[Roksan de Clare]

Название: Douce Dame Eleonor
Автор: Roksan de Clare
Бета: Контесса, Kage Tsukiyama
Исторический период: 1309-1310 года
Размер: макси
Пейринг/Персонажи: Хьюго ле Диспенсер / Элинор де Клер / Эдуард II Карнарвонский
Категория: джен, гет
Жанр: общий
Рейтинг: R
Краткое содержание: В феврале 1310 года Хьюго ле Диспенсер Младший сбегает во Францию на турнир. Наказанием за подобный поступок является конфискация земель. Что в этом случае делать любимой племяннице короля и жене Хьюго Элинор?

Напрасно камерфрау леди ле Диспенсер Мария де Беркхемстед пыталась убедить хозяйку, что пришедшая весть скорее тревожная, чем черная, и не стоит впадать в отчаянье, ведь Господь милостив. Но как убедить молодую мать, разлученную с первенцем, в том, что случается маленькие дети хворают, но скоро поправляются? У него просто могли резаться зубки.
Слова, только слова. Мария была обеспокоена не меньше хозяйки. Краткое письмо: «Приезжайте срочно. Ваш сын болен,» — передали почти тайно, но это можно объяснить поспешностью и важностью дела, и тут не до церемоний. Печать кастеляна Речного замка, где остался малыш Хьюго, свидетельствовала о подлинности послания. Конечно, действовать нужно было спешно, но не так отчаянно.
— Может, нам следует дождаться утра? Дорога днем безопаснее, и разрешение Ее Светлости покинуть Вестминстер нам не помешает, — пыталась осторожно урезонить госпожу Мария.
— Если маленькая ведьма назло решит оставить меня при себе, а с моим сыном за это время что-то произойдет, клянусь, я сломаю ей шейку, как хилому цыпленку. Во благо ее безопасности и безопасности моей шеи тоже, мы должны ехать немедленно, — отвечала непреклонная леди Элинор. — К тому же есть Маргарита. Она все знает и не оставит нас без заступничества.
Всю дорогу госпожа была неспокойна. Если бы выдалась возможность вскочить на лошадь и кинуться вперед, не дожидаясь процессии, то она, несомненно, так бы и сделала. Мария опасалась другого. Страсти леди Элинор ей как-то удавалось гасить, страсти высших мира сего ей были недоступны. Негоже разбрасываться благодатью, а неразумная госпожа так и делала. Удалившись от двора, не получив разрешения, она добровольно становилась изгнанницей. Кто его знает, чем все могло обернуться. Пока за ними не следовала погоня, но хорошо это или плохо, Мария предпочитала не думать.
Их встретил небольшой отряд, возглавляемый лично мужем леди Элинор, сэром Хьюго ле Диспенсером. Милорд не выглядел озабоченным и печальным, скорее, его вид был слишком беспечным для подобной ситуации.
— Наш мальчик?! Что с ним? — опуская приветствия, закричала хозяйка.
— Нянькам трудно уследить за таким резвым ребенком. Единственное, что омрачает его жизнь, — он тоскует по своей прекрасной леди-матери. Как, впрочем, и его отец, — ничуть не смутившись, ответил сэр Хьюго.
— Но письмо! Там говорилось, что он болен! — леди Элинор готова была кинуться на мужа с кулаками, и Мария ее прекрасно понимала.
— А как иначе можно было вас выманить, моя дорогая? — сэр Хьюго протягивал руку, предлагая прибывшей жене оставшийся до замка путь проделать на его лошади.
— Я вам не прощу, — леди Элинор поджала губы, но все-таки приняла приглашение.
Сэр Хьюго пришпорил лошадь, и вскоре они скрылись, оставив обоз добираться до Речного своим медленным ходом.
**
Замок был убран так роскошно, словно встречали саму королеву. Радостные люди, позволившие себе в такой день праздничные наряды, приветствовали хозяйку. Знакомые лица, почти родные… И они тоже предали ее, приняв участие в заговоре.
— Где мой сын? — спросила холодно Элинор.
Толпа расступилась, пропуская дородную кормилицу, держащую на руках годовалого малыша, и гордо шествующую рядом Дженни Валлийку, бывшую служанку Элинор, теперь имеющую особую честь стать на какое-то время нянькой для ее первенца.
Элинор потянулась к малышу, а он вдруг отвернулся и уткнулся в плечо кормилицы. Хьюго, похоже, не соврал о здравии их сына: малыш был розовощек и бодр, насколько позволяли меховые покрывала, делающие его похожим на медвежонка.
«Он совсем забыл меня», — эта горькая капля портила медовый напиток радости от встречи с сыном. Элинор все-таки взяла малыша на руки и развернула к себе, чтобы полюбоваться родным сосредоточенным личиком. Но младшему Хьюго была интереснее ее фибула: каким-то образом он вытащил из своих пут ладошку, чтобы вцепиться в украшение матери, и даже попытался попробовать его на вкус. Хьюго аккуратно поддержал сына с другой стороны так, что теперь младший представитель Диспенсеров оказался зажат между родительскими объятьями, и вовремя: Элинор даже не могла представить, что их сын за время разлуки настолько подрос и поправился. Сколько же она пропустила… Ее малыш, потеряв интерес к фибуле, улыбнулся и попытался выкрутиться так, чтобы схватить отца.
— Первый урок моему сыну: пользуйся моментом, когда прекрасные дамы дарят тебе ласку, — Хьюго повернул непоседу так, что большей частью он все-таки был на руках Элинор. Их сын согласно агукнул. Элинор не вытерпела и поцеловала его в лоб, одновременно избегая поцелуя мужа. Она чувствовала небольшой укол ревности. Сколько бы ни пробыл Хьюго в замке, он уже успел привязать к себе мальчика. При этом ее непостоянный муж утверждал, что с мальчишками, пока они не достигли возраста, чтобы посадить их на лошадь, он возиться не собирается, а вот если бы это была девочка, то он бы ее нежил. К тому же она не хотела так легко прощать Хьюго его выходку.
— Вам еще рано давать ему такие уроки. Единственный скакун, который ему пока подходит, — женские руки.
— Тогда мне следовало бы поучить жену, которая желает всех выморозить на пороге дома.
Элинор явно не хватало стойкости юной королевы Изабеллы. Хьюго большой был прощен только за одну улыбку маленького Хьюго. Муж тоже постарался, чтобы загладить свою вину. И ее люди, ее замок — здесь все казалось таким родным.
Пир в честь прибытия хозяйки был гораздо скромнее королевских пиров, но кроме каких-то роскошных излишеств здесь отсутствовали и заговоры, и тайные игры, как если бы Адам и Ева были монархами в Королевстве Эдемском. Троих музыкантов и певца достаточно, чтобы усладить слух леди Диспенсер, если ее ладонь лежит в ладони любимого и никто не может им помешать. Они прошли круг в танце, скорее, чтобы соблюсти некую формальность, чем потому что им действительно хотелось танцевать.
Им удалось сохранить степенность, позволяя слугам уже в супружеской спальне себя раздеть. Элинор, с мнимой скромностью прикрывая руками грудь и лоно, шагнула к мужу. Он сделал шаг навстречу. На этом выдержка им отказала. Они вцепились друг в друга, как дикие звери в период весеннего гона, в мгновении ока оказавшись на кровати. Вот по таким неистовым ласкам Элинор скучала больше всего. Разлука была слишком долгой, настолько, что леди Диспенсер успела изголодаться по своим прямым обязанностям жены. Хоть вина в этом частично лежала на Хьюго. После некоторого пикантного случая ему было рекомендовано держаться подальше от свиты королевы.
Ничего предосудительного не было в том, что, прибыв со своим сюзереном графом Пембруком ко двору, Хьюго ле Диспенсер навестил свою супругу — фрейлину королевы. Они уединились в дальнем краю сада, и Хьюго всего лишь предложил присесть отдохнуть на его разложенном плаще. Зная Хьюго, Элинор могла предположить, что он посмеет нарушить границы разумного, но согласилась бы с этим она, так и осталось неизвестным. Их застала еще одна фрейлина Изабеллы — маленькая прыщеватая француженка, которую они с Маргаритой прозвали Жанна Первая. Вместо того, чтобы оставить супругов в покое и потихоньку удалиться, она подняла такой гвалт, что Хьюго даже пришлось спасаться бегством. Элинор пыталась убедить товарку, что ничего плохого не произошло: Элинор хватало рассудительности, но даже если бы она и позволила себя соблазнить — это не грех, когда с собственным мужем. Жанна продолжала кричать, и, конечно же, обо всем скоро стало известно и маленькой королеве. Когда приведшая себя в порядок Элинор предстала пред Ее Милостью, та не сказала ей ни слова и не потребовала объяснений, а только смерила презрительным взглядом. Инцидент вроде как удалось замять, но чьи-то добрые уста все-таки пересказали историю королю Эдуарду…
Прижимаясь к теплой сильной груди Хьюго, устраиваясь щекой на его руке, как на подушке, Элинор представляла, что прошлый год был длинным сном, когда смешным, когда грустным, а реальность — вот она… И все-таки она день за днем, событие за событием просматривала закрытыми глазами минувший год, листала, как книгу.
Первая глава этой книги являла собою Песнь Тоски: Элинор пришлось расстаться со своим сыном. Она пыталась сдержаться, когда отдавала Хью кормилице, зная, что сейчас его увезут, но слезы отказались подчиняться ее воле.
— Крепитесь. Нет повода убиваться. Ваш сын остается вашим сыном. Так же, как и моим внуком. И наследником того, чем я владею. Он будет под хорошим присмотром и при этом достаточно свободен, как и положено ребенку его возраста и положения. Вместо бесполезных ласк, которые он и не вспомнит, вы обеспечите ему связи при дворе. Ваше место при королеве, и вы всецело принадлежите ей. Другого быть не может.
— Я понимаю, — сказано зло и без тени смирения.
— Я не смогу заменить вам отца, но, войдя в мой дом, вы стали мне дочерью. Мне сложно подобрать слова утешения, но вы все делаете верно. Поплачьте. Скоро боль утихнет, и тогда… — барон Диспенсер чуть распростер руки, готовый принять невестку в родственные объятия.
— Сделайте милость, оставьте меня.
Барон Диспенсер вышел, а Элинор потеряла возможность заложить мостик к отцу своего мужа. Тогда ей было не до этого. Элинор не стала растекаться водой из глаз. Справиться со слезами помогла молитва. Мыслями она была с сыном, а потому просила святую Деву Марию послать к ее малышу ангела с лицом его матери. Она уже пожалела, что отказала мужу в его предложении: «Леди Пембрук бездетна. Наш сын ей будет только в радость, а вы будете при ней, и наш сын рядом с вами и со мной». «Соблазнительно. Но это было бы малодушием и черной неблагодарностью по отношению ко многим людям», — ответила тогда Элинор. «В том числе к вашему высокородному дядюшке», — сердился Хьюго. «В первую очередь, а вам бы не помешало иметь хоть толику уважения». Все закончилось ссорой, но Элинор укрепилась в мысли, что ее путь верен, иначе когда-нибудь она могла стать для Хьюго только тенью.
Наутро никто бы не увидел на лице леди Элинор ле Диспенсер и тени страданий. Они были надежно скованы и спрятаны где-то глубоко в ее душе. Страница перевернулась, и тогда Элинор не думала, что когда-то захочет вновь ее перечитать. В тот же день она присоединилась к свите королевы Изабеллы.
Те, кто говорил, что королева Изабелла хорошенькая, явно не договаривали всей правды. Она была просто красавица. Золотые волосы и большие серо-голубые глаза под пушистыми ресницами, фарфоровая кожа и правильные, утонченные черты лица с еще детской округлостью. Хотя она не достигла своего полного роста и царственному высокому супругу едва доставала до груди, но в ее фигуре не было той угловатости, которая присуща девочкам, достигающим расцвета. Француженка казалась невинной, изысканной и нежной. «Служить этому чудесному ребенку будет легко и весело», — рассудила Элинор и ошиблась.
Может кто-то нашептал что-то дурное на ухо француженке, но новую фрейлину она невзлюбила. Ее неприязнь выражалась не в словах или поступках, а, скорее, в отсутствии таковых. Элинор словно не существовало. Изабелла никогда не обращалась к ней, а если самой Элинор необходимо было что-то сказать королеве, то она хоть битый час могла стоять, но так и не удосужиться внимания венценосной особы. Дамы из свиты, предпочитая подражать королеве, также старались не замечать неугодную фрейлину. Среди них у Элинор не то что подруг не было, но случалось так, что какая-то из милых дев предпочитала скуку, чем стать партнером с нею в игре.
Кое в чем Элинор могла частично признать вину. Было нечто, что могло разозлить молодую королеву. В первый же день ее пребывания при дворе после всех официальных церемоний Его милость Эдуард спросил фрейлину своей жены о том, как нравится ей в новом статусе, на новом месте. Обыкновенная вежливость важного дядюшки к опекаемой им племяннице. Элинор отвечала любезно и почтительно, как и положено отвечать государю.
— Как твой сын? — Эдуард уже развернулся и сделал шаг по галерее, но вопрос предполагал ответ, потому Элинор направилась вслед за королем. От еще живых кровоточащих воспоминаний в груди защемило, как будто у нее снова с рук, как от сердца, отрывали дитя, потому отвечала она кратко, желая прекратить разговор. Только Эдуард не унимался. Следующий вопрос снова был о маленьком Хью. Чтобы не говорить в спину, Элинор пришлось идти рядом, приноровившись к походке государя. Он продолжал расспросы, она отвечала. Удивляло то, как мужчины, так прекрасно разбираясь в войне и оружии, родившись от матери, были так наивны относительно будущего подобных себе.
— Так он пока совсем беспомощный и глупый, — сделал свои выводы Эдуард.
— Он мудрее многих мудрецов, поскольку умеет, не сказав ни слова, добиться своего, — вступилась за свое чадо Элинор.
— Но он умеет только плакать.
Определенно, король ее поддразнивал, но, поддавшись на вызов один раз, в другой раз Элинор вела себя хитрее: раз короля так интересует ее дитя, то она может хоть часами рассказывать о нем, лишь бы были достойные уши.
— Этого достаточно, но у Хью и по плачу можно понять, что он желает.
— Вот как! Вы можете знать, что желает дитя по его плачу?
Эдуард вдруг остановился, резко развернулся и теперь смотрел пусть и с высоты своего роста, но в глаза собеседнице, лукаво прищурившись. Ретироваться было поздно, потому Элинор продолжала.
— Когда он желает есть, то кричит так, что звук Иерихонской трубы покажется нежной музыкой; когда он желает ласки, то плачет так, словно зовет, совсем немного, чтобы не тратить силы. Потом затихает, и если его отказываются слушаться, то кричит снова. Когда он желает, чтобы его оставили, то жалобно хнычет, хмурится и прикрывает глазки.
— Стоит у него поучиться, как обходиться с дамами, — засмеялся Эдуард. — Хотя желания его еще столь малы. Может, стоит пожаловать ему боевого коня?
— Он еще слишком мал, чтобы оценить подарок по достоинству. Но очень скоро добрый конь и меч ему вполне могут понадобиться. Это чудесный мальчик.
— У него чудесная мать.
Сердце Элинор сделало гулкий удар. Было время, когда после подобной фразы она могла бы вообразить нечто нереальное, но это всего лишь вежливая фраза, а также возможность наконец-то прекратить их милую и вроде как невинную беседу, пока не перейдена грань.
— Ваша милость, — склонила голову Элинор.
— Возвращайся к своим обязанностям, — отпустил ее Эдуард.
Через несколько дней Элинор снова удостоилась личной встречи с королем. Эдуард скоро исполнил обещание о боевом коне для ее сына. Это оказалась резная деревянная лошадка.
— Настоящее сокровище, — восхитилась она. — «Господь наш Иисус был сыном плотника и не чурался такого труда», — прозвучали слова загадочного юноши из детства.
— Ничего особенного. Надеюсь, тот, кому это предназначается, останется доволен.
После рождения Хьюго они с мужем были щедро одарены королевскими подарками. Пока Элинор пребывала при дворе, единственным даром Эдуарда стала игрушечная лошадка, но для нее такая безделушка стоила дороже полученного имения. «А самое ценное — его доброта», — решила для себя Элинор, и подобной милостью грех пренебрегать.
Если бы не доброта короля, ей бы при дворе жилось гораздо тяжелее. Или же легче. Она не собиралась отбирать внимание супруга Изабеллы. Но раньше, чем он стал мужем несносной француженки, он был братом матери Элинор. Младшим братом. Их связывала кровь, потому Элинор имела право узнать лучше того, кто долгие годы был ее солнцем, ее Светлым Рыцарем. Странное дело, но в их незатейливых беседах Элинор смогла поведать то, что желала бы рассказать, но оставляла в секрете даже с сестрами: о войне с кастеляншей, о похищенной скумбрии, о волшебном вине, превращающемся в воду. Ей нравилось узнавать Эдуарда, не бога, случайно оказавшегося в этом мире, а живого человека со своими слабостями и недостатками. Иногда он бывал нетерпелив. Так, устав позировать придворному художнику, он заплатил ему неимоверную плату за то, что тот станцует на столе. Награда была такова, что маляр, ни минуты не сомневаясь, согласился и влез на стол, начиная выписывать фигуры не кистью, а ногами и руками, чем вызвал у Эдуарда искренний смех. Еще было нечто, что роднило весельчака Эдуарда с младшей сестрой Элинор, тихоней Елизаветой: он был невероятным соней.
В понедельник праздника Пасхи фрейлины Изабеллы, а с ними Элинор, поднялись очень рано. Все потому, что при английском дворе существовал старинный забавный обычай: застав короля в постели в этот день, придворные могли требовать выкуп за позволение ему покинуть ложе.
— А если он не одет? — предположила, покраснев, одна из дам, Филиппа ФицХьюго. — Или же не один?
— А с кем ему быть? Кажется, все здесь, — Жанна де Шаузёль — Жанна Первая — сделала легкий кивок головой в сторону Элинор.
Элинор не собиралась спускать такое непочтение от какой-то общипанной французской курицы.
— Как же ошибается Ее Милость Изабелла, доверяя особе, смеющей предположить нечто дурное против Его Милости Эдуарда. Разве королева здесь, чтобы точно сказать, что ее не может быть рядом с супругом? Смотрящий за тем, кто спит на королевском ложе, скорее всего, сам желает испытать его крепость, — Элинор выразительно взглянула на француженку.
— Да как… — Жанна схватила ртом воздух, как выброшенная на сушу рыба.
— Если не поторопимся, то можно совсем уже не идти. Кавалеры будут раньше, а мы останемся ни с чем, — резко прервала спор обычно флегматичная Жанна де Мортимер, позже прозванная Маргаритой Жанной Второй.
Щебечущей стайкой, никем не останавливаемые, молодые женщины проследовали в королевские покои. Филиппу ждало разочарование: Эдуард спал в сорочке. Более того, он не собирался отвечать на задорные шуточки фрейлин королевы. Пробормотав что-то сенешалю, он отвернулся от гостей, уткнувшись носом в подушку, и даже засопел, доказывая, что для него сон преимущественнее, чем традиции. Прекрасные просительницы были выставлены за дверь, хотя штраф им все-таки отдали. Каждая из них обогатилась на шесть фунтов.
— Не очень щедрая награда, — дула губы Жанна Первая. — Его милость грязных конюхов ценит больше, чем дам своей супруги.
«От них больше пользы и меньше сплетен», — чуть не вырвалось с уст Элинор. Вместо этого она заговорщически прошептала:
— Ее Милость Изабелла пока еще в постели.
Жанна де Шаузёль презрительно отвернулась. Зато сестры Анна и Филиппа переглянулись: сегодня обязанность находиться при облачении королевы принадлежала им. Но королева милостиво отпустила их ради забавы. Если Изабелла посчитает, что они злоупотребили ее добротой, то им не избежать неприятностей. Тогда стоит все обернуть шуткой или разделить провинность с остальной свитой.
— Скорее!
Девицы ФицХью не то что пошли скоро, они просто побежали, а остальные последовали за ними, оставляя недоумевающую Жанну де Шаузёль.
А в покоях королевы неугомонных фрейлин ждал сюрприз: Изабеллы там не оказалось. Королева, пренебрегая ритуалом одевания, приказала служанкам и камергеру облачить себя в один из лучших нарядов, а потом просто каким-то чудом исчезла, отослав всех слуг по поручениям.
— Из дворца она бы никуда не делась. Значит, и беспокоиться нечего, — перешептывались дамы.
За портьерой послышался звук, похожий на шипение кошки. Только Элинор обратила на это внимание и подошла поближе.
— Если благородные дамы пожертвуют по одному фунту скромному пажу, то он поможет найти пропажу, — послышался приглушенный таинственный шепот
Элинор чуть отодвинула ткань и в щель увидела то, что и ожидала увидеть: ухмыляющуюся белобрысую голову Дональда Мара.
Три года назад Кристина Брюс, сестра мятежного Роберта Брюса, в цепях была доставлена в Лондон вместе с шестилетним сыном Дональдом, который из-за нежного возраста избежал позорных оков. Новый король приблизил мальчика ко двору. По сути оставаясь шотландским заложником, Дональд таковым себя не считал. Ему, любопытному и пронырливому, попадало чаще, чем другим пажам, но за веселый нрав также многое прощалось. Дональд обожал короля Эдуарда и, по правде сказать, стал единственным другом Элинор при дворе.
— Если благородные дамы пожертвуют скромному пажу по фунту, то паж станет богаче самих благородных дам, — прошептала Элинор в прореху.
— Я бы вам и так все рассказал, леди Нора, но это будет несправедливо по отношению к достойным рыцарям, которые уже заплатили по два фунта. В конце концов, этот секрет точно будет полезен для ваших денежных мешочков.
— Вот ты и выдал тайну, — Элинор приблизилась к портьере так, что разговор получался совсем интимно-секретным. — Где можно сейчас так скоро получить доход? Скоро полдень, а где же сейчас Его Милость?
— Но леди Нора! — возмутившись подобным коварством, Дональд выдал себя, и остальные фрейлины обернулись в их сторону.
— Вот этот добрый юноша, — Элинор раскрыла убежище хитрого пажа, — всего лишь за три фунта обещал раскрыть некий важный секрет.
— Но леди Нора… — заныл Дональд, рассчитывающий получить награду втрое больше заявленной его хорошей знакомой.
— Мои дорогие подруги, всего лишь три фунта, — продолжила Элинор громко, а закончила сквозь зубы, чтобы слышал только Дональд. — Или ничего, — на самом деле мальчишку стоило наказать за столь формальное обращение. Услышав из уст короля ее детское имя, Дональд решил, что и сам достоин чести так ее звать, добавляя для почтительности «леди».
— Или поцелуй красавицы Анны, — тут же нашелся ушлый паж.
— Три фунта! — ответила за сестру рассерженная на такое непристойное предложение Филиппа, выдавая свое нетерпеливое любопытство.
Через несколько мгновений после оплаты сведений дамы шустро двинулись снова к покоям короля.
— Хьюго Одли! Какое вы имеете право задерживать благородных дам?! — самая старшая из королевских фрейлин, Мод де Верден, как смелая птица, защищающая гнездо, наступала на внезапного врага, посмевшего заступить ей дорогу к дверям королевской спальни. Остальные девушки стояли за ее спиной, ожидая сигнала самим вступить в сражение.
— Разве мы вас задерживаем? Я даже готов быть сопровождающим, если вы вдруг заблудились, но сейчас у нас здесь важные дела.
— И какие же дела могут быть у столь нарядных рыцарей в такое время? Неужели шотландцы наконец-то вышли на битву, и для вас это праздник?
— Что-то часто дамы сегодня оказываются у этих дверей и не только.
— Вам бы поучиться учтивости, сэр Одли. И завоевывать внимание короля на турнирах или на поле боя.
— Мой друг, прекрасная леди Мод, наш зверь столь величественен и чудесен, что хватит всем охотникам. Вы же своим шумом наверняка выгнали его из норы, — вступил в разговор некто Мортимер, имя которого Элинор не могла припомнить, но знала, что он человек графа Уорика. — Будем мудры и поделим добычу поровну.
С подобным мировым решением было невозможно не согласиться. Дамы и кавалеры скоро поделились на пары, распределили, кто что скажет, чтобы столь необычный визит не выглядел неучтивым, но поскольку фрейлин королевы было немногим больше, чем рыцарей, то миловидные сестры ФицХью составили первую пару и с приветствием: «Ваша Милость, уже полдень, и мы обеспокоены…», — важно прошествовали за дверь. Дальше так тщательно продуманный план дал сбой. Вместо того, чтобы пройти дальше по королевской опочивальне, девицы ФицХью застыли, не продвинувшись и на шаг. Следующая пара буквально уткнулась им в спину и, кажется, напрочь забыла слова приветствия. Любопытная Жанна де Шаузёль заскочила в покои, даже не дождавшись своего кавалера. Образовалось нечто вроде затора, но, к чести уже присутствующих в комнате заговорщиков, они скоро догадались оставить хоть что-то из оговариваемого плана и отойти в стороны, пропуская других.
В пару Элинор достался мудрый рыцарь Мортимер, разрешивший войну дам и кавалеров. Поскольку они входили последними, то оказались в центре всего действа. А посмотреть действительно было на что.
До такого зрелища не додумался и преподобный Уолтер Рейнолдс. В постели короля кроме самого короля был еще кое-кто. И этот кое-кто пытался сохранить свою тайну, укрывшись с головой одеялом, только краешек платья, свесившийся с края ложа, выдавал нежданного гостя более, чем его лицо. Если только некая смелая особа не дерзнула надеть наряд королевы, специально сшитый к праздникам, то под одеялом была сама Изабелла. И можно было бы подумать, что ворвавшаяся толпа прервала супружеские развлечения, но на Эдуарде все также оставалась его ночная сорочка.
— Какие назойливые нынче мухи, — потягиваясь, сказал Эдуард. — Ах нет, это наши верные добрые люди. Не желаете ли поприветствовать их, моя дорогая?
— Некоторые люди назойливее мух, — понимая, что скрываться бесполезно, одеяло опустилось, и из-под него показалась голова. Элинор оказалась права в своей догадке: таинственной особой являлась пропавшая королева Изабелла. И она была явно не в духе и не разделяла восторг супруга, а тот словно и не замечал ее непраздничного настроения.
— Ну что вы! Ими движет только забота и желание донести благую весть, а мы в таком ненадлежащем виде. Штраф! Штраф!
Как бы не обстояло все на самом деле, но кошель Элинор, как, впрочем, и кошели остальных «смутьянов», пополнился на целых двадцать фунтов — маленькое состояние, которым можно было и поделиться за небольшую информацию.
— Держи свою награду, — Элинор отсчитала предприимчивому пажу фунт.
— Леди Нора, я же сказал, что не возьму с вас плату, — искренне обиделся Дональд.
— Но я сбила твою цену. Так что это только малая часть возмещения.
— Вы торговались, а рыцари нет. Так что неплохой выдался денек, три раза получить награду, — растянул в самодовольной улыбке губы Дональд. Элинор догадывалась, что у мальчишки имелся еще один секрет в запасе и ему не терпелось хоть с кем-то им поделиться.
— Ты сказал: три раза? Неужели ты и сам дерзнул будить Его Милость? — приняла игру Элинор.
— Вот еще! Моя обязанность чистить обувь Его Милости, и работу свою я делаю хорошо. Но вот видеть кое-что вполне мог.
— И что же?
— Как пришли дамы королевы и их выгнали прочь, а потом, крадясь и озираясь, в покои пробралась и сама Изабелла.
— Зачем же ей было нужно так сложно пробираться к своему супругу?
— Откуда мне знать, — пожал плечами Дональд. — Только его милость вдруг вышел, окликнул меня, но потом сказал, что забыл, что хотел поручить. А сам себе под нос пробурчал: «И где эти назойливые особы, когда они так нужны», — и сунул мне в ладонь монетку. А я и не дурак, — Дональд снова улыбнулся.
— Странно это все, — скорее самой себе, чем собеседнику сказала Элинор.
— Что тут странного? Не желает Его Милость свою женку, вот и все, — ответил тут же Дональд.
— И где твои манеры, неучтивый мальчишка? — щелкнула ему пальцем по лбу Элинор, а тот только фыркнул. Но в своих выводах Дональд был прав, и в этом Элинор убедилась, раскрыв тайну того, что происходило за дверью королевской спальни.
Благородным господам, кроме рук, данных от рождения, положены и чужие руки — руки слуг. И также, как нерасторопное движение неумелого воина может стать причиной его гибели, а неловкая вышивальщица обязательно исколет себя, так и нерадивый, глупый слуга — беда для хозяина. И обратно: хороший слуга еще и глаза и уши своего господина.
Элинор не зря когда-то, повинуясь странному порыву, выбрала Аву ухаживать за собой. Иногда Элинор и упрекала ее за некоторую живость характера, но чаще именно эта черта становилась особо ценной. Ава понимала госпожу без лишних слов и наставлений, также как и Элинор не нужно было задавать лишних вопросов, чтобы понять, что расторопная служанка разузнала ценные сведения. Камерфрау Элинор оказалась достаточно сообразительной и не стала упрекать Аву в несвойственной ей медлительности, а нашла причину удалиться с покоев госпожи.
— Говори, — вела Элинор.
— Вы обещали меня Тому, сыну Уны-пекарши, и если бы другой человек просил меня в жены, — начала Ава, — не могли бы вы ему отказать?
— Кто же этот тот другой, раз у тебя возникла мысль требовать от меня не нарушать слово? — если бы Элинор не узнала за несколько лет Аву, то решила бы, что та испытывает ее терпение. Но ответ девушки заставил Элинор поморщить нос:
— Осмунд. Он выносит ночные горшки и чистит особую комнату Его Милости.
— Но с чего он возомнил, что стоит нарушения сговора?
— Он знает некоторые королевские тайны, но скрытен и не поведал бы их даже под пытками, но вот невесте мог все и рассказать. Просто, чтобы добавить себе важности.
Элинор снова сморщила нос, представляя суть тайн Осмунда.
— Ты думаешь, мне они интересны?
— Он точно знает, что поиски кровавой простыни бесполезны.
— Продолжай.
— Бедный Осмунд тихо и незаметно, как ему и положено, делал свою работу, когда в покои короля пожаловали дамы королевы. Он, конечно же, помнил о пасхальной традиции, но не думал, что кто-то посмеет так рано потревожить короля. Чтобы не возмутить своим видом благородных женщин, Осмунд спрятался в соседней комнате. Когда дамы ушли, Осмунд подождал немного, надеясь, что не попадется на глаза разбуженному королю. Как только он решил, что опасность миновала, в покоях появилась Ее Милость Изабелла. Тут этот простак понял, что лучше бы он смутил фрейлин, чем оказался таким неловким свидетелем. Он видел совсем немного, но все прекрасно слышал. «Бедняжка», — он так и сказал.
— Что же такое он услышал, что заставило его так страдать?
— Не его, а… — Ава запнулась. — Не знаю, стоит ли мне разглашать подобные страшные вещи. Ведь эти знания — сами по себе страшный грех.
Хитрая девчонка пыталась поднять себе цену, но не ей играть с наставницей.
— Если тайна настолько опасна, то можешь не говорить.
— Но… — Ава застыла на месте, раздумывая, что может означать потеря интереса хозяйки к такой важной новости. — «Бедняжка», — Осмунд говорил не о себе.
— Я это поняла, — Элинор повела плечами, словно вздрагивая от холода из-за нерасторопности служанки. Ава поспешила подхватить ночную сорочку.
— Он сказал это о королеве Изабелле, — понизив голос почти до глухого шепота, выпалила Ава на ухо хозяйке, когда голова Элинор показалась из ворота, а служанка вроде как вынужденно приблизилась к ней очень близко.
— Вот как!
Выдав самую важную часть своей новости и получив легкий аванс в виде заинтересованного возгласа хозяйки, Ава продолжила уже своим привычным тоном.
— Она просила его исполнить данные им клятвы перед их отцами и Богом. Упрекала его в холодности. Обещала подарить наследника английской короны.
— Но Эдуард оказался неприступным, — Элинор удобно устроилась в кровати, чтобы слушать продолжение похождений незадачливого поклонника ее служанки.
— Осмунд утверждал, что его оправдания не были столь убедительны, как мольбы царственной девы. Он бы сдался, но послышался шум и голоса. Ее Милость заметалась по комнате, пытаясь спрятаться, и в какой-то момент чуть не обнаружила убежище Осмунда. Она успела чуть приоткрыть дверь, и Осмунд решил, что теперь уже точно пропал. Но Его Милость Эдуард подхватил ее на руки и затащил на ложе. «Разве кто посмеет посмотреть на вас косо за это», — сказал он. Позже кто-то из слуг обнаружил Осмунда. Но важные особы уже разошлись, а человека с ночным горшком короля никто не стал останавливать.
Как удавалось хохотушке Аве сохранять серьезный вид, для Элинор оставалось загадкой. Возможно, она развлеклась вволю, слушая рассказ о приключениях воздыхателя. Элинор очень живо представляла всю картину: пытающийся улизнуть от брачных обетов, касающихся слишком юной жены, Эдуард, прячущаяся под кроватью Изабелла и стоящий за дверью особый служитель с неким не особо ароматным сосудом.
— Можешь не беспокоиться. Я не отдам тебя несчастному Осмунду. И ты заслуживаешь награды за свой труд.
Плутовка Ава благодарно склонилась. И кто бы видел ее со стороны, сказал: сама скромность и почтительность.
«Несчастный Осмунд? Он не знает, насколько ему повезло. Несчастный Том»… — размышляла Элинор, пытаясь подавить смех в подушку.
Через день или два тайное стало явным. Не по вине Элинор или ее девушки, и Осмунд в этом не был замешан. Удар по королевской гордости нанесла одна из француженок: не особо знатная, не особо талантливая. Элинор не могла понять, чем она так приглянулась Изабелле, что она доверяла ей свои секреты, ведь девица к тому же оказалась глупа. Воспользовавшись слабостью королевы, она попыталась прибавить себе значимости в глазах других дам, выдав царственную подругу. Никто бы не посмел шушукаться за спиной Изабеллы или бросать на не жалостливые взгляды. Но юная королева была достаточно умна и проницательна, чтобы понять настроения. Болтливая фрейлина скоро исчезла. Кое-кто вроде слышал, что она внезапно решила посвятить себя служению Господу.
Если бы Элинор оказалась отвергнута и предана близкими людьми, то, чтобы прийти в себя, ей бы понадобилось время. Юная Изабелла вела себя так, как будто ничего и не было. Скорее Эдуард, пытаясь загладить провинность, некоторое время пытался больше внимания уделять супруге и даже как-то ее развлечь. Повинуясь ее просьбе, он согласился стать ее партнером в Четырех сезонах и проиграл сокрушительно и нелепо.
— Не стоит утруждать себя, ублажая неразумного ребенка. Дочь Капетингов не принимает подобных подачек, — вытянувшись в готовую к выстрелу тетиву, вздернув высоко подбородок, встала из-за стола Изабелла.
А Элинор почувствовала себя неловко, так, словно ее уличили в воровстве. Она знала, а королева — нет. Эдуард, зная фигуры и их ходы, отвратительно играл в шахматы, не видя перспектив в своих действиях. Раскрыть свою слабую сторону — это и было его покаянием супруге. Элинор это понимала, Изабелла — нет. Неправда, она не крала доброе расположение этого мужчины, он сам щедро раздавал его, а она просто не смела отказываться. Их вечерние беседы стали почти привычными, хотя все было вполне невинно, и тому были свидетели.
В этот раз поводом для разговора послужили вести о Маргарите Гавестон. Кто бы мог подумать, что изнеженная младшая сестренка решит последовать за изгнанным супругом, а не предпочтет роскошную жизнь при дворе. Замужество удивительно изменило младшую сестру. И хоть демон Пирс Элинор не нравился, но она также желала его возвращения, поскольку этого желал ее бог Эдуард.
— Чем еще развеять скуку? — потянулся в своем кресле Эдуард, довольный и разнеженный, как сытый кот, которому только тряпицу осталось лапой подергать для того, чтобы почувствовать всю благодать жизни. — Может, прекрасная Элинор подскажет?
Если бы здесь не было архиепископа Рейнолдса и Дональда, то все бы походило на заигрывания мужчины с женщиной, после которых следуют совсем не невинные развлечения.
— Шахматы? — Элинор одарила короля самым невиннейшим взглядом.
На столе стояли чаши, наполненные пивом. Элинор делала маленький глоток из сосуда после каждого раза, когда Эдуард отпивал из своей. Она уже начала привыкать к этому напитку и даже находила его вкус приятным.
— Моя прекрасная дама так коварна, — Эдуард лениво зевнул. — Нет, так не развеять скуку.
— А если я предложу награду? Проигравший исполнит желание победителя, — горло пересохло, и Элинор сделала глоток из чаши, не дожидаясь короля.
— Что же… — Элинор стало не по себе от хищного, оценивающего прищура Эдуарда. Она уже пожалела о своем безумном плане. — Я согласен. Но развлечение будет другим. Преподобный Уолтер и Дональд к нам присоединятся.
Странная у них была компания: святоша, юнец, женщина и король. На столе появилось три небольших предмета, похожие на камешки с равными гранями. Элинор приподняла один их них, внимательно рассматривая. На гранях были вырезаны фигурки людей, которые она сначала приняла за насечки-царапины.
— Дар дражайшей сестры Марии, — Эдуард облокотился на стол и, словно уже собираясь задремать, из-под опущенных ресниц наблюдал за любопытствующей племянницей.
Элинор знала историю одной из сестер Эдуарда. В шесть лет принцесса Мария приняла постриг и стала монахиней-бенедиктианкой. Не Элинор сомневаться в ее благочестии, но эти камешки…
— Мне кажется, подобной забавой развлекают себя стражники в мирные часы, но их приспособления просты и имеют правильную форму.
— Шесть сторон, вы хотите сказать, — вмешался преподобный Уолтер. — То, что очевидно проще, скорее служит обману, чем истине. Сколько крови пролилось не в сражении, а в подобных играх. Воистину, дьявол, если хотел запутать грешных созданий, то…
— Обрезал в костях лишний угол, — вставил свое слово Дональд, окрыленный честью оказаться за одним столом со своим кумиром. Мальчишка испугался ненужной храбрости и вжал голову в плечи.
— И верно, дитя, — словно и не заметил дерзости преподобный Уолтер. — Может, они кажутся совершенными, но разве это не мнимая красота взамен подлинной, той, которая требует усилий в своем постижении?
— Умеренность — первая из добродетелей. Имеет цену в одну засечку, — в науку новой игры вмешался Эдуард, повернув семигранную кость так, что взгляду Элинор открылось ребро, пересекающееся фигурой собаки.
— Как несправедливо, что подобное благо так мало стоит, — вздохнула Элинор.
— Справедливость тоже имеет свою цену, — продолжил обучение архиепископ Уолтер.
— Четыре засечки, — Эдуард, продолжая удерживать ладонь Элинор в своей, повернул костяшку большим и указательным пальцем так, что Элинор открылась грань с похожей на взлетающего журавля птицей. Не от слов, а от такого простого жеста у Элинор сжался желудок, остановилось дыхание и только сердце сделало скачок. Она отправила костяшку обратно на стол.
В подобную игру они когда-то играли с Хьюго, тогда она показалась Элинор скучной. Теперь же не только компания, но и усложненные правила делали развлечение таинственным и захватывающим. Как и положено, кости складывались в пустой бокал, игроки по очереди энергично встряхивали его и выбрасывали кости на стол. Выигрыш зависел не только от того, каким боком они упали, но и от того, на какую из разложенных пластин, изображающих людскую жизнь, небесную сферу или сферу воображения. Рассчитывались игроки за удачный или же не очень ход меньшими пластинами — талантами.
Первый расстался со своими сокровищами архиепископ.
— Не одобряет отец наш небесный подобного баловства, — ворчал он.
Не сговариваясь, а только подавая знаки, Элинор и Эдуарду удалось лишить своих талантов Дональда. Слишком поздно мальчишка сообразил, что против него плетут заговор, но решил благоразумно промолчать. Хотя даже его насупленный вид не растрогал Эдуарда.
— Долей еще пива, — велел он. И мальчишка неохотно встал, понимая, что в любой момент может пропустить самое интересное. И напрасно. Ожесточенная борьба продолжалась больше часа, и, наконец-то потеряв терпение, Эдуард предложил больше талантов, чем имел. Победа Элинор была великолепна и безоговорочна.
— Я знал, леди Нора! — восторженно воскликнул Дональд. Он уже начал дремать на своем стуле, время от времени роняя голову.
— Помни, кому служишь, — почесывая бородку, заметил Эдуард.
— Я верный рыцарь прекраснейшей из дам, — Дональд вскочил и попытался сделать поклон, но тут дала о себе знать затекшая нога, которую Дональд, забывшись, так по-детски поджал. Он пошатнулся чуть ли не до пола, замахал разведенными в стороны руками, но все-таки удержался, не растянувшись долу.
— Позднее время, — архиепископ собрался покинуть их компанию.
— Молитесь за нас, святой отец, — отозвался Эдуард. Он встал, протягивая руку Элинор.
Провожая племянницу из зала, король напомнил.
— Ты честно выиграла. Готов вернуть свой долг. Что желает моя дорогая Нора?
— Один день Вашей Милости, — Элинор отвела взгляд.
— Он у тебя есть, — Эдуард вдруг схватил ее за плечи и развернул к себе. Сколько раз она мечтала вот так вот стоять перед ним, быть настолько близко, но…
«Нет. Нет. Нет».
— Для Ее Милости Изабеллы.
— Ты шутишь? — лицо Эдуарда изменилось. Удивление и недоверие, а ведь только недавно ей показалось, что на нем промелькнуло нечто другое. Желание?
— Вашей Милости достался ценный дар: жена, сердце которой всецело принадлежит вам. Нехорошо пренебрегать им. Ее Милость только телом ребенок, но душою женщина, снедаемая страстью.
— Хорошо. Иди.
Все шло согласно ее замыслу, даже лучше, чем она могла предположить. Катание на лодках королевских особ должно было если не сблизить Эдуарда и Изабеллу, то помочь им хотя бы начать разговор. Они будут почти одни, в удалении от всего двора — Господь Бог явно на стороне Элинор, раз внушил Эдуарду подобную мысль. Ей же ни к чему война с королевой, возможно, Элинор даже пришлось бы просить ее покровительства. После пасхальных праздников она ощущала некоторую тревогу. Было ли знаком, что архиепископ Уолтер Рейнольдс, наставляя Элинор и рассказывая о грешной природе женщин, объяснил это своеобразным образом?
— Мужчин господь создал сухими и горячими, что делает их стойкими к соблазнам и невзгодам. Женщины же по натуре своей холодные и влажные. Не в их силах сдержать греховный голод. Вы покраснели, дочь моя? — преподобный помахал сжатым пухлым кулачком с отставленным указательным пальцем. — Исповедь, покаяние и благочестивые дела снова дадут вам шанс лицезреть открытие Врат Небесных.
Элинор скучала по мужу и тем ночам без сна, которые у них были. Только вот Рейнольдс не являлся настолько святошей, чтобы прочесть ее мысли. Сам Эдуард это прекрасно понимал: «Будь он лицедеем, был бы на своем месте. У него счастливый дар к представлениям». Дар развеять королевскую скуку, а, возможно, и разбираться в страстях человеческих. Элинор не желала становиться частью представления преподобного, хотя сомневалась в своей стойкости, если Эдуард вдруг проявит больше настойчивости. Все следовало остановить, пока не зашло слишком далеко.
Радуясь удачному началу, Элинор совершенно забыла, что подобное не означает счастливый финал, какими бы благими намерениями задуманное не питалось. С прогулки Изабелла вернулась с покрасневшими глазами. Никто из английских фрейлин не видел раньше подобной слабости от маленькой королевы, да и для француженок такое было редкостью.
— Что же произошло? — попыталась расспросить обо всем произошедшем Элинор свидетеля, Дональда Мара. Сопровождающий королевских особ паж не мог внезапно ослепнуть.
Они сидели на садовой скамейке возле фонтана чаши изобилия. Дональд сосредоточенно разрезал для Элинор апельсин и хранил молчание.
— Изабелла капризная, глупая девчонка, — Дональд протянул дольку аккуратно очищенного фрукта Элинор.
— Больше уважения, сэр Дональд. Она твоя королева, — Элинор, стараясь не запачкаться соком, откусила маленький кусочек. Обычно мальчику льстило, когда волею назначенной им Прекрасной Дамы его повышали до рыцаря, но не в этот раз.
— Она старше меня всего на год, а гонору, как у всех королей мира, — буркнул Дональд.
— Ты что-то сделал, что ее разозлило?
— Она зашла в лодку с таким злым видом, что даже лепестки роз на дне под ее ногами ссохлись, — не отвечая на вопрос Элинор, продолжал Дональд, подавая ей еще одну дольку. — Когда мастер Эдуард сел за весла, она закричала: «Разве у вас нет людей для этого?» На что мастер Эдуард заметил, что просто желает оказать любезность своей женушке. Изабелла смолчала. Она молчала почти всю прогулку, отвечала только «да» или «нет», хотя мастер Эдуард так пытался ее развеселить. Потом он увидел кое-кого на берегу и направил лодку туда. Это оказался старик, продавец капусты. У мастера Эдуарда глаза, как у сокола, а мы с королевой поняли это позже. «Вы же не собираетесь здесь останавливаться?» — опять начала кричать королева. А мастер Эдуард сказал: «Обещаю, вам не придется скучать». Они все-таки пристали к берегу, и королева Изабелла позволила себя вынести и поставить на землю. Тут, к ее чести, она стояла рядом с мастером Эдуардом и любезно улыбалась старику, а тот был так напуган, что забыл даже торговаться с мастером Эдуардом. Когда тот слил цену почти вдвое, он опомнился и пожаловался, что отдал бы государю свой товар и даром, но тогда его семья умрет с голоду. Мастер Эдуард сразу же приказал дать старику втрое больше за его капусту. И мы отправились в обратный путь. Изабелла стиснула губы и все это время сидела, отвернувшись, а когда настало время покинуть лодку, только прошипела: «Лодочник, торгаш, чернорабочий… Какие еще таланты вы мне откроете?»
— Королева выместила злость на тебе? — снова попробовала раскрыть тайну мрачного настроения Дональда Элинор. Она заметила, что успела поглотить уже второй апельсин, Дональд же, что было на него совсем не похоже, не съел ни кусочка.
— Я за вас переживаю, леди Нора, — Дональд внимательно рассматривал лезвие ножа.
— Разве я виновна в неудачной прогулке? — Элинор начала вытирать пальцы платочком.
— Она думает, что это вы подговорили мастера Эдуарда… — Дональд вжал голову в плечи, словно ожидая удара. — Я хотел как лучше. Чтобы она не пренебрегала вами и знала, что вы ей добра желаете.
Для Элинор самой подобная новость стала как гром среди ясного неба, тем более о том, кто же поспешил раскрыть королеве маленькую тайну. Вот почему Дональд так щедро закармливал ее апельсинами. Еще в самом начале его рассказа она удивилась дурному настроению Изабеллы, ведь с утра, узнав о предстоящем приключении, она была сдержана, но сияющие глаза выдавали ее полностью: не было на этом свете счастливее девушки. Элинор прекрасно ее понимала: сама оказывалась в подобном положении с бывшей кастеляншей Речного, но тогда на кону была власть, а теперь мужчина. Именно так на это могла смотреть Изабелла.
— Изабелла ничего не сможет мне сделать, — заверила она Дональда.
— Правда, леди Нора? — Дональд взглянул на Элинор с надеждой.
— Правда, мой рыцарь.
«Ничего не сможет мне сделать, разве что окончательно испортить жизнь при дворе».
Прошел день, и еще один, и еще… Ничего не менялось. Королева Изабелла по-прежнему относилось холодно к опальной фрейлине, любимице ее супруга, но наказывать или мстить не пыталась.
Элинор почти успокоилась и даже почувствовала укоры совести за дурные мысли о королеве: та оказалась выше нанесенных обид и гораздо благороднее, чем думала о ней Элинор. Одна из обязанностей фрейлин состояла в том, чтобы читать перед сном для королевы. Для этого даже составили очередность. Непонятно почему, но среди дам бытовала некая примета: та фрейлина, которую Изабелла отошлет от своего ложа, отказавшись от ее услуг, в скором времени покинет двор. На памяти Элинор такого никогда не происходило, потому, понимая абсурдность подобных убеждений, она немного переживала, ведь ей предстояло оказаться наедине с обиженной королевой.
Обычно Изабелла слушала истории, лежа на спине и сложив на груди руки. Невозможно было понять, спит она или бодрствует, но стоило чтице замолчать, как тут же следовал приказ:
— Продолжай.
В этот раз история, которую читала Элинор, оказалось невероятно скучной. За витиеватостью фраз и втолковыванием прописных истин терялся сюжет. И чтица еле сдерживала зевоту.
— Достаточно, — скомандовала Изабелла. Элинор решила, что сейчас ее отошлют и тем самым королева покажет особую немилость, но та вдруг произнесла. — Сама расскажи что-нибудь.
— Слышали вы историю принца Килуха и прекрасной девы Олвен, дочери Великана-из-Великанов Испададена? — Элинор припомнилось, как они с сестрами в сотый раз, затаив дыхание, слушали любимую историю от няни Кристины, и словно дух Девы озера из Каэрфилли дал ей силы.
— Кто такой этот Килух? — своеобразно ответила на вопрос Изабелла, приподнимаясь на кровати.
Элинор приподняла подушку, чтобы ей было удобно сидеть.
«Если она и не простила, то желает показать, что выше таких обид», — решила Элинор, начиная испытывать симпатию к царственной девочке.
— Чем он славен, я могу поведать, но что могу сказать, не раскрывая тайны этой истории раньше положенного часа: он приходился кузеном самому королю Артуру, — Элинор ожидала, что перед чарами легендарного короля, произнеси только его имя, не устоит даже гордая Изабелла, и она оказалась права.
Изабелла выдержала многозначительную паузу, словно оценивая, стоит ли тратить время, затем, снисходительно кивнув, произнесла:
— Тебе удалось вызвать мой интерес, и ты заслуживаешь награды.
На маленьком столике с резными ножками стояла тарелка с фруктами и глубокая чаша с сахарным драже. Элинор никогда бы не решилась съесть что-то из угощения Изабеллы, но та сама подала пример, вытащив и отправив в рот одну конфетку. Элинор и сама попробовала одну, а потом начала долгий рассказ. Время от времени Изабелла доставала из чаши конфеты и кивала головой Элинор, предлагая разделить угощение.
История почти подходила к финалу, и величественный король Артур, держа в руках волшебный гребень, собирался направить воинов к жестокому чудовищу, когда Изабелла вдруг перебила рассказчицу.
— Ты хорошо знаешь моего мужа?
— Он приходится мне дядей, — Элинор растерялась от такого неожиданного поворота.
— Ты глуха или глупа? Я не спрашиваю, кто он тебе, я спрашиваю: ты хорошо его знаешь?
«С какой стати я вдруг начала оправдываться, как будто действительно виновна?»
— Если я могу быть в чем-то полезна Вашей Милости…
Изабелла сидела, поджав колени к груди и рассматривая пальцы на ногах.
— Я хочу сделать подарок моему мужу. Что ты можешь предложить? Что ему понравится, и он будет это ценить?
Что можно подарить человеку, который ни в чем не нуждается? Элинор вспомнила игрушечную лошадку и неказистый столик.
— Тот гобелен, что вы вышиваете. Он чудесен. Подарите Его Милости Эдуарду.
— Зря я спросила, — Изабелла снова извлекла из чаши очередное драже и дала знак Элинор, что, хоть та не угодила ей с советом, она не придает значение таким пустякам. — Что там дальше произошло?
Еще раньше Элинор заметила некоторую странность: Изабелла ела только красные конфеты, хотя те никак не отличались по вкусу от других. Оставалось надеяться на свою повышенную мнительность в любой мелочи, ожидая подвоха.
Великан был повержен, Кухулин получил свою Олвен, исполнив таким образом пророчество злобной мачехи, рыцари во главе с легендарным королем пировали на свадьбе, только Элинор было несладко. Пытаясь совладать с собой, чтобы сдержать крик от резей в животе, она закончила рассказ.
Когда Изабелла ее отпустила, Элинор чуть ли не бегом достигла своих покоев.
— Лекаря! — чуть ли не с порога скомандовала она.
Мария и Ава почти сразу поняли, что с хозяйкой случилась беда. Они делали все, что могли, чтобы облегчить страдания хозяйки, но хворь оказалась такова, что как бы ни желала больная хоть немного покоя, но именно его найти и не могла. Облегчить страдания можно было только одним способом… А у несостоявшегося дружка Авы Осмунда было много работы.
Явившийся лекарь, худощавый старик-мошенник, откупивший себя от смерти за счет страданий своих пациентов, пустил ей кровь, оставил горькие травы и непонятные порошки.
— Так случается, если съесть что-то тяжкое для желудка, — резюмировал он. — Также подобное может случиться, если женское семя выливается без пользы.
Ответом ему было рычание рассерженной пациентки, на достойный отпор Элинор оказалась неспособна.
— Шарлатан, — шипела она, но все-таки покорно пила заваренные лекарства. Ведь не скажешь лекарю, что была отравлена. Иначе пришлось бы рассказать, как это произошло и кто главный подозреваемый. Если бы и началось расследование, то ничем добрым оно бы не закончилось для Элинор, кроме как обвинением в клевете. Лекарь заверил, что ее жизни ничего не угрожает, и это была хорошая новость. Единственная.
С грустью отметила она для себя, что из-за своего плачевного положения ее чувства находились в смятении, а разум потупился. Меньше всего она желала бы, чтобы ее Светлый Рыцарь лицезрел ее такую, но в то же время была обижена, что он так и не навестил ее. Двор пировал и наслаждался новым роскошным представлением преподобного Уолтера Рейнольдса, а Элинор несколько дней оставалась запертой в своей комнате.
«Я отомщу тебе, французская ведьма. Ты почувствуешь, что значит быть по-настоящему одной».
Элинор нужны были союзницы в самом логове Изабеллы, нужна была свежая кровь. Фрейлины Изабеллы что овцы: они тут же перебегут к сменившемуся вожаку. Почему бы, словно невзначай, не попросить Эдуарда пригласить ко двору кузину Джоанну де Варенн? Несчастная девочка — ровесница Изабеллы, но муж ее Джон, игнорируя супругу, открыто живет с любовницей. Такой расклад несомненно понравится Эдуарду, ведь поможет одним выстрелом убить не двух, а трех зайцев: развлечь племянницу, показать Изабелле истинное смирение и невзначай насолить человеку, причастному к гонениям на небезызвестного друга короля. Наивную Джоанну тут же возьмет под опеку ее более опытная кузина, тем более их объединяет общий день свадьбы. Еще одна союзница — сестрица Елизавета. Несправедливо, что, будучи уже замужней дамой, она все еще не находилась при дворе.
Но главный союзник Элинор вот-вот должен был прибыть. Изгнание Пирса Гавестона подошло к концу. И вместе с ним возвращалась Маргарита.

@темы: ФБ, Любимая графомань, Элла и Ко, Douce Dame Eleonor