Варю воду, пудрю мозги, играю на нервах...
Начало, продолжение; Часть 3, Часть 4, Часть 5
Название: Еще одна из рода Клер
Автор: Roksan de Clare
Бета: Kage Tsukiyama, _AlisaSelezneva_, NikaDimm, wendellin
Исторический период: 1306-1307 года
Размер: макси, 46700 слов
Пейринг/Персонажи: Маргарита де Клер, Пирс Гавестон, исторические личности и оригинальные персонажи
Категория: джен, гет
Жанр: общий
Рейтинг: R
Краткое содержание: Хорошо воспитанная благородная девушка не станет перечить родителям и опекунам и с благодарностью примет их волю, даже если вопрос касается ее замужества. А что если ей предложат самой найти мужа? Прислушаться к сердцу или разуму? И что, если это очередная ловушка и от нее все равно ничего не зависит?
Примечание: в тексте использована поэзия автора начала XIII века Пейре де Бержака (перевод Валентины Дынник).
Скачать: docx, txt
— Мэг! Моя жемчужина! Так вот ты куда спряталась!
Пирсу Гавестону не потребовалось много усилий, чтобы вытащить Маргариту из ловушки. Она схватилась за спущенные ремни и как на крыльях взлетела наверх, в объятия спасителя. Раньше она и представить не могла, какое это блаженство — прижаться щекой к сильной груди и стоять, полностью доверившись тому, кто из незнакомца, даже врага стал вдруг таким родным. Наконец Пирс сам отстранил Маргариту.
— Долго же тебя пришлось искать.
— Ты не особо торопился, — обменялись они любезностями, при этом Маргарита, отступив всего на полшага, едва снова не упала в злополучную яму. Пирс вовремя перехватил ее: — тебя ни на мгновение нельзя отпускать.
— Так держи крепче, — она запнулась, с удивлением не обнаружив после сказанного смущения. Скорее был непонятный для нее восторг от близости гасконца. — Надеюсь, ты задержался потому, что наказывал похитителей?
— Мы пришли с ними к соглашению, — Пирс усадил Маргариту на камень и, закатав рукав платья, исследовал царапину. — Сейчас будет немного больно. Потерпишь?
— К какому соглашению? — не обратив внимания на предупреждение, возмутилась Маргарита.
— Ты мужественная женщина, моя жемчужина, и действовала по обстоятельствам, но, оставшись одна, могла бы подвергнуть себя еще большей опасности. Мы разделились, чтобы отыскать тебя. К тому же Одли поклялся, что не тронул тебя.
— Не тронул? — прошипела Маргарита сквозь зубы, так как, заговаривая ее, Пирс успел плеснуть на раны немного кислого вина из бурдюка.
— Что он сделал? — так скоро спокойное лицо рыцаря-насмешника превратилось в гневный лик бога войны.
— Он увез меня из монастыря против моей воли, связанную, полузадушенную, но хуже всего было потом… — Маргарита наслаждалась молчаливым нетерпением Пирса. Его кулаки сжались, взгляд потемнел. — Наблюдать противную рожу Одли и его кузена.
— Забудь о нем, — без принуждения, Пирс приложил ладонь Маргариты к своей щеке.
— Не могу, пока не заживет моя рана. Эта, — она кивнула на локоть, — и эта. — выставив коленку, девушка приподняла вверх юбку, опустив голову, но наблюдая сквозь опущенные ресницы.
— У меня есть лучшее лекарство.
Коленопреклоненный Пирс нагнулся ниже, прикасаясь губами к ушибу.
Маргарита возложила на его голову руки, словно поощрение или награду, но лишь для того, чтобы через мгновение, схватив за волосы, оттолкнуть прочь.
— Достаточно!
Она остановила Пирса не из стыдливости, как то можно было бы предположить, хотя сделать это ей помог возникший в голове образ дамы Мод, строго пенявшей воспитаннице. Еще совсем недавно этого же места, которого коснулись губы гасконца, касались влажные пальцы Хьюго Одли, когда, пытаясь ее обесчестить, он раздвигал ей ноги. Это должно было внушить отвращение Маргарите ко всем мужчинам, но Пирс Гавестон был особенным. От его губ по телу пробежал приятный холодок, затем тепло. Ощущение необычное, даже немного мучительное, но безусловно приятное. Продолжая приятную пытку, она наверняка пожелала бы узнать, что случится, если она позволит поцеловать себя в губы.
— Уже не болит?
Игривый тон заставил Маргариту смутиться: где уж неопытной девице тягаться с мужчиной, наверняка изучившим науку любви на деле, покорив не одну женщину?
— Садовник оказался предателем. Он просто заманил меня в лапы Одли и его кузена, показав наш знак и сказав, что ты лично желаешь передать послание. Я начала его подозревать, когда он не появился в назначенное время. Накануне в таверне я заметил человека, похожего на Николаса Одли, он старательно скрывал лицо под капюшоном и покинул столик, оставив эля чуть ли ни на четверть кружки. Я даже подумал, что он меня выслеживает, желая выслужиться.
— Тебя? — переспросила Маргарита.
Пирс кивнул и, отдавая приоритет бедам своей дамы, продолжил:
— След повозки у южной стены монастыря. Исчезновение Вэнса. Два его брата, внезапно появившихся из Нонне Итона. Можно было бы проигнорировать все факты, списав на случайность и обостренную тревожность, но предчувствие редко меня обманывает.
— Да уж, — Маргарита потерла кончиками пальцев виски. — Должно быть, мое исчезновение, как и исчезновение садовника, уже обнаружили.
— Скорее всего, — подтвердил гасконец.
— Они решат, что я сбежала с уродом садовником! — в отчаянье крикнула Маргарита.
— Ты можешь все опровергнуть, когда вернешься, — попытался успокоить ее Пирс, и девушка уже решила, что он желает от нее избавиться, но ее рыцарь ровным голосом добавил. — Правда, шлейф пересуд останется.
— И что же мне делать? — она почти ждала следующего предложения, понимая, что попала в ловушку более глубокую, чем волчья яма.
— Я не могу отвезти тебя к твоему деду. С некоторых пор я — нежелательное лицо не только при дворе, но и вообще в Англии. Но я могу взять тебя с собой…
— Кто же тогда поручится за мою честь? — Маргарита попыталась вывернуться из западни, отлично понимая, насколько слаба ее защита от мужской силы и похоти.
— Я стану этой гарантией. Я согласен быть тебе любящим старшим братом, но, Мэг. Если я исполню твое желание: устрою свадьбу с согласия короля, свадьбу открытую, после которой никто не посмеет усомниться в твоей честности... согласишься ли ты стать моей женой?
Такое решение трудно принять одним махом. Маргарита попросила время на раздумье. Вечность или мгновение, но она озвучила приговор:
— Я не спрашиваю, как ты собираешься выполнить клятву, но я согласна.
— Мэг, — наклонившись, Пирс запечатал их договор поцелуем в лоб. Маргарита с небольшой грустью отметила, что он не назвал ее жемчужиной.
— И что дальше? Мы будем жить в этом лесу, как Тристан и Изольда, но если бы они были братом и сестрой? — она окинула взглядом свои возможные владения.
— Мы будем жить, как королевские особы, хотя сначала нам придется притвориться скромными пилигримами, — поправил ее Пирс.
— И куда направляются пилигримы, если в родной земле им нет пристанища? — от сиденья на камне затекли ноги, и Маргарита встала.
— Ты когда-нибудь была в Пикардии? — Пирс придержал ее, направляя к своему жеребцу.
— В Пикардии? Я-то рассчитывала на Иерусалимское царство. Нет. Я не была в Пикардии. В общем-то, я никогда не покидала пределы Англии.
Маргарита с подозрением посмотрела на третьего члена участника их путешествия. Конь был невысок, но изящен. Гнедой, с почти чёрными тонкими точеными ногами и мордой. Бесспорно, этот скакун был под стать своему хозяину: красив и холен, возможно, быстр, но вот в выносливости его Маргарита сомневалась. Сможет ли он выдержать двоих седоков?
Жеребец, как будто прочитав мысли, фыркнул и ткнулся мордой в плечо девушки.
— Альтиметр, не шали, — Пирс взял коня под уздцы.
— Не подведи нас, Альтиметр, — Маргарита погладила бархатную ямочку на переносице коня, а тот словно понял и кивнул.
Усадив Маргариту позади, Пирс сомкнул ее ладони на поясе. Она была взволнована, но не от страха. На темном жеребце она въезжала в новую жизнь.
— Что это?
Маргарита вытянулась, чтобы среди деревьев внимательней рассмотреть необычные камни. Как будто нерадивый строитель пытался возвести башню, поставил необработанные камни по кругу и, разочаровавшись в творении, забросил работу. Кому понадобилось строить замок в лесу? Или это игрался ребенок великана? Вспышка — и Маргарита увидела гигантского уродливого малыша с лицом Вэнса, выставляющего камни одной рукой, а в ладони другой сжимающего рыцаря вместе с конем.
— Хочешь, подъедем ближе?
Пирса Гавестона не надо было просить о чем-то, каким-то чудом он угадывал желания Маргариты.
— Конечно!
— Похоже на древнее капище, — сделал вывод Пирс, когда они пересекли ров.
— Это поклонники древней религии постарались. Те, которые еще до римлян были, — поделилась своими соображениями Маргарита, кинув взгляд на небольшой, явно неприродный курган. Кольнуло неприятное чувство, что они могли потревожить могилу могучего волшебника.
Наконец-то они добрались до каменного круга, и Пирс, спустившись с коня, снял и Маргариту. Валуны оказались даже больше, чем представлялись издалека. Футов десять, не меньше. Маргарита сама не заметила, что подошла вплотную. Глаза и ноги вели ее к центру, к огромному зеленоватому камню — алтарю святыни. От камня легким маревом исходил пар, который становился гуще и гуще, окутывая все туманом. Скоро дымка стала совсем непроглядной, ощутимой. Хоть ножом режь и в тарелку клади, как любил говаривать Ральф Монтермер.
— Перро, — позвала Маргарита. Ответа не последовало.
Туман немного рассеялся, или же Маргарита, привыкнув, стала лучше ориентироваться, но оказалось, что в этом месте они не одни. Как они могли не заметить столько людей, для девушки оказалось загадкой. Впрочем, и незнакомцам не было дела до путешествующей парочки. Они творили нечто злое, противное. Несколько мужчин наблюдали за одним, стоящем на коленях, со связанными руками. Один из смотрящих подал знак, подняв вверх руку. Из тумана проступило еще два силуэта с обнаженными мечами. Один из палачей — как их назвать иначе? — насадил несчастную связанную жертву на клинок, как цыпленка на вертел. Другой резко взмахнул мечом…
Подул ветер, немного разгоняя туман. Картина еще чуть приоткрылась. Лиц Маргарита так и не увидела, но различила на красном сюрко главаря, командовавшем казнью, золотого льва Плантагенетов.
— Мэг! Что с тобой, Мэг?! — растерянный Пирс Гавестон приготовился схватить Маргариту за плечи и начать трясти. Оказалось достаточно одного прикосновения.
— Ты чуть не убил меня! — тумана не было, других людей, кроме гасконца, не было, но могильный холодок чего-то опасного, неотвратимого остался. — Так напугал.
— А ты меня! Зову, не отзываешься. Взгляд стеклянный, как будто привидение увидела.
— Я хочу поскорее уехать отсюда. Теперь я знаю, почему эта дорога так ненаезжена, — жалостливо попросила Маргарита. Пирс не возражал.
Наконец они выехали к реке.
— Вот она, Эйвон, — сообщил Пирс. — Теперь я точно знаю, куда направляться.
— Это хорошо, — Маргарита сняла туфли и по щиколотки зашла в холодную воду. — А в монастыре, наверно, уже обед. Хорошо, что ты знаешь, куда направляться, но скоро тебе придется путешествовать одному. Я не Альтиметр, травку щипать, а без еды умру от голода.
— Потерпи, моя жемчужина. Я не позволю тебе умереть, — заверил Пирс. — Ситуация требовала скорого решения, потому пришлось забыть о припасах.
Терпеть пришлось ровно до первых поселений, пересекших им путь. Насыщаясь хлебом и салом, Маргарита заявила, что они довольно сносны, хотя на самом деле эта нехитрая снедь показалась ей достойной королевского стола. Там же она впервые попробовала эль. Вкус восхваляемого крестьянином напитка, который он варил в собственном хозяйстве, ей не особенно понравился, но от него становилось весело, он словно придавал сил, потому Маргарита сделала вывод, что в умеренных дозах эль даже полезен.
Пирс сказал, что если они поторопятся, то только одну ночь проведут под кровом небес, а следующую уже в уютной гостинице в Уэймуте. Припасов взяли немного: хлеба и сала, сыра, а также двух жилистых цыплят.
Цыплят приговорили поздним вечером. Пирс сам исполнил приговор, сам ощипал их и сам же зажарил на костре. Маргарите досталась важная обязанность опробовать птичек . Они оказались лучше, чем она думала.
Достойное завершение нелегкого дня: пригревшись у костра, Маргарита дремала, положив голову на колени любимого рыцаря. Вот тут-то старые боги и припомнили, кто недавно нарушал их покой.
***
Когда кто-то из послушниц отказывался просыпаться в положенное время, сестра Юдифь будила соню, плеская ей в лицо холодную воду. Осознавая, что ее снова обольют, Маргарита не спешила открывать глаза, пытаясь еще немного задержать чудесный сон. Пускай там были и неприятные моменты, такие как похищение, но это были лишь испытания, чтобы счастье с любимым не казалось легко достижимым.
— Перро, — прошептала Маргарита, рассчитывая, что если чуткий слух сестры Юдифь и уловит произнесенное имя, то можно объяснить, что она восхваляла святого Петра, явившегося ей во сне.
— Мэг… Нужно было остаться в доме того крестьянина…
Сон продолжался, хоть неугомонная сестра Юдифь продолжала плескать воду? Или не сон? Маргарита разобралась в происходящем, как только открыла глаза и взглянула на потухший костер. Лил дождь. Шёл ливень, такой, что легко можно было представить, с чего некогда начинался Великий потоп. Каким-то образом Пирсу Гавестону удалось перенести Маргариту под раскидистые ветви древнего дуба, не разбудив. Как ни была густа крона дерева, но и она начинала пропускать упрямые потоки. Пирс укрыл спутницу плащом и собственным телом, но против природы он был бессилен. Молния расколола темноту, ударив совсем рядом. Альтиметр тревожно заржал, но был заглушен раскатом грома. Маргарита взвизгнула и дернулась, плотнее прижимаясь к Пирсу. Она не боялась грозы, но одно дело переживать стихию за стенами замка, другое — в лесу без всякой защиты. Сквозь мокрую одежду Маргарита чувствовала жар его тела и вдруг поняла, что что это тепло вытеснило весь её страх.
И все же они промокли до нитки и продрогли.
Весь хворост намок, поэтому костер было не развести. Пришлось искать другой способ согреться.
— Нужно раздеться и высушить одежду, — сообщил Пирс.
— Раздеться? Ну уж нет! Кто тогда поручится за мою добродетель?! А как же твое обещание быть мне старшим братом? Да если бы Гилберт пытался расхаживать передо мной голый и требовал от меня того же, я бы отказалась от подобного родства. Да я бы имя его забыла! — Маргарита понимала, что предложение Пирса и правда возмутительно, но не настолько, чтобы так кричать. Понимала, но остановиться не могла. Она защищала себя от себя же самой, но куда это понять сердитому мужчине?
— Тогда в дорогу, — коротко и хлестко отрезал Пирс, не став тратить время на переубеждение.
Маргарита ожидала, что он привычно сядет на коня, посадит ее позади себя, но в этот раз Пирс решил дать отдохнуть Альтиметру, взяв его под уздцы и идя рядом. Он шел очень быстро, меряя землю огромными шагами, каждый из которых равнялся по меньшей мере двум Маргариты. Изредка, когда она значительно отставала, ей даже приходилось бежать. К мольбам остановиться или хотя бы двигаться медленнее Пирс оставался равнодушен.
— Сам отправляйся в свою Пикардию. Я остаюсь тут умирать, — заявила она, наконец решив, что не сдвинется с места, что бы ни случилось.
Пирс остановился, но даже не обернулся. Маргарита поколебалась мгновение, однако все же направилась к нему и его коню, стараясь двигаться медленно и с достоинством. Гасконец наконец-то соизволил посмотреть на свою спутницу, окинув взглядом от макушки до стоп. Маргарита поняла, что он проверял: благодаря длительной пешей прогулке она точно не мерзла, а одежда почти высохла.
— Хорошо, — сказал Пирс.
Дальше путешествие продолжили верхом на Альтиметре, в полном молчании.
Поначалуаговорить первой Маргарите мешала гордость. Потом от саднящего горла даже глотать стало трудно. Она запамятовала о скрытой опасности, что несла сырая, холодная ночь, и расплата пришла очень скоро в виде коварной болезни, высасывающей силы. «Разожми руки и упади в мои объятия, — говорила болезнь. — Ты обречена».
— Мэг, хватит дуться. Все, что мне пришлось сделать, было для твоей пользы или потаканием твоим капризам — первый не выдержал Пирс. Он решил устроить привал и перемирие. — Трудно же придется твоему мужу.
— Честь девушки — каприз? — Маргарита не узнала своего голоса: он стал тихим и хриплым. — Мне казалось, что еще вчера ты желал моей руки.
— Я тот отважный, что влюблен в трудности, — сказал Пирс и приложил к губам Маргариты палец, прежде, чем она успела что-то сказать. — Иди сюда.
Перед тем, как они снова отправились в дорогу, Пирс завернул Маргариту в свой плащ и усадил на лошадь уже впереди себя.
Маргарита почти не помнила, как они въехали в Уэймут, молодой, оживленный портовый город. Пирс обещал, что, как только она хорошенько отдохнет, они обязательно исследуют окрестности. Им все равно придется задержаться здесь несколько дней: нужно найти корабль с капитаном-ловкачом, который согласится переправить Пирса и его спутницу во Францию, и при этом не нарваться на пирата, который вполне мог облюбовать городскую пристань не как удобный объект для набега, а как место продажи награбленного.
Все же остаток этого дня и утро следующего Пирс посвятил не розыску корабля, а Маргарите. Большегрудая служанка ловила каждое слово гасконца и по его указаниям готовила тайный бальзам, способный изгнать любую хворь. Он слегка горчил, но это почти не чувствовалось благодаря щедро подмешанному мед, а наглая девица явно положила глаз на гостя, чего и не скрывала, каждый раз пытаясь зацепить Пирса округлым бедром, проходя рядом. Несколько раз Маргарита порывалась сообщить сопернице, что Пирс не брат ей, а возлюбленный, но бальзам слишком приятно обволакивал горло, унимал боль и утяжелял веки.
Утром или, может, днем Маргарита обнаружила, что спит голой. На ее возмущенные протесты Пирс заявил, что не имеет к этому никакого отношения. Одежду следовало проветрить, а бальзам лучше действовал, если ничто не мешало изгонять болезнь из тела. Раздевала Маргариту Дэнни, та самая нагловатая девица, племянница хозяина гостиницы. Брату же не дело смотреть на голую сестру!
— Сегодня вечером прогуляемся по набережной. Хозяин гостиницы говорил, сто воздух тут целительный. Заодно попрощаемся с Англией, — Пирс осторожно заправил за ухо прядь Маргариты, ласково проведя кончиками пальцев по ее щеке, встал с нехитрого деревянного стула и направился к двери.
— Верни мне платье: я пойду с тобой! — крикнула ему в спину Маргарита.
— Ты останешься здесь. Не бойся, это ненадолго. А платье я куплю тебе новое, — Пирс не обернулся и уже положил руку на дверную ручку.
— Купи, но пусть твоя Дэнни пока вернет мое старое, — отдала команду Маргарита.
— Хорошо, — согласился Пирс и вышел.
Вскоре появилась Дэнни с платьем Маргариты. Пытаясь угодить «сестре» красавчика-гостя, девушка не только выстирала ее платье, но и заштопала порвавшийся рукав.
— Это платье похоже на сутану послушницы, — заметила Дэнни.
— Ты так наблюдательна, — съязвила Маргарита, но служанка этого не заметила и продолжала приставать с вопросами:
— Разве не грех Вам носить такой наряд? Вы же к жениху направляетесь?
— Если девушка покидает стены монастыря, чтобы стать чьей-то супругой, или же, как Господня невеста, едет в другую обитель, то пока не доберется до нового дома, носит одеяние дома из которого ушла. И это не только монастырей касается, — взялась пояснять Маргарита. — Совсем глупая, раз не понимаешь?
— А вы не очень-то похожи с братом, — с милой улыбкой огрызнулась Дэнни, доказывая, что понимает она многое.
— Знаешь, почему монахини-бенедиктинки носят коричневое? — примирительно спросила Маргарита, возвращая улыбку служанке.
— Чтобы не видно было грязь на сутане? — предположила Дэнни.
Маргарита скорбно покачала головой.
— Как раз на темном грязь виднее всего.
— Я еще нужна вам, госпожа? — сразу вспомнила свое место служанка, решив не связываться со святошей.
— Иди, — равнодушно разрешила Маргарита, в душе радуясь избавлению от подобной компании.
Она переоценила свои силы, еще не восстановившиеся полностью после внезапной болезни. Разумно время ожидания потратить на отдых, а а не высматривать из окна Пирса в готовности покинуть город в любой момент.
— Леди Маргарет. Маргарет! Откройте. Я друг, — кто-то настойчивый негромко стучал в дверь и приглушенно говорил.
Он знал ее имя. Он мог быть человеком Пирса, но мог быть и врагом. Однажды Маргарита уже была обманута.
— Кто вы, друг? Назовите себя, — Маргарита вся обратилась в слух.
— Роджер Мортимер, барон Уигмора, — стоящий за дверью снова мелко забарабанил костяшками пальцев. — Вам лучше снять оборону. Ради безопасности Гавестона не стоит привлекать лишнего внимания.
Маргарита, больше не колеблясь, щелкнула задвижкой и отступила, пропуская гостя. Он не соврал, назвав себя Роджером Мортимером. На Празднике лебедей он был посвящен в рыцари на второй день после принца, а до этого соперничал с ним за внимание Элинор.
Маргарита сразу подошла к окну, распахнув его, и пояснила:
— Здесь душно.
— Я и не предполагал, что Вы собираетесь сбежать таким образом, — не дожидаясь приглашения, Мортимер присел на единственный в комнате стул. — Хотя от такой отчаянной женщины можно ожидать чего угодно.
Маргарита осторожно глянула на улицу. Прыгать в окно в ее планы не входило, но она могла бы просить о помощи своего рыцаря, появись он, или, наоборот предупредить его об опасности.
— Зачем Вы нас выслеживали, и в чем заключается Ваша помощь? — теперь объектом внимания Маргариты стал внезапный посетитель. Она пристально всмотрелась в лицо Мортимера. Ничего такого, что могло бы оттолкнуть и говорить о скрытых пороках и коварстве. Крупные черты, квадратный подбородок, разве что нос маловат и заострен. Волосы и бородка ухожены, ровно острижены. На дорожной темно-синей рубахе с широкими рукавами ни следа пыли. Под ровными ногтями покоящихся на коленях ладоней нет темной каймы, и на пальцах перстни. Напрашивался вывод, что Мортимер готовился к визиту.
— Мои люди случайно подстрелили голубя, несущего послание в замок Корф. Королю известно о побеге, и он уже приготовил западню. Как только вы ступите на корабль, вас схватят.
Маргарита снова тревожно взглянула за окно: обычная суета. Вот молочник проехал, грохоча пустыми крынками в тележке. Навстречу ему бежали мальчишки, преследуя друг друга и подгоняя, один едва не налетел на неспешно бредущую парочку. Никаких вооруженных всадников. Вот где идеальная западня, если подумать.
— Что Вы предлагаете нам сделать, чтобы избежать плена? — Маргарита говорила тихо, но сделала акцент на слове «нам».
— Надежные люди могли бы переправить Пирса через Портленд во Францию, — спокойно продолжил Мортимер.
— Вы никого не забыли? — искорка недовольства от вторжения незваного добродетеля грозила вспыхнуть пожаром гнева.
— Если Вы любите Пирса Гавестона — Вы останетесь в Англии.
— Достаточно, — Маргарита пересекла комнату, резко растворила дверь и указала наружу. — Вон!
— То, что он ослушался короля и вернулся Англию — уже смертный приговор, — Мортимер и не собирался подчиняться. — Ваше же похищение заменило топор на веревку.
— Он не похищал меня. Это сделал другой, — Маргарита все-таки прикрыла дверь, боясь, что опасный разговор станет достоянием посторонних ушей.
— Я знаю, — Роджер Мортимер встал, направился к строптивой беглянке и прежде, чем та снова попытается его выгнать, подпер дверь ладонью. — Это сделали Хьюго и Николас Одли.
— Это Вы тоже узнали из голубиного послания? — Маргарита снова заняла свой пост у окна. Теперь она руководствовалась не только опасениями за своего возлюбленного, но и желанием не дать прочитать себя: недоумение, брезгливость после упоминания имени Одли, страх.
— Я буду с Вами откровенен и рассчитываю на ответное доверие, — продолжал Мортимер. — Хьюго Одли — мой кузен.
— Вот как, — Маргарита подумала, что бегство через окно не такая уж и плохая идея.
— Он пытался вовлечь меня, я отказался. Он привлек другого кузена, тогда я попытался предотвратить роковую ошибку, но опоздал. Обстоятельства благоприятствовали отчаянному глупцу, мне же теперь преодолевать трудности, пытаясь его спасти. Предатель-садовник уже ничего не расскажет.
— Остаюсь я, да? — еще можно закричать, позвать на помощь: если люди короля в городе, они услышат и спасут ее от этого ужасного человека, или же можно попытаться выторговать себе жизнь. — Тогда стоит отпустить меня с моим любимым. Вина ляжет на нас двоих, и Ваш кузен останется чист.
— Боюсь, что все гораздо сложнее, чем Вам описал Пирс. Вы знаете, за что он был изгнан из Англии?
— Да.
Мортимер догадался о лжи и продолжил.
— Принц Эдуард требовал передать во владение лучшему другу имение в Понтье, король отказался.
— Принц! Он заботится о друзьях. Что в этом преступного? — защищала Маргарита того, кто дорог.
— В этом лишь малая толика вины. Принц и его лучший друг разорили имение королевского казначея за то, что он не согласился пойти на подлог.
— Все скоро забудется, — не уступала Маргарита.
— Так бы и случилось, если бы Гавестон не решил поторопить события, взяв в заложницы внучку короля.
— Я поехала добровольно, и Пирс относится ко мне со всем уважением.
— Для короля это не имеет значения. К тому же, если вы покините Англию, в дело вступит политика. Отверженный и гонимый рыцарь не сможет гарантировать безопасность своей высокородной дамы. Многие захотят воспользоваться этим, чтобы сделать козырем в игре против ее венценосного деда. От пиратов до короля Франции. Тогда полетят головы и виновных, и частично причастных. Что касается Пирса, то на его жизнь я не поставлю и пенса.
— Что же мне делать? Я не могу вернуться в обитель Святого Мелора, как ни в чем не бывало, будто чуть задержалась с прогулки. И Пирс меня не отпустит. Он помчится за мной на свою погибель. И я не хочу его отпускать… — Маргарита сжала виски, почувствовав боль. Так было легче перенести другую боль: от борьбы с самой собой. Проще всего обозвать Мортимера лжецом и прогнать, пустить всё на самотек, и будь, что будет.
— В приказе короля Вас приказано препроводить в замок Корф. Я мог бы отвезти Вас в монастырь святой Этельбурги, что при Дорчестере, а Вы — попросить там убежища.
За окном, перебивая все звуки, раздался громкий детский плач. Ребенок лет двух или трех, не разберешь, мальчик или девочка, в длинной сорочке и чепчике умудрился улизнуть от матери и пробежать несколько шагов. Побег закончился падением, криками и слезами. Зазевавшаяся мать подхватила чадо на руки, покрывая его щеки поцелуями, и в Уэймуте снова воцарился мир.
«Спасибо, Господи, за знак», — возблагодари Маргарита. Теперь она знала, как поступить.
— Вы предоставите мне чернила, перо и бумагу, чтобы написать послание? — обратилась она к Мортимеру.
Тот кивнул. Оруженосец рыцаря нашел даже небольшой столик, чтобы Маргарите было удобней.
«Как тяжела разлука, но за нею очень скоро последует встреча. Не ищи меня. Я ухожу для нашего общего счастья, чтобы всегда быть с тобой. Я освобождаю тебя от обещания пышной свадьбы. Достаточно маленькой церквушки и нескольких близких друзей. Прощай, и до встречи».
— Это может подтвердить подлинность вашего письма, — Мортимер протянул девушке знакомую ленту, уже немного истрепанную.
— Нет. Он решит, что это подлог, — Маргарита отрицательно махнула головой. — Вы отдадите ленту, но вместе с листом девичьего винограда.
Маргарита готова была отказаться от всего, если бы ей пришлось ехать верхом. Путешествовать также, как они передвигались с Пирсом, ей казалось кощунственным. Однако предусмотрительный Мортимер позаботился не только о дорожном плаще для Маргариты, но и о паланкине. Если сам он сопровождать ее не мог, так как взял на себя сложную задачу убедить Пирса отказаться от преследования, то поручил важную миссию самому надежному человеку в своем окружении, молодому шустрому оруженосцу Джону Чарлтону. Сколь любезен и внимателен ни был Джон, все его попытки разговорить странницу, вызвать хотя бы тень улыбки на ее лице провалились. Для Маргариты услужливый молодой человек значил не больше, чем деревья, росшие вдоль пути, или дорожная пыль. Остальные сопровождающие мужчины ниже рангом вели себя соответственно статусу и не обращали на Маргариту внимания, впрочем, как и она на них.
Она знала, что поступила верно. К тому же ее беспроигрышный план предполагал, пусть и с некоторыми жертвами с ее стороны, получение королевского благословения на брак с Пирсом. И все же она надеялась, что кто-то из сопровождающих сейчас сообщит, что их догоняет одинокий всадник.
Мортимер умел убеждать. К монастырю святой Этельбурги они добрались без происшествий. К горлу подкатил ком, когда за спиной Маргариты с глухим стуком сомкнулись ворота.
Молчаливым, мрачным монахиням достаточно было пары слов, чтобы понять ситуацию и провести новоприбывшую к матери-настоятельнице. Маргарита, следуя за проводницей, отсчитывала шаги по каменным полам и с тоской отмечала, насколько же отлична Святая Этельбурга от Святого Мелора, что в Эймсбери. В последнем были выбеленные стены и высокие потолки. Даже в сумрачный день там было светло, а в солнечный следовало жмуриться, чтобы не ослепнуть, а идя по коридорам, приходилось наступать на яркие блики витражей на полу. В Святой Этельбурге под ногами были лишь унылые серые камни, над головой низкие, давящие потолки, а сводчатые арки только довершали впечатление огромного склепа. Маргарита напомнила себе, почему отказалась от замка Корф в пользу монастыря: дать Пирсу несколько дополнительных дней для спасения, а себе укрытие от гнева деда, когда она сообщит ему одно важное известие.
Перед входом в кабинет Маргарита немного задержалась, собираясь с духом.
Настоятельницу они застали за изучением огромной амбарной книги. Она махнула рукой, указывая на стул, и продолжила подсчеты. Маргарита покорно присела и стала терпеливо ждать, стараясь не ерзать и не слишком уж рассматривать аббатису и окружающую обстановку.
— Итак, — настоятельница наконец-то захлопнула книгу и внимательно посмотрела на Маргариту. — Мое имя Иоанна. Как тебя звать, дитя?
Удивительно, но Маргариту приободрило это обращение. Она не могла определить истинный возраст настоятельницы. Та была высока и худа, с гладким лицом без морщин, узкими крыльями носа и тонкими губами, делавшими рот похожим на прорезь. Глаза чуть прищуренные, серые, внимательные, взгляд острый, как нож. Ее можно было принять за ровесницу Марии Вудстоской, если бы не руки. Они принадлежали старухе, испещренные морщинами и вздувшимся венами, словно иссохшая земля, с бледными заостренными ногтями. И все же Маргарита видела еще один добрый знак для достижения своей цели.
— Матушка Иоанна… — постаралась подластиться Маргарита. — Ваше имя…
— Что не так в моем имени? — выражение лица настоятельницы не изменилось, а интерес проявился только в прозвучавшем вопросе, но Маргарите этого было достаточно, чтобы, как ей казалось, поймать большую рыбку на маленькую наживку.
— Схожее имя носила та, которая подарила мне жизнь и кого я любила больше всего на свете, — подлила елея Маргарита.
— Жизнь дарит Господь, и его ты обязана любить и почитать более прочих, — пресекла попытки ее очаровать настоятельница. — Что касается твоей матери, научила ли она тебя учтивости? Как твое имя, и что привело тебя сюда?
— Простите, — смутилась просительница, но, собравшись, продолжила уже своим обычным тоном, без лишней приторности. — Мое имя Маргарита де Клер. Я дочь Гилберта де Клера, графа Глостера, — Маргарита рассказала все откровенно и без утайки. Потому что чем больше она рассказывала, тем яснее становились мысли. Она вдруг обнаружила, что пустота, засевшая где-то глубоко, в самых потаенных уголках души, покидает ее, оставляя невыносимую легкость. Маргарита запиналась только тогда, когда утирала со щек теплые слезы, а настоятельница слушала не перебивая, все с тем же выражением лица всепонимающего изваяния. Маргариту это не смущало. Закончив исповедь, она вздохнула, как освободившийся от своего груза Сизиф. — Вот и все.
— Итак, ты просишь, чтобы мы как можно скорее послали за королем Эдуардом, твоим дедом и опекуном, — впервые за время разговора настоятельница оживилась и заговорила быстрее и чуть громче, чем обычно.
— Как можно скорее! — пылко поддержала ее Маргарита. — Господь благословил этот храм, теперь и Вас не забудет.
— Господь направил тебя сюда, дитя, — губы настоятельницы растянулись, что должно быть означало улыбку. — Оставайся здесь. Твои беды закончились. Мы позаботимся о твоей душе.
В наставлении божьей женщины Маргарита не узрела зловещего предупреждения.
Маргариту проводили в келью, где ей предстояло обитать до приезда короля. Не в положении девушки жаловаться, но эта келья больше напоминала большой сундук, чем комнату: места хватало только для неширокой кровати. И если это был сундук, то она была ценной вещицей, которую лишь иногда вынимали, чтобы полюбоваться или проветрить.
Маргариту выпускали только на мессу. Остальное время она скучала в своем большом сундуке, где из украшений было только массивное деревянное распятие на стене. Даже безвкусную монастырскую еду ей приносили туда. Так миновало десять дней, самых долгих в ее жизни.
На одиннадцатый день монахиня пришла раньше, чем должна была принести обед. Устав запрещал лишние разговоры, потому женщина просто кивнула и раскрыла перед Маргаритой дверь. Так, как обычно ее водили на мессу, теперь снова вели к кабинету настоятельницы.
— Ваша Милость! — склонилась Маргарита в вежливом поклоне, как только оказалась за порогом. Еще бы ей не узнать венценосного гостя. Он сидел, развернув стул к двери, и ждал, пусть и не так долго, пока приведут смутьянку, а ждать Эдуард Длинногогий не любил.
Король не спешил позволять внучке выпрямиться. Вероятно, по его мнению, ее теперешнее смирение было лишь толикой предстоящего искупления.
— Набегалась, решила вернуться? — совсем не по-доброму спросил король.
— У меня очень веская причина вернуться и припасть к вашим ногам, чтобы просить милости, — несмотря на кроткие слова, Маргарита бесстрашно посмотрела деду в глаза.
— Проси, — велел Эдуард.
Король есть король, даже если сидит он не на троне, а на скромном монастырском стуле. Маргарита всегда восхищалась дедом, считая его самым храбрым, самым мудрым, самым величественным из мужчин. Она росла, а он всегда был таким — неизменным. Что переломилось в ней за прошлый год, почему теперь она видела перед собой крепящегося старика с пожелтевшей истончившейся кожей? Король поморщился как от брезгливости или снедающей боли.
— Позвольте сказать это только Вам, Ваша Милость, — кротко попросила Маргарита.
— Исключено! По уставу монастыря женщина не может оставаться наедине с мужчиной, — это выступила вперед настоятельница.
Маргарита была возмущена такой бесцеремонностью. Монахиня не просто нарушила незыблемое правило — не сметь высказываться, прежде, чем скажет король, — она посмела говорить за него.
— Я не принадлежу этой общине! — резкое возражение свело на нет все попытки изобразить раскаявшуюся грешницу.
— Ты просила защиты, так будь добра уважать наши законы, — губы настоятельницы скривились.
Король с интересом наблюдал за женской перебранкой, а потом провозгласил вердикт.
— Преподобная мать Иоанна, не мне, защитнику справедливости, нарушать законы. Итак, что ты так желала мне сообщить? — кивнул он Маргарите.
План Маргариты был не нов и проверен: именно таким способом ее мать отстояла второй брак, но он не предполагал присутствие стороннего свидетеля. Все усложнялось, но и потерять единственную, выстраданную возможность она не могла.
— Я жду ребенка от Пирса Гавестона! — выпалила Маргарита.
— Маленькая щлюха! Достойную дочь вырастила Джоанна! — король подскочил, как будто стул его стал раскаленным железом. Одним шагом он оказался возле непокорной внучки и, схватив ее волосы у затылка, ощутимо встряхнул. Маргарита ожидала дедовского гнева, ожидала даже, что ей придется претерпеть побои, но она помнила, каким отходчивым был король по отношению к своим потомкам женского пола после таких вспышек. Чем сильнее буря, тем ярче потом солнце.
— Не смейте! Моя матушка защищала святое: любовь и детей, которые иначе не смогли бы появиться. Разве Томас, Мария и Джоанна не дороги вам, Ваша Милость?
Король немного ослабил хватку, но косу все же не выпустил.
— Дура! Этот мерзавец и овцу бы натянул, если бы так смог приблизится ко двору. А ты наслушалась льстивых речей и ноги раздвинула, — Маргарита понимала, что сердце деда начинает смягчаться. Еще немного, и она будет прощена, но король вдруг задумался. — Подожди-ка, если тебя привезли сюда второго дня июня, то как ты успела так точно узнать?
— Мы зачали его еще в пору, когда я была в монастыре. Потому я должна была сбежать, — быстро придумала правдоподобную версию Маргарита.
— Дрянь!
В этот раз Эдуард Длинноногий встряхнул ее так ощутимо, что Маргарита вскрикнула.
— Девушка лжет, — неожиданно вмешалась до того безучастно наблюдавшая семейную ссору настоятельница. Она не останавливала короля, даже когда он начал сквернословить в храме, но когда наступил пик семейной ссоры и дальше предполагалось перемирие, она вдруг решила изменить ситуацию. — Мне точно известно, что девушка не беременна, — за десять дней заключения Маргариты монахини, и правда, могли в этом убедиться. — Мне же она говорила, что пока непорочна. Безбожник, похитивший ее из монастыря, ее не тронул. Возможно, истина где-то посередине?
— Что теперь скажешь? — Эдуард задрал голову Маргариты так, чтобы она смотрела ему в глаза. Понимая, что ложью о ребенке подписала любимому смертельный приговор, она начала оправдываться и защищать то, что было сейчас дороже жизни.
— Он не трогал меня. Все это время он был мне заботливым братом.
— Все это легко проверить, — снова вмешалась настоятельница.
— Мне нужны доказательства.
— Что вы хотите сделать?
Маргарита растерялась. Король вдруг отпустил ее, по одному только знаку монахини он вышел, вышла и настоятельница, но только для того, чтобы привести еще двух монахинь.
— Что вы собираетесь сделать? — испуганно повторила Маргарита, так как подручные настоятельницы стали наступать на нее. Она попятилась и, в конце концов, уперлась в стену, где и была поймана.
Монахини вытащили ее на середину комнаты и согнули чуть ли не пополам.
— Не дергайся, — предупредила настоятельница, поднимая вверх подол платья.
Не послушавшись, Маргарита задергалась еще больше, когда почувствовала сухие шершавые пальцы на своих потаенных местах. Бесполезно. Монахини только еще крепче сжали ее. Настоятельница слишком усердно исследовала ту часть на теле девушки, что свидетельствовала о разврате или невинности. Маргарита только всхлипывала, не в силах что-то сделать. Когда позорная проверка была наконец-то закончена, и монахини оставили жертву, она упала на колени, едва лишилась опоры, закрыла лицо ладонями и зарыдала.
Вскоре вернулся король.
— Гниль еще не коснулась ее тела, но душа запятнана, — сообщила настоятельница. — Но Господь любит эту девочку, потому она оказалась здесь.
— Кто я такой, чтобы спорить с Господом? — решил Эдуард. — Пусть остается, раз здесь ее место. Теперь уберите ее с глаз моих, а нам нужно кое-что еще обсудить.
Как безвольную большую куклу, Маргариту подняли и повели в выделенную комнатушку, а она просто перебирала ногами. Потом одна из монахинь принесла стопку одежды, положила на кровать и исчезла. Когда она вернулась, стопка лежала нетронутой, а Маргарита лежала, свернувшись клубочком, поджав колени к груди и обняв их руками.
Маргарита рассматривала распятье на стене, не находя в нем ничего нового, да и не пытаясь найти. Настоятельница, проводя проверку девственности, забрала ее чистоту. Она не причинила боли и не нанесла увечий, но каким-то образом ее прикосновения клеймами отпечатались на теле Маргариты. Она представила, как входит в реку, как трет себя между ног, пытаясь избавиться от ощущения позора, и в ней закипела злость: ее предал тот, кто должен был защитить. Король. Ее дед. Как посмел он не просто допустить проверку, но и требовать ее? Как мог оставить свою внучку, свою родную кровь в таком месте?
— Переоденься и следуй за мной. Я познакомлю тебя с твоими новыми сестрами и расскажу о правилах, которые отныне станут твоей жизнью.
— Вы не имели право раскрывать то, в чем я Вам исповедовалась! — заявила Маргарита, услышав голос настоятельницы.
— Я не имела право потворствовать лжи, — холодно ответила та. — Если ты не переоденешься сама, тебя переоденут силой. Выбирай. Это последний выбор, который ты можешь себе позволить.
— Хорошо.
Маргарита встала. Взяла рясу послушницы и покрывало. Настоятельница одобрительно кивнула, но тут девушка швырнула их на пол и с остервенением начала топтать. Монахиня не смутилась. Стукнув по двери ладонью, она вызвала двух подручных.
— Она одержима. Вы знаете, что делать, — монахини попытались схватить Маргариту, но она тоже знала, как поступать: отбивалась, царапалась и даже укусила одну из мучительниц, словно настоящая одержимая. Силы были неравны, и ее все-таки обездвижили, заломив руки. — Свяжите ее, чтобы не причинила вред себе и другим.
Оказывается, в монастыре было еще и подземелье с кельей-темницей. Туда, следуя приказу настоятельницы, несколько монахинь и притащили брыкающуюся и вырывающуюся Маргариту. Ее бросили на подстилку из прелой соломы и приковали за руки и ноги цепями. Маргарита притихла, сорвав голос от бесполезных криков и обессилев от метаний. Теперь ей было слышно каждое слово молитвы, читаемое оставшейся в келье монахиней. Время от времени божья женщина окропляла мнимую одержимую святой водой, стараясь, чтобы как можно больше влаги попадало на лицо. Поначалу Маргарита поворачивала голову, стряхивая капли, или же вытирала их о плечо. Потом, пусть в мыслях, но она сделала нечто более дерзкое: закрыла глаза и представила, что она не в темнице, а в лесу вместе с Пирсом Гавестоном в момент, когда их застал ливень, а святая вода — это струи дождя. Завтра они будут в Уэймуте, а потом далеко-далеко отсюда. Маргарита не могла видеть удивление на лице монахини, когда на лице одержимой промелькнула блаженная улыбка.
Эту монахиню сменила другая. Маргарита поняла по изменившемуся голосу, читавшему молитву. Она задремала и пропустила, когда новая чтица приняла дежурство. Эта монахиня поливала Маргариту водой еще усерднее, и неудивительно: ее щеку пересекало несколько красных полос — следы ногтей Маргариты. Просить эту женщину о снисхождении было бесполезно. Маргарита решила, чего не станет делать, даже если увидит перед собой облик святой. На противоположной от стены двери висел такой же крест, как и в сундучке-келье, где хранили Маргариту раньше, но смотреть на него долго мешала затекающая шея. Маргарита уставилась в потолок. Кажется, после пятой чтицы с ним стало твориться что-то необычное: камни начали растекаться, а из стыков между ними повалил дым.
Маргарита хотела закричать, но обнаружила, что дым вовсе не едкий, а невесомый, похожий на туман, и, хотя ее никто не расковал, путы исчезли. Ничто не мешало ей подойти к стене, которая вдруг начала таять, как снежный сугроб весной, только гораздо скорее. Таял весь монастырь вместе с молчаливыми, зловредными монахинями, а впереди, в нескольких шагах стояли люди. Маргарита начала понемногу узнавать происходящее. Она была уже свидетелем этого события, что предстало видением: наблюдатели, тот, кто командовал казнью, человек со знаком Плантагенетов, палачи, виновный… Ей следовало развернуться и бежать оттуда, что есть духу, но какая-то сила толкала ее вперед. Она прошла мимо наблюдателей, не разглядев лиц, прошла мимо того, кто носил золотых львов. Ее никто не остановил, и Маргарите пришла мысль, что она на самом деле мертва, а значит, живые не могут причинить ей вред. Страшное действо продолжалось с того момента, как в языческом капище его прогнал своим окриком Пирс. Второй из палачей опустил меч, и голова пленника отделилась от плеч, отлетая от тела, падая к ногам Маргариты. Какое дело мертвым к делам живых? Но казненный мертв, а значит, собрат Маргарите. Она опустила глаза, чтобы выяснить, чья смерть так настойчиво является ей, и закричала. Лицо! Это лицо!!! Ее рыцарь! Ее Перро! Все смешалось и закружилось: лес, туман, люди, она сама. Пока она не успела исчезнуть навсегда, Маргарита попыталась схватить мертвую голову любимого человека, чтобы хоть в смерти они були вместе. И тут на нее упало небо.
Но никуда оно не падало, а прочно крепилось к своему своду. Продолжал стоять на положенном ему месте и монастырь Святой Этельбурги. Маргарита не умерла. Просто болезнь, отступившая заботами Пирса в Уэймуте, вернулась вновь. У настоятельницы имелось на этот счет собственное мнение.
«Дьявол противится, покидая тело грешника. Господь милосерден! Так возблагодарим же его!»
Маргарита, как ни кощунственно это могло звучать, сомневалась в божьем милосердии. Если бы Бог был добр, он дал бы ей умереть, а не влачить существование без возлюбленного рыцаря и без будущего. Слишком тягостной оказалась разгадка тайны, приоткрытой ей древними силами. Человек, кого раньше она уважала больше всех, убил того, кого она больше всех любила. Мортимер соврал, обещая переправить Пирса в безопасное место. Или же что-то пошло не так. Король арестовал презревшего его волю гасконца и расправился с ним без суда, предав казни, позорной для опоясанного рыцаря. Маргарита против своего желания стала виновницей его гибели. За это ей следует расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
Маргарита покорно облачилась в наряд послушницы: ненадолго, как заявила ей настоятельница. Согласно ее планам уже на праздник святого Мартина Маргарита примет постриг. Ей давалось чуть более трех месяцев, якобы обдумать решение. На самом деле настоятельница торопилась и выбрала самый короткий срок, чтобы окончательно сломить волю новой подопечной. Дела монастыря шли не очень хорошо, а приданное Маргариты и звучное имя помогли бы решить множество проблем и поднять Святую Этельбургу и саму Иоанну на несколько ступеней в иерархии служителей Господа.
Если бы не правила, которые невозможно было преступить даже амбициозной настоятельнице, то с Маргариту постригли бы сразу, как только она пришла в себя после болезни настолько, чтобы суметь произнести «да».
Чем дальше тянулось послушничество Маргариты, тем больше она убеждалась, что не создана для монастырской жизни. Устав Святой Этельбурги оказался куда суровее правил, установленных в Святом Мелора. Вставали они с первыми лучами солнца, разбуженные звуками колотушки. Шли на мессу, потом выполняли обязанности по монастырю. При этом часть тяжелой работы, такая как стирка и уход за скотиной, которую в Эймсбери выполняли светские служки, здесь полностью ложилась на монахинь. Голосом монастыря являлась настоятельница. Остальным монахиням под страхом наказания надлежало избегать лишних слов. Если какая-то женщина желала обратиться к одной из сестер, то просто тыкала в нее пальцем. Многие объяснения также проходили при помощи жестов. Иногда это выглядело так забавно, что, в какой бы тоске не пребывала Маргарита, ужимки монахинь вызывали у нее невольный смех.
К чему действительно невозможно было привыкнуть, так это к колючим рясам, сшитым из грубой шерсти. От них чесалось все тело, но как-то облегчить мучения не разрешалось ни днем, ни ночью. Считалось, что подобные неудобства — шаг к блаженству. Многие монахини даже подвязывались, чтобы усилить следствие. Однако нежная кожа Маргариты протестовала против таких издевательств. Однажды, не выдержав, девушка почесала спину о дверной косяк. Она наивно думала, что никто не заметит ее выходку, но в обед в ее миске не оказалось ничего, кроме воды, а при распределении обязанностей ей выпало мыть полы в трапезной.
После таких уроков, как бы не ненавидела Маргарита деда, она задумалась над тем, чтобы покаяться, обещать быть покорной, лишь бы он забрал ее отсюда. Оставалось придумать, как передать послание. Может, настоятельница почувствовала, что зреет бунт, поскольку несколько дней подряд вызывала Маргариту к себе для бесед об ее предназначении. Да и режим ей немного смягчили, освободив от особо тяжелых повинностей и заменив их чтением духовных текстов. Направляясь в очередной раз к кабинету настоятельницы, она не ждала никаких сюрпризов. Ее не удивило, что там присутствовала одна из монахинь, сестра Ефимия. Маргарита подозревала, что именно толстухе поручено шпионить за ценной послушницей. Оказалось, что мощными телесами Ефимия прикрыла еще одного присутствующего. Маргарита едва сдержала радостный крик: «Гилберт! Мой несносный братик!».
— Мэг, — как-то неуверенно позвал ее тот. Сестра Ефимия стала позади Маргариты и вроде как по-дружески, в знак поддержки положила свою большую руку ей на плечо.
— Теперь вы видите, граф, ваша сестра в полном здравии… — обратилась к нему настоятельница. — Вы можете забрать ее, если она того пожелает.
— Я желаю.
И Гилберт вывел ее из царства тьмы, словно Орфей Эвридику.
Название: Еще одна из рода Клер
Автор: Roksan de Clare
Бета: Kage Tsukiyama, _AlisaSelezneva_, NikaDimm, wendellin
Исторический период: 1306-1307 года
Размер: макси, 46700 слов
Пейринг/Персонажи: Маргарита де Клер, Пирс Гавестон, исторические личности и оригинальные персонажи
Категория: джен, гет
Жанр: общий
Рейтинг: R
Краткое содержание: Хорошо воспитанная благородная девушка не станет перечить родителям и опекунам и с благодарностью примет их волю, даже если вопрос касается ее замужества. А что если ей предложат самой найти мужа? Прислушаться к сердцу или разуму? И что, если это очередная ловушка и от нее все равно ничего не зависит?
Примечание: в тексте использована поэзия автора начала XIII века Пейре де Бержака (перевод Валентины Дынник).
Скачать: docx, txt
Пирсу Гавестону не потребовалось много усилий, чтобы вытащить Маргариту из ловушки. Она схватилась за спущенные ремни и как на крыльях взлетела наверх, в объятия спасителя. Раньше она и представить не могла, какое это блаженство — прижаться щекой к сильной груди и стоять, полностью доверившись тому, кто из незнакомца, даже врага стал вдруг таким родным. Наконец Пирс сам отстранил Маргариту.
— Долго же тебя пришлось искать.
— Ты не особо торопился, — обменялись они любезностями, при этом Маргарита, отступив всего на полшага, едва снова не упала в злополучную яму. Пирс вовремя перехватил ее: — тебя ни на мгновение нельзя отпускать.
— Так держи крепче, — она запнулась, с удивлением не обнаружив после сказанного смущения. Скорее был непонятный для нее восторг от близости гасконца. — Надеюсь, ты задержался потому, что наказывал похитителей?
— Мы пришли с ними к соглашению, — Пирс усадил Маргариту на камень и, закатав рукав платья, исследовал царапину. — Сейчас будет немного больно. Потерпишь?
— К какому соглашению? — не обратив внимания на предупреждение, возмутилась Маргарита.
— Ты мужественная женщина, моя жемчужина, и действовала по обстоятельствам, но, оставшись одна, могла бы подвергнуть себя еще большей опасности. Мы разделились, чтобы отыскать тебя. К тому же Одли поклялся, что не тронул тебя.
— Не тронул? — прошипела Маргарита сквозь зубы, так как, заговаривая ее, Пирс успел плеснуть на раны немного кислого вина из бурдюка.
— Что он сделал? — так скоро спокойное лицо рыцаря-насмешника превратилось в гневный лик бога войны.
— Он увез меня из монастыря против моей воли, связанную, полузадушенную, но хуже всего было потом… — Маргарита наслаждалась молчаливым нетерпением Пирса. Его кулаки сжались, взгляд потемнел. — Наблюдать противную рожу Одли и его кузена.
— Забудь о нем, — без принуждения, Пирс приложил ладонь Маргариты к своей щеке.
— Не могу, пока не заживет моя рана. Эта, — она кивнула на локоть, — и эта. — выставив коленку, девушка приподняла вверх юбку, опустив голову, но наблюдая сквозь опущенные ресницы.
— У меня есть лучшее лекарство.
Коленопреклоненный Пирс нагнулся ниже, прикасаясь губами к ушибу.
Маргарита возложила на его голову руки, словно поощрение или награду, но лишь для того, чтобы через мгновение, схватив за волосы, оттолкнуть прочь.
— Достаточно!
Она остановила Пирса не из стыдливости, как то можно было бы предположить, хотя сделать это ей помог возникший в голове образ дамы Мод, строго пенявшей воспитаннице. Еще совсем недавно этого же места, которого коснулись губы гасконца, касались влажные пальцы Хьюго Одли, когда, пытаясь ее обесчестить, он раздвигал ей ноги. Это должно было внушить отвращение Маргарите ко всем мужчинам, но Пирс Гавестон был особенным. От его губ по телу пробежал приятный холодок, затем тепло. Ощущение необычное, даже немного мучительное, но безусловно приятное. Продолжая приятную пытку, она наверняка пожелала бы узнать, что случится, если она позволит поцеловать себя в губы.
— Уже не болит?
Игривый тон заставил Маргариту смутиться: где уж неопытной девице тягаться с мужчиной, наверняка изучившим науку любви на деле, покорив не одну женщину?
— Садовник оказался предателем. Он просто заманил меня в лапы Одли и его кузена, показав наш знак и сказав, что ты лично желаешь передать послание. Я начала его подозревать, когда он не появился в назначенное время. Накануне в таверне я заметил человека, похожего на Николаса Одли, он старательно скрывал лицо под капюшоном и покинул столик, оставив эля чуть ли ни на четверть кружки. Я даже подумал, что он меня выслеживает, желая выслужиться.
— Тебя? — переспросила Маргарита.
Пирс кивнул и, отдавая приоритет бедам своей дамы, продолжил:
— След повозки у южной стены монастыря. Исчезновение Вэнса. Два его брата, внезапно появившихся из Нонне Итона. Можно было бы проигнорировать все факты, списав на случайность и обостренную тревожность, но предчувствие редко меня обманывает.
— Да уж, — Маргарита потерла кончиками пальцев виски. — Должно быть, мое исчезновение, как и исчезновение садовника, уже обнаружили.
— Скорее всего, — подтвердил гасконец.
— Они решат, что я сбежала с уродом садовником! — в отчаянье крикнула Маргарита.
— Ты можешь все опровергнуть, когда вернешься, — попытался успокоить ее Пирс, и девушка уже решила, что он желает от нее избавиться, но ее рыцарь ровным голосом добавил. — Правда, шлейф пересуд останется.
— И что же мне делать? — она почти ждала следующего предложения, понимая, что попала в ловушку более глубокую, чем волчья яма.
— Я не могу отвезти тебя к твоему деду. С некоторых пор я — нежелательное лицо не только при дворе, но и вообще в Англии. Но я могу взять тебя с собой…
— Кто же тогда поручится за мою честь? — Маргарита попыталась вывернуться из западни, отлично понимая, насколько слаба ее защита от мужской силы и похоти.
— Я стану этой гарантией. Я согласен быть тебе любящим старшим братом, но, Мэг. Если я исполню твое желание: устрою свадьбу с согласия короля, свадьбу открытую, после которой никто не посмеет усомниться в твоей честности... согласишься ли ты стать моей женой?
Такое решение трудно принять одним махом. Маргарита попросила время на раздумье. Вечность или мгновение, но она озвучила приговор:
— Я не спрашиваю, как ты собираешься выполнить клятву, но я согласна.
— Мэг, — наклонившись, Пирс запечатал их договор поцелуем в лоб. Маргарита с небольшой грустью отметила, что он не назвал ее жемчужиной.
— И что дальше? Мы будем жить в этом лесу, как Тристан и Изольда, но если бы они были братом и сестрой? — она окинула взглядом свои возможные владения.
— Мы будем жить, как королевские особы, хотя сначала нам придется притвориться скромными пилигримами, — поправил ее Пирс.
— И куда направляются пилигримы, если в родной земле им нет пристанища? — от сиденья на камне затекли ноги, и Маргарита встала.
— Ты когда-нибудь была в Пикардии? — Пирс придержал ее, направляя к своему жеребцу.
— В Пикардии? Я-то рассчитывала на Иерусалимское царство. Нет. Я не была в Пикардии. В общем-то, я никогда не покидала пределы Англии.
Маргарита с подозрением посмотрела на третьего члена участника их путешествия. Конь был невысок, но изящен. Гнедой, с почти чёрными тонкими точеными ногами и мордой. Бесспорно, этот скакун был под стать своему хозяину: красив и холен, возможно, быстр, но вот в выносливости его Маргарита сомневалась. Сможет ли он выдержать двоих седоков?
Жеребец, как будто прочитав мысли, фыркнул и ткнулся мордой в плечо девушки.
— Альтиметр, не шали, — Пирс взял коня под уздцы.
— Не подведи нас, Альтиметр, — Маргарита погладила бархатную ямочку на переносице коня, а тот словно понял и кивнул.
Усадив Маргариту позади, Пирс сомкнул ее ладони на поясе. Она была взволнована, но не от страха. На темном жеребце она въезжала в новую жизнь.
— Что это?
Маргарита вытянулась, чтобы среди деревьев внимательней рассмотреть необычные камни. Как будто нерадивый строитель пытался возвести башню, поставил необработанные камни по кругу и, разочаровавшись в творении, забросил работу. Кому понадобилось строить замок в лесу? Или это игрался ребенок великана? Вспышка — и Маргарита увидела гигантского уродливого малыша с лицом Вэнса, выставляющего камни одной рукой, а в ладони другой сжимающего рыцаря вместе с конем.
— Хочешь, подъедем ближе?
Пирса Гавестона не надо было просить о чем-то, каким-то чудом он угадывал желания Маргариты.
— Конечно!
— Похоже на древнее капище, — сделал вывод Пирс, когда они пересекли ров.
— Это поклонники древней религии постарались. Те, которые еще до римлян были, — поделилась своими соображениями Маргарита, кинув взгляд на небольшой, явно неприродный курган. Кольнуло неприятное чувство, что они могли потревожить могилу могучего волшебника.
Наконец-то они добрались до каменного круга, и Пирс, спустившись с коня, снял и Маргариту. Валуны оказались даже больше, чем представлялись издалека. Футов десять, не меньше. Маргарита сама не заметила, что подошла вплотную. Глаза и ноги вели ее к центру, к огромному зеленоватому камню — алтарю святыни. От камня легким маревом исходил пар, который становился гуще и гуще, окутывая все туманом. Скоро дымка стала совсем непроглядной, ощутимой. Хоть ножом режь и в тарелку клади, как любил говаривать Ральф Монтермер.
— Перро, — позвала Маргарита. Ответа не последовало.
Туман немного рассеялся, или же Маргарита, привыкнув, стала лучше ориентироваться, но оказалось, что в этом месте они не одни. Как они могли не заметить столько людей, для девушки оказалось загадкой. Впрочем, и незнакомцам не было дела до путешествующей парочки. Они творили нечто злое, противное. Несколько мужчин наблюдали за одним, стоящем на коленях, со связанными руками. Один из смотрящих подал знак, подняв вверх руку. Из тумана проступило еще два силуэта с обнаженными мечами. Один из палачей — как их назвать иначе? — насадил несчастную связанную жертву на клинок, как цыпленка на вертел. Другой резко взмахнул мечом…
Подул ветер, немного разгоняя туман. Картина еще чуть приоткрылась. Лиц Маргарита так и не увидела, но различила на красном сюрко главаря, командовавшем казнью, золотого льва Плантагенетов.
— Мэг! Что с тобой, Мэг?! — растерянный Пирс Гавестон приготовился схватить Маргариту за плечи и начать трясти. Оказалось достаточно одного прикосновения.
— Ты чуть не убил меня! — тумана не было, других людей, кроме гасконца, не было, но могильный холодок чего-то опасного, неотвратимого остался. — Так напугал.
— А ты меня! Зову, не отзываешься. Взгляд стеклянный, как будто привидение увидела.
— Я хочу поскорее уехать отсюда. Теперь я знаю, почему эта дорога так ненаезжена, — жалостливо попросила Маргарита. Пирс не возражал.
Наконец они выехали к реке.
— Вот она, Эйвон, — сообщил Пирс. — Теперь я точно знаю, куда направляться.
— Это хорошо, — Маргарита сняла туфли и по щиколотки зашла в холодную воду. — А в монастыре, наверно, уже обед. Хорошо, что ты знаешь, куда направляться, но скоро тебе придется путешествовать одному. Я не Альтиметр, травку щипать, а без еды умру от голода.
— Потерпи, моя жемчужина. Я не позволю тебе умереть, — заверил Пирс. — Ситуация требовала скорого решения, потому пришлось забыть о припасах.
Терпеть пришлось ровно до первых поселений, пересекших им путь. Насыщаясь хлебом и салом, Маргарита заявила, что они довольно сносны, хотя на самом деле эта нехитрая снедь показалась ей достойной королевского стола. Там же она впервые попробовала эль. Вкус восхваляемого крестьянином напитка, который он варил в собственном хозяйстве, ей не особенно понравился, но от него становилось весело, он словно придавал сил, потому Маргарита сделала вывод, что в умеренных дозах эль даже полезен.
Пирс сказал, что если они поторопятся, то только одну ночь проведут под кровом небес, а следующую уже в уютной гостинице в Уэймуте. Припасов взяли немного: хлеба и сала, сыра, а также двух жилистых цыплят.
Цыплят приговорили поздним вечером. Пирс сам исполнил приговор, сам ощипал их и сам же зажарил на костре. Маргарите досталась важная обязанность опробовать птичек . Они оказались лучше, чем она думала.
Достойное завершение нелегкого дня: пригревшись у костра, Маргарита дремала, положив голову на колени любимого рыцаря. Вот тут-то старые боги и припомнили, кто недавно нарушал их покой.
***
Когда кто-то из послушниц отказывался просыпаться в положенное время, сестра Юдифь будила соню, плеская ей в лицо холодную воду. Осознавая, что ее снова обольют, Маргарита не спешила открывать глаза, пытаясь еще немного задержать чудесный сон. Пускай там были и неприятные моменты, такие как похищение, но это были лишь испытания, чтобы счастье с любимым не казалось легко достижимым.
— Перро, — прошептала Маргарита, рассчитывая, что если чуткий слух сестры Юдифь и уловит произнесенное имя, то можно объяснить, что она восхваляла святого Петра, явившегося ей во сне.
— Мэг… Нужно было остаться в доме того крестьянина…
Сон продолжался, хоть неугомонная сестра Юдифь продолжала плескать воду? Или не сон? Маргарита разобралась в происходящем, как только открыла глаза и взглянула на потухший костер. Лил дождь. Шёл ливень, такой, что легко можно было представить, с чего некогда начинался Великий потоп. Каким-то образом Пирсу Гавестону удалось перенести Маргариту под раскидистые ветви древнего дуба, не разбудив. Как ни была густа крона дерева, но и она начинала пропускать упрямые потоки. Пирс укрыл спутницу плащом и собственным телом, но против природы он был бессилен. Молния расколола темноту, ударив совсем рядом. Альтиметр тревожно заржал, но был заглушен раскатом грома. Маргарита взвизгнула и дернулась, плотнее прижимаясь к Пирсу. Она не боялась грозы, но одно дело переживать стихию за стенами замка, другое — в лесу без всякой защиты. Сквозь мокрую одежду Маргарита чувствовала жар его тела и вдруг поняла, что что это тепло вытеснило весь её страх.
И все же они промокли до нитки и продрогли.
Весь хворост намок, поэтому костер было не развести. Пришлось искать другой способ согреться.
— Нужно раздеться и высушить одежду, — сообщил Пирс.
— Раздеться? Ну уж нет! Кто тогда поручится за мою добродетель?! А как же твое обещание быть мне старшим братом? Да если бы Гилберт пытался расхаживать передо мной голый и требовал от меня того же, я бы отказалась от подобного родства. Да я бы имя его забыла! — Маргарита понимала, что предложение Пирса и правда возмутительно, но не настолько, чтобы так кричать. Понимала, но остановиться не могла. Она защищала себя от себя же самой, но куда это понять сердитому мужчине?
— Тогда в дорогу, — коротко и хлестко отрезал Пирс, не став тратить время на переубеждение.
Маргарита ожидала, что он привычно сядет на коня, посадит ее позади себя, но в этот раз Пирс решил дать отдохнуть Альтиметру, взяв его под уздцы и идя рядом. Он шел очень быстро, меряя землю огромными шагами, каждый из которых равнялся по меньшей мере двум Маргариты. Изредка, когда она значительно отставала, ей даже приходилось бежать. К мольбам остановиться или хотя бы двигаться медленнее Пирс оставался равнодушен.
— Сам отправляйся в свою Пикардию. Я остаюсь тут умирать, — заявила она, наконец решив, что не сдвинется с места, что бы ни случилось.
Пирс остановился, но даже не обернулся. Маргарита поколебалась мгновение, однако все же направилась к нему и его коню, стараясь двигаться медленно и с достоинством. Гасконец наконец-то соизволил посмотреть на свою спутницу, окинув взглядом от макушки до стоп. Маргарита поняла, что он проверял: благодаря длительной пешей прогулке она точно не мерзла, а одежда почти высохла.
— Хорошо, — сказал Пирс.
Дальше путешествие продолжили верхом на Альтиметре, в полном молчании.
Поначалуаговорить первой Маргарите мешала гордость. Потом от саднящего горла даже глотать стало трудно. Она запамятовала о скрытой опасности, что несла сырая, холодная ночь, и расплата пришла очень скоро в виде коварной болезни, высасывающей силы. «Разожми руки и упади в мои объятия, — говорила болезнь. — Ты обречена».
— Мэг, хватит дуться. Все, что мне пришлось сделать, было для твоей пользы или потаканием твоим капризам — первый не выдержал Пирс. Он решил устроить привал и перемирие. — Трудно же придется твоему мужу.
— Честь девушки — каприз? — Маргарита не узнала своего голоса: он стал тихим и хриплым. — Мне казалось, что еще вчера ты желал моей руки.
— Я тот отважный, что влюблен в трудности, — сказал Пирс и приложил к губам Маргариты палец, прежде, чем она успела что-то сказать. — Иди сюда.
Перед тем, как они снова отправились в дорогу, Пирс завернул Маргариту в свой плащ и усадил на лошадь уже впереди себя.
Маргарита почти не помнила, как они въехали в Уэймут, молодой, оживленный портовый город. Пирс обещал, что, как только она хорошенько отдохнет, они обязательно исследуют окрестности. Им все равно придется задержаться здесь несколько дней: нужно найти корабль с капитаном-ловкачом, который согласится переправить Пирса и его спутницу во Францию, и при этом не нарваться на пирата, который вполне мог облюбовать городскую пристань не как удобный объект для набега, а как место продажи награбленного.
Все же остаток этого дня и утро следующего Пирс посвятил не розыску корабля, а Маргарите. Большегрудая служанка ловила каждое слово гасконца и по его указаниям готовила тайный бальзам, способный изгнать любую хворь. Он слегка горчил, но это почти не чувствовалось благодаря щедро подмешанному мед, а наглая девица явно положила глаз на гостя, чего и не скрывала, каждый раз пытаясь зацепить Пирса округлым бедром, проходя рядом. Несколько раз Маргарита порывалась сообщить сопернице, что Пирс не брат ей, а возлюбленный, но бальзам слишком приятно обволакивал горло, унимал боль и утяжелял веки.
Утром или, может, днем Маргарита обнаружила, что спит голой. На ее возмущенные протесты Пирс заявил, что не имеет к этому никакого отношения. Одежду следовало проветрить, а бальзам лучше действовал, если ничто не мешало изгонять болезнь из тела. Раздевала Маргариту Дэнни, та самая нагловатая девица, племянница хозяина гостиницы. Брату же не дело смотреть на голую сестру!
— Сегодня вечером прогуляемся по набережной. Хозяин гостиницы говорил, сто воздух тут целительный. Заодно попрощаемся с Англией, — Пирс осторожно заправил за ухо прядь Маргариты, ласково проведя кончиками пальцев по ее щеке, встал с нехитрого деревянного стула и направился к двери.
— Верни мне платье: я пойду с тобой! — крикнула ему в спину Маргарита.
— Ты останешься здесь. Не бойся, это ненадолго. А платье я куплю тебе новое, — Пирс не обернулся и уже положил руку на дверную ручку.
— Купи, но пусть твоя Дэнни пока вернет мое старое, — отдала команду Маргарита.
— Хорошо, — согласился Пирс и вышел.
Вскоре появилась Дэнни с платьем Маргариты. Пытаясь угодить «сестре» красавчика-гостя, девушка не только выстирала ее платье, но и заштопала порвавшийся рукав.
— Это платье похоже на сутану послушницы, — заметила Дэнни.
— Ты так наблюдательна, — съязвила Маргарита, но служанка этого не заметила и продолжала приставать с вопросами:
— Разве не грех Вам носить такой наряд? Вы же к жениху направляетесь?
— Если девушка покидает стены монастыря, чтобы стать чьей-то супругой, или же, как Господня невеста, едет в другую обитель, то пока не доберется до нового дома, носит одеяние дома из которого ушла. И это не только монастырей касается, — взялась пояснять Маргарита. — Совсем глупая, раз не понимаешь?
— А вы не очень-то похожи с братом, — с милой улыбкой огрызнулась Дэнни, доказывая, что понимает она многое.
— Знаешь, почему монахини-бенедиктинки носят коричневое? — примирительно спросила Маргарита, возвращая улыбку служанке.
— Чтобы не видно было грязь на сутане? — предположила Дэнни.
Маргарита скорбно покачала головой.
— Как раз на темном грязь виднее всего.
— Я еще нужна вам, госпожа? — сразу вспомнила свое место служанка, решив не связываться со святошей.
— Иди, — равнодушно разрешила Маргарита, в душе радуясь избавлению от подобной компании.
Она переоценила свои силы, еще не восстановившиеся полностью после внезапной болезни. Разумно время ожидания потратить на отдых, а а не высматривать из окна Пирса в готовности покинуть город в любой момент.
— Леди Маргарет. Маргарет! Откройте. Я друг, — кто-то настойчивый негромко стучал в дверь и приглушенно говорил.
Он знал ее имя. Он мог быть человеком Пирса, но мог быть и врагом. Однажды Маргарита уже была обманута.
— Кто вы, друг? Назовите себя, — Маргарита вся обратилась в слух.
— Роджер Мортимер, барон Уигмора, — стоящий за дверью снова мелко забарабанил костяшками пальцев. — Вам лучше снять оборону. Ради безопасности Гавестона не стоит привлекать лишнего внимания.
Маргарита, больше не колеблясь, щелкнула задвижкой и отступила, пропуская гостя. Он не соврал, назвав себя Роджером Мортимером. На Празднике лебедей он был посвящен в рыцари на второй день после принца, а до этого соперничал с ним за внимание Элинор.
Маргарита сразу подошла к окну, распахнув его, и пояснила:
— Здесь душно.
— Я и не предполагал, что Вы собираетесь сбежать таким образом, — не дожидаясь приглашения, Мортимер присел на единственный в комнате стул. — Хотя от такой отчаянной женщины можно ожидать чего угодно.
Маргарита осторожно глянула на улицу. Прыгать в окно в ее планы не входило, но она могла бы просить о помощи своего рыцаря, появись он, или, наоборот предупредить его об опасности.
— Зачем Вы нас выслеживали, и в чем заключается Ваша помощь? — теперь объектом внимания Маргариты стал внезапный посетитель. Она пристально всмотрелась в лицо Мортимера. Ничего такого, что могло бы оттолкнуть и говорить о скрытых пороках и коварстве. Крупные черты, квадратный подбородок, разве что нос маловат и заострен. Волосы и бородка ухожены, ровно острижены. На дорожной темно-синей рубахе с широкими рукавами ни следа пыли. Под ровными ногтями покоящихся на коленях ладоней нет темной каймы, и на пальцах перстни. Напрашивался вывод, что Мортимер готовился к визиту.
— Мои люди случайно подстрелили голубя, несущего послание в замок Корф. Королю известно о побеге, и он уже приготовил западню. Как только вы ступите на корабль, вас схватят.
Маргарита снова тревожно взглянула за окно: обычная суета. Вот молочник проехал, грохоча пустыми крынками в тележке. Навстречу ему бежали мальчишки, преследуя друг друга и подгоняя, один едва не налетел на неспешно бредущую парочку. Никаких вооруженных всадников. Вот где идеальная западня, если подумать.
— Что Вы предлагаете нам сделать, чтобы избежать плена? — Маргарита говорила тихо, но сделала акцент на слове «нам».
— Надежные люди могли бы переправить Пирса через Портленд во Францию, — спокойно продолжил Мортимер.
— Вы никого не забыли? — искорка недовольства от вторжения незваного добродетеля грозила вспыхнуть пожаром гнева.
— Если Вы любите Пирса Гавестона — Вы останетесь в Англии.
— Достаточно, — Маргарита пересекла комнату, резко растворила дверь и указала наружу. — Вон!
— То, что он ослушался короля и вернулся Англию — уже смертный приговор, — Мортимер и не собирался подчиняться. — Ваше же похищение заменило топор на веревку.
— Он не похищал меня. Это сделал другой, — Маргарита все-таки прикрыла дверь, боясь, что опасный разговор станет достоянием посторонних ушей.
— Я знаю, — Роджер Мортимер встал, направился к строптивой беглянке и прежде, чем та снова попытается его выгнать, подпер дверь ладонью. — Это сделали Хьюго и Николас Одли.
— Это Вы тоже узнали из голубиного послания? — Маргарита снова заняла свой пост у окна. Теперь она руководствовалась не только опасениями за своего возлюбленного, но и желанием не дать прочитать себя: недоумение, брезгливость после упоминания имени Одли, страх.
— Я буду с Вами откровенен и рассчитываю на ответное доверие, — продолжал Мортимер. — Хьюго Одли — мой кузен.
— Вот как, — Маргарита подумала, что бегство через окно не такая уж и плохая идея.
— Он пытался вовлечь меня, я отказался. Он привлек другого кузена, тогда я попытался предотвратить роковую ошибку, но опоздал. Обстоятельства благоприятствовали отчаянному глупцу, мне же теперь преодолевать трудности, пытаясь его спасти. Предатель-садовник уже ничего не расскажет.
— Остаюсь я, да? — еще можно закричать, позвать на помощь: если люди короля в городе, они услышат и спасут ее от этого ужасного человека, или же можно попытаться выторговать себе жизнь. — Тогда стоит отпустить меня с моим любимым. Вина ляжет на нас двоих, и Ваш кузен останется чист.
— Боюсь, что все гораздо сложнее, чем Вам описал Пирс. Вы знаете, за что он был изгнан из Англии?
— Да.
Мортимер догадался о лжи и продолжил.
— Принц Эдуард требовал передать во владение лучшему другу имение в Понтье, король отказался.
— Принц! Он заботится о друзьях. Что в этом преступного? — защищала Маргарита того, кто дорог.
— В этом лишь малая толика вины. Принц и его лучший друг разорили имение королевского казначея за то, что он не согласился пойти на подлог.
— Все скоро забудется, — не уступала Маргарита.
— Так бы и случилось, если бы Гавестон не решил поторопить события, взяв в заложницы внучку короля.
— Я поехала добровольно, и Пирс относится ко мне со всем уважением.
— Для короля это не имеет значения. К тому же, если вы покините Англию, в дело вступит политика. Отверженный и гонимый рыцарь не сможет гарантировать безопасность своей высокородной дамы. Многие захотят воспользоваться этим, чтобы сделать козырем в игре против ее венценосного деда. От пиратов до короля Франции. Тогда полетят головы и виновных, и частично причастных. Что касается Пирса, то на его жизнь я не поставлю и пенса.
— Что же мне делать? Я не могу вернуться в обитель Святого Мелора, как ни в чем не бывало, будто чуть задержалась с прогулки. И Пирс меня не отпустит. Он помчится за мной на свою погибель. И я не хочу его отпускать… — Маргарита сжала виски, почувствовав боль. Так было легче перенести другую боль: от борьбы с самой собой. Проще всего обозвать Мортимера лжецом и прогнать, пустить всё на самотек, и будь, что будет.
— В приказе короля Вас приказано препроводить в замок Корф. Я мог бы отвезти Вас в монастырь святой Этельбурги, что при Дорчестере, а Вы — попросить там убежища.
За окном, перебивая все звуки, раздался громкий детский плач. Ребенок лет двух или трех, не разберешь, мальчик или девочка, в длинной сорочке и чепчике умудрился улизнуть от матери и пробежать несколько шагов. Побег закончился падением, криками и слезами. Зазевавшаяся мать подхватила чадо на руки, покрывая его щеки поцелуями, и в Уэймуте снова воцарился мир.
«Спасибо, Господи, за знак», — возблагодари Маргарита. Теперь она знала, как поступить.
— Вы предоставите мне чернила, перо и бумагу, чтобы написать послание? — обратилась она к Мортимеру.
Тот кивнул. Оруженосец рыцаря нашел даже небольшой столик, чтобы Маргарите было удобней.
«Как тяжела разлука, но за нею очень скоро последует встреча. Не ищи меня. Я ухожу для нашего общего счастья, чтобы всегда быть с тобой. Я освобождаю тебя от обещания пышной свадьбы. Достаточно маленькой церквушки и нескольких близких друзей. Прощай, и до встречи».
— Это может подтвердить подлинность вашего письма, — Мортимер протянул девушке знакомую ленту, уже немного истрепанную.
— Нет. Он решит, что это подлог, — Маргарита отрицательно махнула головой. — Вы отдадите ленту, но вместе с листом девичьего винограда.
Маргарита готова была отказаться от всего, если бы ей пришлось ехать верхом. Путешествовать также, как они передвигались с Пирсом, ей казалось кощунственным. Однако предусмотрительный Мортимер позаботился не только о дорожном плаще для Маргариты, но и о паланкине. Если сам он сопровождать ее не мог, так как взял на себя сложную задачу убедить Пирса отказаться от преследования, то поручил важную миссию самому надежному человеку в своем окружении, молодому шустрому оруженосцу Джону Чарлтону. Сколь любезен и внимателен ни был Джон, все его попытки разговорить странницу, вызвать хотя бы тень улыбки на ее лице провалились. Для Маргариты услужливый молодой человек значил не больше, чем деревья, росшие вдоль пути, или дорожная пыль. Остальные сопровождающие мужчины ниже рангом вели себя соответственно статусу и не обращали на Маргариту внимания, впрочем, как и она на них.
Она знала, что поступила верно. К тому же ее беспроигрышный план предполагал, пусть и с некоторыми жертвами с ее стороны, получение королевского благословения на брак с Пирсом. И все же она надеялась, что кто-то из сопровождающих сейчас сообщит, что их догоняет одинокий всадник.
Мортимер умел убеждать. К монастырю святой Этельбурги они добрались без происшествий. К горлу подкатил ком, когда за спиной Маргариты с глухим стуком сомкнулись ворота.
Молчаливым, мрачным монахиням достаточно было пары слов, чтобы понять ситуацию и провести новоприбывшую к матери-настоятельнице. Маргарита, следуя за проводницей, отсчитывала шаги по каменным полам и с тоской отмечала, насколько же отлична Святая Этельбурга от Святого Мелора, что в Эймсбери. В последнем были выбеленные стены и высокие потолки. Даже в сумрачный день там было светло, а в солнечный следовало жмуриться, чтобы не ослепнуть, а идя по коридорам, приходилось наступать на яркие блики витражей на полу. В Святой Этельбурге под ногами были лишь унылые серые камни, над головой низкие, давящие потолки, а сводчатые арки только довершали впечатление огромного склепа. Маргарита напомнила себе, почему отказалась от замка Корф в пользу монастыря: дать Пирсу несколько дополнительных дней для спасения, а себе укрытие от гнева деда, когда она сообщит ему одно важное известие.
Перед входом в кабинет Маргарита немного задержалась, собираясь с духом.
Настоятельницу они застали за изучением огромной амбарной книги. Она махнула рукой, указывая на стул, и продолжила подсчеты. Маргарита покорно присела и стала терпеливо ждать, стараясь не ерзать и не слишком уж рассматривать аббатису и окружающую обстановку.
— Итак, — настоятельница наконец-то захлопнула книгу и внимательно посмотрела на Маргариту. — Мое имя Иоанна. Как тебя звать, дитя?
Удивительно, но Маргариту приободрило это обращение. Она не могла определить истинный возраст настоятельницы. Та была высока и худа, с гладким лицом без морщин, узкими крыльями носа и тонкими губами, делавшими рот похожим на прорезь. Глаза чуть прищуренные, серые, внимательные, взгляд острый, как нож. Ее можно было принять за ровесницу Марии Вудстоской, если бы не руки. Они принадлежали старухе, испещренные морщинами и вздувшимся венами, словно иссохшая земля, с бледными заостренными ногтями. И все же Маргарита видела еще один добрый знак для достижения своей цели.
— Матушка Иоанна… — постаралась подластиться Маргарита. — Ваше имя…
— Что не так в моем имени? — выражение лица настоятельницы не изменилось, а интерес проявился только в прозвучавшем вопросе, но Маргарите этого было достаточно, чтобы, как ей казалось, поймать большую рыбку на маленькую наживку.
— Схожее имя носила та, которая подарила мне жизнь и кого я любила больше всего на свете, — подлила елея Маргарита.
— Жизнь дарит Господь, и его ты обязана любить и почитать более прочих, — пресекла попытки ее очаровать настоятельница. — Что касается твоей матери, научила ли она тебя учтивости? Как твое имя, и что привело тебя сюда?
— Простите, — смутилась просительница, но, собравшись, продолжила уже своим обычным тоном, без лишней приторности. — Мое имя Маргарита де Клер. Я дочь Гилберта де Клера, графа Глостера, — Маргарита рассказала все откровенно и без утайки. Потому что чем больше она рассказывала, тем яснее становились мысли. Она вдруг обнаружила, что пустота, засевшая где-то глубоко, в самых потаенных уголках души, покидает ее, оставляя невыносимую легкость. Маргарита запиналась только тогда, когда утирала со щек теплые слезы, а настоятельница слушала не перебивая, все с тем же выражением лица всепонимающего изваяния. Маргариту это не смущало. Закончив исповедь, она вздохнула, как освободившийся от своего груза Сизиф. — Вот и все.
— Итак, ты просишь, чтобы мы как можно скорее послали за королем Эдуардом, твоим дедом и опекуном, — впервые за время разговора настоятельница оживилась и заговорила быстрее и чуть громче, чем обычно.
— Как можно скорее! — пылко поддержала ее Маргарита. — Господь благословил этот храм, теперь и Вас не забудет.
— Господь направил тебя сюда, дитя, — губы настоятельницы растянулись, что должно быть означало улыбку. — Оставайся здесь. Твои беды закончились. Мы позаботимся о твоей душе.
В наставлении божьей женщины Маргарита не узрела зловещего предупреждения.
Маргариту проводили в келью, где ей предстояло обитать до приезда короля. Не в положении девушки жаловаться, но эта келья больше напоминала большой сундук, чем комнату: места хватало только для неширокой кровати. И если это был сундук, то она была ценной вещицей, которую лишь иногда вынимали, чтобы полюбоваться или проветрить.
Маргариту выпускали только на мессу. Остальное время она скучала в своем большом сундуке, где из украшений было только массивное деревянное распятие на стене. Даже безвкусную монастырскую еду ей приносили туда. Так миновало десять дней, самых долгих в ее жизни.
На одиннадцатый день монахиня пришла раньше, чем должна была принести обед. Устав запрещал лишние разговоры, потому женщина просто кивнула и раскрыла перед Маргаритой дверь. Так, как обычно ее водили на мессу, теперь снова вели к кабинету настоятельницы.
— Ваша Милость! — склонилась Маргарита в вежливом поклоне, как только оказалась за порогом. Еще бы ей не узнать венценосного гостя. Он сидел, развернув стул к двери, и ждал, пусть и не так долго, пока приведут смутьянку, а ждать Эдуард Длинногогий не любил.
Король не спешил позволять внучке выпрямиться. Вероятно, по его мнению, ее теперешнее смирение было лишь толикой предстоящего искупления.
— Набегалась, решила вернуться? — совсем не по-доброму спросил король.
— У меня очень веская причина вернуться и припасть к вашим ногам, чтобы просить милости, — несмотря на кроткие слова, Маргарита бесстрашно посмотрела деду в глаза.
— Проси, — велел Эдуард.
Король есть король, даже если сидит он не на троне, а на скромном монастырском стуле. Маргарита всегда восхищалась дедом, считая его самым храбрым, самым мудрым, самым величественным из мужчин. Она росла, а он всегда был таким — неизменным. Что переломилось в ней за прошлый год, почему теперь она видела перед собой крепящегося старика с пожелтевшей истончившейся кожей? Король поморщился как от брезгливости или снедающей боли.
— Позвольте сказать это только Вам, Ваша Милость, — кротко попросила Маргарита.
— Исключено! По уставу монастыря женщина не может оставаться наедине с мужчиной, — это выступила вперед настоятельница.
Маргарита была возмущена такой бесцеремонностью. Монахиня не просто нарушила незыблемое правило — не сметь высказываться, прежде, чем скажет король, — она посмела говорить за него.
— Я не принадлежу этой общине! — резкое возражение свело на нет все попытки изобразить раскаявшуюся грешницу.
— Ты просила защиты, так будь добра уважать наши законы, — губы настоятельницы скривились.
Король с интересом наблюдал за женской перебранкой, а потом провозгласил вердикт.
— Преподобная мать Иоанна, не мне, защитнику справедливости, нарушать законы. Итак, что ты так желала мне сообщить? — кивнул он Маргарите.
План Маргариты был не нов и проверен: именно таким способом ее мать отстояла второй брак, но он не предполагал присутствие стороннего свидетеля. Все усложнялось, но и потерять единственную, выстраданную возможность она не могла.
— Я жду ребенка от Пирса Гавестона! — выпалила Маргарита.
— Маленькая щлюха! Достойную дочь вырастила Джоанна! — король подскочил, как будто стул его стал раскаленным железом. Одним шагом он оказался возле непокорной внучки и, схватив ее волосы у затылка, ощутимо встряхнул. Маргарита ожидала дедовского гнева, ожидала даже, что ей придется претерпеть побои, но она помнила, каким отходчивым был король по отношению к своим потомкам женского пола после таких вспышек. Чем сильнее буря, тем ярче потом солнце.
— Не смейте! Моя матушка защищала святое: любовь и детей, которые иначе не смогли бы появиться. Разве Томас, Мария и Джоанна не дороги вам, Ваша Милость?
Король немного ослабил хватку, но косу все же не выпустил.
— Дура! Этот мерзавец и овцу бы натянул, если бы так смог приблизится ко двору. А ты наслушалась льстивых речей и ноги раздвинула, — Маргарита понимала, что сердце деда начинает смягчаться. Еще немного, и она будет прощена, но король вдруг задумался. — Подожди-ка, если тебя привезли сюда второго дня июня, то как ты успела так точно узнать?
— Мы зачали его еще в пору, когда я была в монастыре. Потому я должна была сбежать, — быстро придумала правдоподобную версию Маргарита.
— Дрянь!
В этот раз Эдуард Длинноногий встряхнул ее так ощутимо, что Маргарита вскрикнула.
— Девушка лжет, — неожиданно вмешалась до того безучастно наблюдавшая семейную ссору настоятельница. Она не останавливала короля, даже когда он начал сквернословить в храме, но когда наступил пик семейной ссоры и дальше предполагалось перемирие, она вдруг решила изменить ситуацию. — Мне точно известно, что девушка не беременна, — за десять дней заключения Маргариты монахини, и правда, могли в этом убедиться. — Мне же она говорила, что пока непорочна. Безбожник, похитивший ее из монастыря, ее не тронул. Возможно, истина где-то посередине?
— Что теперь скажешь? — Эдуард задрал голову Маргариты так, чтобы она смотрела ему в глаза. Понимая, что ложью о ребенке подписала любимому смертельный приговор, она начала оправдываться и защищать то, что было сейчас дороже жизни.
— Он не трогал меня. Все это время он был мне заботливым братом.
— Все это легко проверить, — снова вмешалась настоятельница.
— Мне нужны доказательства.
— Что вы хотите сделать?
Маргарита растерялась. Король вдруг отпустил ее, по одному только знаку монахини он вышел, вышла и настоятельница, но только для того, чтобы привести еще двух монахинь.
— Что вы собираетесь сделать? — испуганно повторила Маргарита, так как подручные настоятельницы стали наступать на нее. Она попятилась и, в конце концов, уперлась в стену, где и была поймана.
Монахини вытащили ее на середину комнаты и согнули чуть ли не пополам.
— Не дергайся, — предупредила настоятельница, поднимая вверх подол платья.
Не послушавшись, Маргарита задергалась еще больше, когда почувствовала сухие шершавые пальцы на своих потаенных местах. Бесполезно. Монахини только еще крепче сжали ее. Настоятельница слишком усердно исследовала ту часть на теле девушки, что свидетельствовала о разврате или невинности. Маргарита только всхлипывала, не в силах что-то сделать. Когда позорная проверка была наконец-то закончена, и монахини оставили жертву, она упала на колени, едва лишилась опоры, закрыла лицо ладонями и зарыдала.
Вскоре вернулся король.
— Гниль еще не коснулась ее тела, но душа запятнана, — сообщила настоятельница. — Но Господь любит эту девочку, потому она оказалась здесь.
— Кто я такой, чтобы спорить с Господом? — решил Эдуард. — Пусть остается, раз здесь ее место. Теперь уберите ее с глаз моих, а нам нужно кое-что еще обсудить.
Как безвольную большую куклу, Маргариту подняли и повели в выделенную комнатушку, а она просто перебирала ногами. Потом одна из монахинь принесла стопку одежды, положила на кровать и исчезла. Когда она вернулась, стопка лежала нетронутой, а Маргарита лежала, свернувшись клубочком, поджав колени к груди и обняв их руками.
Маргарита рассматривала распятье на стене, не находя в нем ничего нового, да и не пытаясь найти. Настоятельница, проводя проверку девственности, забрала ее чистоту. Она не причинила боли и не нанесла увечий, но каким-то образом ее прикосновения клеймами отпечатались на теле Маргариты. Она представила, как входит в реку, как трет себя между ног, пытаясь избавиться от ощущения позора, и в ней закипела злость: ее предал тот, кто должен был защитить. Король. Ее дед. Как посмел он не просто допустить проверку, но и требовать ее? Как мог оставить свою внучку, свою родную кровь в таком месте?
— Переоденься и следуй за мной. Я познакомлю тебя с твоими новыми сестрами и расскажу о правилах, которые отныне станут твоей жизнью.
— Вы не имели право раскрывать то, в чем я Вам исповедовалась! — заявила Маргарита, услышав голос настоятельницы.
— Я не имела право потворствовать лжи, — холодно ответила та. — Если ты не переоденешься сама, тебя переоденут силой. Выбирай. Это последний выбор, который ты можешь себе позволить.
— Хорошо.
Маргарита встала. Взяла рясу послушницы и покрывало. Настоятельница одобрительно кивнула, но тут девушка швырнула их на пол и с остервенением начала топтать. Монахиня не смутилась. Стукнув по двери ладонью, она вызвала двух подручных.
— Она одержима. Вы знаете, что делать, — монахини попытались схватить Маргариту, но она тоже знала, как поступать: отбивалась, царапалась и даже укусила одну из мучительниц, словно настоящая одержимая. Силы были неравны, и ее все-таки обездвижили, заломив руки. — Свяжите ее, чтобы не причинила вред себе и другим.
Оказывается, в монастыре было еще и подземелье с кельей-темницей. Туда, следуя приказу настоятельницы, несколько монахинь и притащили брыкающуюся и вырывающуюся Маргариту. Ее бросили на подстилку из прелой соломы и приковали за руки и ноги цепями. Маргарита притихла, сорвав голос от бесполезных криков и обессилев от метаний. Теперь ей было слышно каждое слово молитвы, читаемое оставшейся в келье монахиней. Время от времени божья женщина окропляла мнимую одержимую святой водой, стараясь, чтобы как можно больше влаги попадало на лицо. Поначалу Маргарита поворачивала голову, стряхивая капли, или же вытирала их о плечо. Потом, пусть в мыслях, но она сделала нечто более дерзкое: закрыла глаза и представила, что она не в темнице, а в лесу вместе с Пирсом Гавестоном в момент, когда их застал ливень, а святая вода — это струи дождя. Завтра они будут в Уэймуте, а потом далеко-далеко отсюда. Маргарита не могла видеть удивление на лице монахини, когда на лице одержимой промелькнула блаженная улыбка.
Эту монахиню сменила другая. Маргарита поняла по изменившемуся голосу, читавшему молитву. Она задремала и пропустила, когда новая чтица приняла дежурство. Эта монахиня поливала Маргариту водой еще усерднее, и неудивительно: ее щеку пересекало несколько красных полос — следы ногтей Маргариты. Просить эту женщину о снисхождении было бесполезно. Маргарита решила, чего не станет делать, даже если увидит перед собой облик святой. На противоположной от стены двери висел такой же крест, как и в сундучке-келье, где хранили Маргариту раньше, но смотреть на него долго мешала затекающая шея. Маргарита уставилась в потолок. Кажется, после пятой чтицы с ним стало твориться что-то необычное: камни начали растекаться, а из стыков между ними повалил дым.
Маргарита хотела закричать, но обнаружила, что дым вовсе не едкий, а невесомый, похожий на туман, и, хотя ее никто не расковал, путы исчезли. Ничто не мешало ей подойти к стене, которая вдруг начала таять, как снежный сугроб весной, только гораздо скорее. Таял весь монастырь вместе с молчаливыми, зловредными монахинями, а впереди, в нескольких шагах стояли люди. Маргарита начала понемногу узнавать происходящее. Она была уже свидетелем этого события, что предстало видением: наблюдатели, тот, кто командовал казнью, человек со знаком Плантагенетов, палачи, виновный… Ей следовало развернуться и бежать оттуда, что есть духу, но какая-то сила толкала ее вперед. Она прошла мимо наблюдателей, не разглядев лиц, прошла мимо того, кто носил золотых львов. Ее никто не остановил, и Маргарите пришла мысль, что она на самом деле мертва, а значит, живые не могут причинить ей вред. Страшное действо продолжалось с того момента, как в языческом капище его прогнал своим окриком Пирс. Второй из палачей опустил меч, и голова пленника отделилась от плеч, отлетая от тела, падая к ногам Маргариты. Какое дело мертвым к делам живых? Но казненный мертв, а значит, собрат Маргарите. Она опустила глаза, чтобы выяснить, чья смерть так настойчиво является ей, и закричала. Лицо! Это лицо!!! Ее рыцарь! Ее Перро! Все смешалось и закружилось: лес, туман, люди, она сама. Пока она не успела исчезнуть навсегда, Маргарита попыталась схватить мертвую голову любимого человека, чтобы хоть в смерти они були вместе. И тут на нее упало небо.
Но никуда оно не падало, а прочно крепилось к своему своду. Продолжал стоять на положенном ему месте и монастырь Святой Этельбурги. Маргарита не умерла. Просто болезнь, отступившая заботами Пирса в Уэймуте, вернулась вновь. У настоятельницы имелось на этот счет собственное мнение.
«Дьявол противится, покидая тело грешника. Господь милосерден! Так возблагодарим же его!»
Маргарита, как ни кощунственно это могло звучать, сомневалась в божьем милосердии. Если бы Бог был добр, он дал бы ей умереть, а не влачить существование без возлюбленного рыцаря и без будущего. Слишком тягостной оказалась разгадка тайны, приоткрытой ей древними силами. Человек, кого раньше она уважала больше всех, убил того, кого она больше всех любила. Мортимер соврал, обещая переправить Пирса в безопасное место. Или же что-то пошло не так. Король арестовал презревшего его волю гасконца и расправился с ним без суда, предав казни, позорной для опоясанного рыцаря. Маргарита против своего желания стала виновницей его гибели. За это ей следует расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
Маргарита покорно облачилась в наряд послушницы: ненадолго, как заявила ей настоятельница. Согласно ее планам уже на праздник святого Мартина Маргарита примет постриг. Ей давалось чуть более трех месяцев, якобы обдумать решение. На самом деле настоятельница торопилась и выбрала самый короткий срок, чтобы окончательно сломить волю новой подопечной. Дела монастыря шли не очень хорошо, а приданное Маргариты и звучное имя помогли бы решить множество проблем и поднять Святую Этельбургу и саму Иоанну на несколько ступеней в иерархии служителей Господа.
Если бы не правила, которые невозможно было преступить даже амбициозной настоятельнице, то с Маргариту постригли бы сразу, как только она пришла в себя после болезни настолько, чтобы суметь произнести «да».
Чем дальше тянулось послушничество Маргариты, тем больше она убеждалась, что не создана для монастырской жизни. Устав Святой Этельбурги оказался куда суровее правил, установленных в Святом Мелора. Вставали они с первыми лучами солнца, разбуженные звуками колотушки. Шли на мессу, потом выполняли обязанности по монастырю. При этом часть тяжелой работы, такая как стирка и уход за скотиной, которую в Эймсбери выполняли светские служки, здесь полностью ложилась на монахинь. Голосом монастыря являлась настоятельница. Остальным монахиням под страхом наказания надлежало избегать лишних слов. Если какая-то женщина желала обратиться к одной из сестер, то просто тыкала в нее пальцем. Многие объяснения также проходили при помощи жестов. Иногда это выглядело так забавно, что, в какой бы тоске не пребывала Маргарита, ужимки монахинь вызывали у нее невольный смех.
К чему действительно невозможно было привыкнуть, так это к колючим рясам, сшитым из грубой шерсти. От них чесалось все тело, но как-то облегчить мучения не разрешалось ни днем, ни ночью. Считалось, что подобные неудобства — шаг к блаженству. Многие монахини даже подвязывались, чтобы усилить следствие. Однако нежная кожа Маргариты протестовала против таких издевательств. Однажды, не выдержав, девушка почесала спину о дверной косяк. Она наивно думала, что никто не заметит ее выходку, но в обед в ее миске не оказалось ничего, кроме воды, а при распределении обязанностей ей выпало мыть полы в трапезной.
После таких уроков, как бы не ненавидела Маргарита деда, она задумалась над тем, чтобы покаяться, обещать быть покорной, лишь бы он забрал ее отсюда. Оставалось придумать, как передать послание. Может, настоятельница почувствовала, что зреет бунт, поскольку несколько дней подряд вызывала Маргариту к себе для бесед об ее предназначении. Да и режим ей немного смягчили, освободив от особо тяжелых повинностей и заменив их чтением духовных текстов. Направляясь в очередной раз к кабинету настоятельницы, она не ждала никаких сюрпризов. Ее не удивило, что там присутствовала одна из монахинь, сестра Ефимия. Маргарита подозревала, что именно толстухе поручено шпионить за ценной послушницей. Оказалось, что мощными телесами Ефимия прикрыла еще одного присутствующего. Маргарита едва сдержала радостный крик: «Гилберт! Мой несносный братик!».
— Мэг, — как-то неуверенно позвал ее тот. Сестра Ефимия стала позади Маргариты и вроде как по-дружески, в знак поддержки положила свою большую руку ей на плечо.
— Теперь вы видите, граф, ваша сестра в полном здравии… — обратилась к нему настоятельница. — Вы можете забрать ее, если она того пожелает.
— Я желаю.
И Гилберт вывел ее из царства тьмы, словно Орфей Эвридику.
@темы: ФБ, Любимая графомань, Вокруг Маргоши, Еще одна из рода Клер