем в нашем споре! – Буагильбер резко дернулся, безуспешно пытаясь вырваться, когда Монт-Фитчет подошел к Ревекке.

– Неужели? – Монт-Фитчет взвесил на руке ожерелье – единственное, что прикрывало тело Ревекки. – Разве эта женщина не доказательство твоей алчности? Ты схватил ее как глупая хищная рыба приманку, и, не отпускал, даже будучи выброшенным на сушу. Еще гордыня! Ты ослеп от мнимого величия. Желаешь знать, как мне так легко удалось застать тебя врасплох? Прецептор Мальвуазен вспомнил о твоем участии в похищении некой девицы, и что жених затаил обиду на похотливого товарища по злодеянию. Разыскать его не составило труда, а решив его проблемы с тестем и спорным замком – заслужить расположение. Предавая тебя, он был уверен, что делает благо, останавливая безумца, губящего свою жизнь. Когда беглец обратился к нему с просьбой убежища, тот без тени сомнения согласился, даже зная о ловушке.
– Проклятие! – Буагильбер снова безуспешно попытался высвободиться.

Монт-Фитчет рассмеялся неприятным, сиплым смехом, как будто из мехов выпустили воздух.

– Более того, – продолжал он издеваться над поверженным врагом, повернув к нему лицо Ревекки. – Девица хоть и спасла тебя, но также и предала. Может, расскажешь, милая, какую записку унесла в своей корзине зеленщица?

Буагильбер опустил голову, как будто последнее известие окончательно его сломало, но после короткой паузы его голос зазвучал неимоверно ровно.

– Мои люди?

– Они мертвы. Возможно, ты скоро к ним присоединишься.

– Хорошо, – Буагильбер взглянул на соперника. – Тогда отпусти ее. Ведь именно она стала той дланью, что отделила козлища от невинных овец.

Конрад Монт-Фитчет деланно широко раскрыл глаза и улыбнулся, пытаясь показать благодушие. Его лицо находилось так близко, и Ревекка заметила нечто, что ее насторожило: на веках храмовника отсутствовали ресницы.

– Пожалуй, я мог бы ее спасти. Упорство этой девочки заслуживает уважения, – Монт-Фитчет через рубаху почесал руку. Обыденный жест для тех, кто желает унять зуд. – За это я вправе рассчитывать на твою откровенность: бальзам Мириам. Где он? – Ревекка молчала. – Я твое спасенне. Ceterum censeo habetis ut aliquis habeat fiduciam.

– Aditum nocendi perfido praestat fides, – проверка латынью смутила девушку, но не застала врасплох.

– Воистину чудо: еврейка, цитирующая древних философов. Будь ты мужчиной и будь ты нашей веры – могла бы стать драгоценным камнем в основе ордена, – почти ласково произнес Монт-Фитчет.

– Каждый ценен на своем месте. Ни на день я бы не поменяла жизнь несчастной еврейки на жизнь храмовника. К тому же глуп тот хозяин, что в основание дома закладывает драгоценные камни, – обреченному на смерть дозволена дерзкая смелость. Ревекка не верила в милость захватчика, разве что он сам отчаянно нуждался в помощи. «Плешивый пес», – так назвал его Буагильбер?

– И правда: лучшее место для драгоценного камня – грудь прекрасной девы или перстень ее покровителя, – Монт-Фитчет сделал вид, что снова заинтересовался украшением, хотя больше внимания он уделил обозначенной им ранее части тела Ревекки. Буагильбер зарычал подобно разозленному медведю, и это внезапно разом отрезвило храмовника. – Все же вернемся к нашим козам. Где бальзам Мириам, Ревекка?
– Он был утерян при бегстве из Торкилстона, – Ревекка решила не заканчивать фразу: «Но если бы я его и сохранила, то теперь бы наверняка уничтожила».

– Ты сделаешь его вновь! – самоуверенно и резко заявил Монт-Фитчет и, не дав даже словом возразить, продолжил. – Я даже оставлю жизнь твоему любовнику, а взамен он будет выполнять кое-какие мелкие поручения ордена. Но прежде… – он сделал знак, и Ревекка не успела опомниться, как стоявший позади приспешник накинул ей на шею веревку. Повинуясь естественному побуждению защитить саму себя, девушка ухватилась за удавку, но петля стянулась еще туже. Она понимала, что руки ее свободны, но от этого не стало легче. – Я не могу доверять неверной, а потому прими Христа, грешница.

Не быстрый переход Монт-Фитчета от амплуа хитрого интригана к пафосному фанатику, не страх скорой смерти, не Буагильбер, которому нечеловеческим усилием удалось сбить с ног одного из солдат и на краткий миг получить свободу, поразили Ревекку. За храмовником, за ее Брианом, стоял Ангел Смерти. Люди, предметы расплывались маревом, единственный, кто был реален – Он. Невероятно высок, длинные волосы, прекрасное лицо, и огненный взгляд, светлые одежды и меч, который он занес для удара.

– Оставь его… Забери меня… Я согласна… – прохрипела Ревекка, и палач тут же отпустил ее.
Ноги подвели ее, и, потеряв опору, она опустилась на пол, схватившись за горло в том месте, где только что была веревка. Она пыталась снова научиться дышать. Сердце бешено колотилось, и его стук отдавался в висках ударами кузнечных молоточков, и совсем непонятно прозвучали слова мучителя.

– Твоя рассудительность приятна Господу. Вера придет потом. Твой любезный о том позаботится.
«Нет… Нет… Ты не так понял! Я не отказываюсь…»

Потом она взглянула на бледного Буагильбера. Он был жив, и рядом никакого Ангела Смерти.
Как будто тело ее потеряло волю, как будто она со стороны, за кем-то другим, наблюдала, как совершается чуждый ей обряд.

– Отец небесный, прими рабыню свою Марию в святая святых и в ряды самых светлых ангелов. Пусть вода твоя очистит ее и сделает достойной твоего благословения…

Очнувшись, она встрепенулась и хотела уже крикнуть: «Остановитесь. Лучше смерть!», но Монт-Фитчет, сильной рукой надавив на затылок, опустил ее голову в бадью с водой и держал там, пока Ревека не начала захлебываться. После ей позволили натянуть рубаху и даже усадили на стул. Не выказывая благодарности, Ревекка подчинилась. С волос стекала вода, ее била дрожь, ей хотелось, чтобы весь мир исчез в один миг. Ее уже не держали, но за спиной стоял человек, готовый в тот же миг остановить ее, решись она на что-либо.

– Никогда Бриан де Бу…

– Бриан де Буагильбер мертв. Если желаешь опорочить его имя – можешь кричать, что ты – это он. Орден не прощает предателей, но ты можешь послужить ему, как светский брат. Твое имя отныне Сэмюэл Нейпир. Я даю тебе возможность жить со своей еврейкой, но отныне ты пес, который будет кусать по приказу хозяина.

– А если этот пес укусит так называемого «хозяина»?

Ревекка хотела заткнуть уши, чтобы не слышать, как торгуют ее судьбой, но Монт-Фитчет выдвинул новый аргумент. Снова удавка оказалась на шее Ревекки.

– Ты обещал спасти ее! – закричал Буагильбер.

– Если она умрет, не успев совершить ни единого греха, то наверняка попадет в объятья Господа нашего, – равнодушно возразил Монт-Фитчет.

– Оставь ее. Я усвоил урок.

Слова храмовника вернули Ревекке ясный разум, хотя со стороны могло показаться, что он наоборот покинул ее. Она сидела неподвижно с закрытыми глазами все время, пока шли «переговоры».

– Ревекка…

Ее неистовый храмовник стоял перед нею на корточках, обеспокоенно смотрел, но не прикасался, как будто она была создана из хрупкого материала.

– Нет, сэр рыцарь, – она сама притронулась к его лицу, запутавшись пальцами в бороде. – Ревекка умерла, когда отказалась от веры своего народа.

Сначала он подался за ладонью, принимая ласку, а потом вдруг прекратил ее, перехватив запястье Ревекки.
– Глупости. Твои обеты ничего не значат, если вырваны таким образом, – сурово возразил он. – Завтра же я отправлю тебя к отцу. Покинете Англию как можно скорее и избежите преследования.

– Вера не платье, чтобы сменить его по погоде, – покачала головой Ревекка. – И мой отец скорее желал бы меня видеть мертвой, чем отступницей. Мне некуда идти.

Если она его оставит, то все может вылиться в очередное преследование евреев. Наверняка прецептор Монт-Фитчет не станет выбирать средства, пытаясь ее разыскать. Это была только одна из причин.

– Но у меня ничего не осталось! Даже имени! Я не могу подарить тебе благополучную спокойную жизнь. Удавка на твоей шее превратилась в рабский ошейник на моей, – он почти кричал, он был готов схватить ее за плечи и встряхнуть, чтобы образумить, но услышал лишь только:

– Отворила я другу моему, а друг мой ускользнул, сокрылся. Души во мне не стало, когда он говорил! Искала я его, но его не находила я, звала я его, но он мне не ответил.

Если она оставит своего храмовника, каких еще бед натворит он с отчаяния.

– Ревекка, – Буагильбер прижал ее к себе, подхватил на руки.

– Я потеряла право на это имя, – пока ее храмовник нес ее к ложу, она положила голову ему на плечо.

– Как же мне называть тебя? Мария? – хоть они достигли цели, возлюбленный не спешил размыкать объятья.

– Нет! – все естество Ревекки противилось произведенному над нею насилию и имени, которым ее нарек Монт-Фитчет.

– Какое же имя подойдет самой прекраснейшей и гордой из женщин? Если бы она позволила, я бы звал ее Рохеза, – он поправил прядь волос девушки, заправив ее за ухо, так чтобы лучше видеть лицо.

– Роза Сиона? – прозвище не вызывало приятных воспоминаний.

– Прекрасная Роза Анжу…

– Кто она? – вопрос прозвучал резко и настороженно.

– Достойнейшая из женщин, – ответ не внес ясности, потому чуть полюбовавшись на нахмуренные брови собеседницы, Буагильбер продолжил. – Она была фрейлиной императрицы Мод, и заняла эту должность не за богатство родни, а за красоту, ум и благородство. Молодой граф Анжуйский так очаровался ею, что решился похитить. Правда вскоре появилась гораздо более выгодная партия и возможность заполучить Аквитанию. Рохезу, которая к этому времени была в положении, к радости ее алчной родни выдали замуж за влиятельного старика, барона Буагильбера.

Такая откровенность дорогого стоила. Скажи только слово, и связь их станет прочнее, чем закрепленная брачными кольцами. И она сказала:

– Я с честью приму и буду носить это имя, Бриан.

– Мне отрадно это слышать, но, если помнишь, амбиции старины Конрада навсегда похоронили влюбленного в неприступную еврейку Бриана, – Буагильбер рассмеялся. – Примешь ли ты того, у кого теперь нет прошлого?

– Несчастный больной человек.

– Насмехаешься?! – если Буагильбер и воспринял последнее как шутку, то совсем не забавную.

– Твой товарищ болен. Хвороба съедает его плоть и лишает разума. Я не смогла бы вылечить его, но могла бы облегчить страдания и тогда возможно… – новонареченная Рохеза уже строила планы, которые предполагали некоторую корысть, но корысть благородную. Если бы она смогла заручиться поддержкой высокопоставленного лица одного из влиятельнейших орденов, то нашла бы покровителя для своего несчастного народа.

– Возможно, скоро я скину это ярмо и выполню все обещанное тебе, – ее мужчина не желал слушать рассуждения о милосердии к торжествующему врагу: если тот болен, то и поделом ему. В тот момент он желал другого. – Ночь еще не на исходе, так не будем зря терять время.

Когда он повалил ее на спину и покрыл с неистовством дикого зверя, Ревекка подумала, что может именно так провели первую ночь изгнанные из рая Адам и Ева: отчаявшись, но черпая силы друг в друге, вдвоем против всего мира. Кто знает, может, когда-нибудь она будет сидеть рядом со своим храмовником под апельсиновым деревом и наблюдать, как резвятся их дети.

@темы: ФБ, Любимая графомань, Брибекка

---

 VelvettVi! Для тебя! Да прибудет с тобой вдохновение

@темы: ПЛИО

---

А кто вы в сказке?

---

Ностальгия

01.05.2016 в 12:54

Пишет  say hello to the virus:

заберите у меня фотошоп, я на «l'assasymphonie» сгорела рядышком с Сальери.

у меня времени нет с китайским, а теперь я вспомнила, что люблю французский

«… c’est le bien qui fait mal
quand tu aimes
tout à fait normal
ta haine
prend le plaisir
le désir devient ma prison
à en perdre la raison»

x

@темы: Mozart l'Opera Rock

---

Мои ребятки)

Вик, спасибо тебе огрромное за эту красоту и за эту историю!

Перевод

02.05.2016 в 14:46

Пишет  VelvettVi:

Тру-Баратеоны тоже платят по долгам ))))
 Roksan de Clare, хоть и через nnnn-ое количество месяцев, но все-таки подарок к твоему Дню Рождения!!!

Делала его специально для тебя - надеюсь, что с опозданием, но порадовала

@темы: Элла и Ко

---

01.05.2016 в 17:03

Пишет  jams:

01.05.2016 в 14:17

Пишет  Гэленнар:

Стащено у  Vassa07: