Варю воду, пудрю мозги, играю на нервах...
Начало
Название: Еще одна из рода Клер
Автор: Roksan de Clare
Бета: Kage Tsukiyama, _AlisaSelezneva_, NikaDimm, wendellin
Исторический период: 1306-1307 года
Размер: макси, 46700 слов
Пейринг/Персонажи: Маргарита де Клер, Пирс Гавестон, исторические личности и оригинальные персонажи
Категория: джен, гет
Жанр: общий
Рейтинг: R
Краткое содержание: Хорошо воспитанная благородная девушка не станет перечить родителям и опекунам и с благодарностью примет их волю, даже если вопрос касается ее замужества. А что если ей предложат самой найти мужа? Прислушаться к сердцу или разуму? И что, если это очередная ловушка и от нее все равно ничего не зависит?
Примечание: в тексте использована поэзия автора начала XIII века Пейре де Бержака (перевод Валентины Дынник).
Скачать: docx, txt
Если бы Маргарита могла ответить… Если бы она могла кричать, то тяжелый ком перестал бы, быть может, сдавливать грудь и парализовывать тело. Разум также отказывался ей служить и понимать, что опасность миновала.
— Тише-тише, девочка. Испугалась? Все хорошо, красавица моя. Все хорошо.
Другой незнакомый мужской голос, другие слова утешения подействовали совсем не успокаивающе. Маргариту словно стегнула невидимая плеть: даже мужу матери, сэру Ральфу, непозволительно было говорить с ней в таком тоне.
«Красавица моя»? Неужели этот тип решил, что оказав ей помощь, он низвел ее до уровня какой-то служанки, которую можно зажать в темном углу и потчевать подобными разговорами.
— Я… в порядке… — получилось совсем неубедительно. Маргарита представила самую непереносимую боль и разжала пальцы. Руки отказывались слушаться, но у нее хватило сил откинуть вуаль. Зачем она так сделала — она не знала, но легкий кусок ткани казался ей тяжелее кованого железа и мешал дышать.
— Малышка Мэг! — голос первого утешителя, который поначалу звучал так учтиво, показался ей знакомым. Она открыла глаза и чуть приподняла голову.
— Кузен Гиббин… Ну и ну…
Надо же, ее спасителем оказался Гилберт де Клер, барон Томонд. Он носил тоже имя, что и старший брат Гилберт, но в отличие от будущего графа Глостера, совсем не держал обиды на говорливых кузин, сокративших его имя до Гиббина, или же Гибба. Жаль, что виделись они так редко, и впечатления о мужественном, красивом и родовитом кузене оказались стерты настолько, что услышав о том, что барон Томонд также будет посвящен в рыцари на следующий день после принца, она пропустила новость мимо ушей. А ведь с кузеном Гиббином у нее связана одна очень личная, наивная, детская тайна. Об этом она тоже почти забыла…
— Перро, дружище! Это моя кузина Маргарита де Клер.
Маргарита обернулась к тому, к кому обращался кузен, несомненно, к тому наглому типу, и разозлилась, поняв свою ошибку. Он стоял спиной к ним, высокий; его длинные, слегка волнистые темные волосы скрывали лицо, а плащ - фигуру, но рука с длинными тонкими пальцами, запуталась в лошадиной гриве. Ласковые слова, которые он произносил, относились совсем не Маргарите, а непокорной, проклятой кобыле, едва не убившей ездоков. Судя по запястью кисти, ее обладатель не был грузен, скорее худощав. Он медленно обернулся, и Маргарита увидела кончик явно длинного носа. В общем-то, когда наконец-то «Перро» взглянул на Маргариту, оказалось, что нос не был таким уж уродливо длинным, как ей представилось, но явно выдающимся: тонкий, с небольшой горбинкой на переносице, заостренным кончиком и чувственными ноздрями. Еще ровные брови, не густые, но и не тонкие, глаза прищуренные, губы тонкие, но четко очерченные — он усмехнулся и показал ровные белые зубы; бородка и усы — скорее небритость, подчеркивала подвижные скулы и ямочки на щеках. Цвет, прищуренных или от солнца, или же из-за того, что он пытался оценить Маргариту, глаз она оценить не смогла. Кажется, почти черные. «Такое лицо хоть на монету», — почему-то пришло ей в голову. Пока у Маргариты была возможность взирать на любителя злых лошадей сверху вниз, она собиралась ею пользоваться, задрав подбородок вверх и придав лицу выражение, которое назвала суровая непреклонность.
— Мэг! Позволь представить тебе Пирса Гавестона. Моего друга, и друга принца.
Маргарита кивнула.
— Вы храбрая девушка, Маргарита. Если бы вы начали паниковать и кричать, то последствия были бы не настолько радужными, — произнес Гавестон.
— Что еще ожидать от женщины рода де Клер, — бравурно заверил кузен Гиббен, бесцеремонно передавая Маргариту своему товарищу.
— Опустите меня на землю, — проговорила она так тихо, чтобы услышал Гавестон, но никак не Томонд.
— Плохая идея, — ответил он негромко, подражая тону Маргариты.
— Немедленно!
— Как скажете.
Если с голосом Маргарите удалось справиться, то ноги отказывались слушаться, словно в них не было костей, а только солома и, коснувшись земли, они предательски подогнулись.
— Ох! — она бы так и шлепнулась на траву, если бы Гавестон, снова, не спрашивая ее разрешения, не подхватил ее на руки.
— Какой непослушный ребенок, — если бы он промолчал, то мог бы и вправду заслужить благодарность спасенной девы.
— Да как вы смеете! — взвизгнула Маргарита: самообладание ее подвело, и голос тоже.
— Неужели я забыл тебя предупредить, что женщины моего рода обладают не только сильной волей, но и колючим нравом? — вмешался Томонд.
— Отношу это к списку их несомненных достоинств вместе с неоспоримой красотой.
Маргарита нахмурилась: вроде ее и осыпали хвалой, но одновременно вместе с тем приравняли ко многим. Как будто ее здесь не было. Как будто она ребенок, и не распознала бы за лестью иронию. В глазах защекотало — верный призрак подбирающихся слез.
— Эй, парень! Собираешься королеву встречать кверху задом?
Барон Томонд успел спешиться и наконец-то обратил внимание на еще одного участника не случившейся трагедии Хьюго Одли. Тот, скрутившись, не сумев совладать с тошнотой, стоял на коленях в стороне. Обида Маргариты на Гавестона была поглощена волной презрения к никчемному Одли: из-за его неловкости она чуть не погибла. Одли же ничего не почувствовал, вскочил на ноги как будто только ожидал приказа.
— Маргарита… Все ведь так удачно сложилось. Я же обещал, что позабочусь о вас, — он даже еще не разогнулся полностью, отряхивая с двуцветных черно-синих шосс пыль, но посмел открыть рот. — Опасное вышло приключение.
— До конца жизни буду помнить! — фыркнула Маргарита.
— Теперь я могу забрать вашу приятную ношу, — он сделал шаг по направлению к Гавестону.
— Пожалуй.
Маргарита почувствовала, как приятель Томонда чуть расслабил руки, словно и правда собирался передать ее Одли.
— Стойте! Этому разине нельзя и крынку молока доверить! Желаете, чтобы он закончил то, что не смогло сделать глупое животное, — запротестовала она.
— Пожалуй, я против того, чтобы мою родственницу перебрасывали как мяч на глазах у королевы. Так что если, дружище, твоя ноша тяжела, то я мог бы принять ее, — вмешался кузен Гиббин.
— Ну уж нет, дружище: ноша не тяготит и легче перышка.
— Замолчите! Королева!
Гневный оклик Маргариты действительно заставил не в меру развеселившихся мужчин успокоиться. Как раз вовремя. Прерванная из-за внезапного, к счастью не трагического инцидента с внучкой короля, прогулка возобновилась. Неумолимо процессия приближалась к спонтанной компании из спасителей и спасенных. Чем больше сокращалось расстояние, тем больше росла тревога Маргариты: что, если королева посчитает ее неловкой, или, что хуже, дурно воспитанной. И так некстати пришла еще одна беда — икота. Чем больше Маргарита пыталась ее унять, тем яростнее становились приступы.
— На вас смотрит королева, и она недовольна, — шепнул на ухо Пирс. Маргарита вздрогнула и через мгновение осознала, что все сказанное ложь. Не было смысла давать выход обиде и гневу: не очень-то благородный способ сработал. Конфуза не случилось.
Все произошедшее дальше вполне походило на награду за страдания Маргариты. Королева оценила отвагу своей сводной внучки и восхитилась, когда та, выразив сожаление, что невольно стала причиной задержки шествия, вновь пожелала его продолжить. Льстецы не так уж оказались неправы, говоря о француженке, как о мудрой женщине. Королева заявила, что и речи быть не может снова посадить храбрую девушку на лошадь и предоставила Маргарите свой личный паланкин.
Маргарита сидела в паланкине королевы, своей тезки. Может быть, совпадение имен — счастливый знак судьбы? Она закуталась в меховое покрывало. Хоть солнце, казалось, и припекало, озноб охватил тело Маргариты, как будто после неистовой скачки кровь слишком разгорячилась и теперь никак не могла остыть. Зато скованность членов исчезла, как будто ее и не было.
Маргарита чуть отодвинула занавеску, бросив взгляд на едущего рядом пока еще не рыцаря, но доброго друга кузена Гиббина. Еще один забавный знак: пока еще короткий список кандидатов в мужья Маргариты возглавлял именно он. Именно так поделили особ мужского пола они с сестрой, когда им было лет по пять. Элинор вбила себе в голову, что ее избранник старший брат.
— Забирай! — заявила тогда Маргарита. — Я тоже выйду замуж за Гильберта де Клера, но мой Гилберт уже взрослый и уже барон. А нашему братцу Ральф может и не отдать Глостера. Видела, какой он огромный по сравнению с нашим Гилбертом?
Элинор призадумалась, а Маргарита торжествовала победу: ей удалось не только перехитрить и задеть сестру, но и подпортить в ее глазах репутацию отчима.
Как жаль, что ей невозможно выйти за кузена Гиббина. Даже не стоит предаваться пустым мечтаниям. Зато пользуясь случаем, можно представить, что это ее паланкин, и это она молодая, прекрасная королева, и это ее свита. По правую руку на гнедом коне — нет, не король, а ее верный рыцарь, готовый по первому знаку, за взмах ее ресниц сложить голову. По левую руку — глупый шут Хьюго Одли. За что ему такая честь, если он даже не может ее рассмешить? Неважно. Это всего лишь ее маленькая блажь, чтобы подразнить верного рыцаря.
Осталось только придумать роль для Гавестона. В реальности оказалось, что приятель принца Эдуарда и барона Томонда чем-то не угодил королеве. Если кузена Гиббина она приветствовала просто и искренне и попросила присоединиться к прогулке и присмотреть за спасенной девушкой, то ее благодарность Гавестону была слишком уж официальной. К тому же она и намека не сделала на приглашение, что означало — пред королевскими очами он нежелательная персона. Гавестон исчез так же скоро, как и появился.
Так кем же ему быть в пьесе Маргариты? Помнится брат что-то про него рассказывал. Кажется он — гасконец, сын тамошнего барона, бежавшего от гонителей ко двору Эдуарда и заслужившего славу своей храбростью. Так может ему быть посланцем далекой враждебной страны, также попавшим под чары молодой королевы?
Маргарита прикрыла ладонью рот, сдерживая зевоту. С чего это ей вдруг так хочется спать, как будто сейчас ночь. Спать она не будет, просто на несколько мгновения смежит веки…
**
— Не кори себя, дитя, — утешительно сказала королева.
Маргарита и не думала есть себя поедом за то, что проспала церемонию преклонения пред крестом своей бабки. Несколько слезинок скатились из-за растерянности, когда она не могла понять, почему после всех приключений она вдруг снова оказалась во дворе Уайтхолла. Еще одна слезинка — от обиды, когда королева усомнилась в ее зрелости.
«Дитя».
После такого обращения Маргарита едва сдержалась, чтобы не шмыгнуть носом, но таким образом она бы подтвердила, что до сих пор не вышла из детского возраста. Плутовка превратила всхлип в скорбный вздох:
— Как я могла уснуть, Ваша Милость, просто среди бела дня? Я так желала отдать дань уважения своей великой родственнице.
— Мы вместе помолимся о ее душе, моя дорогая, — заверила ее королева.
Ее Милость считала, что возвращение в Вестминстерский дворец будет для Маргариты утомительным. Джоанну Акрскую предупредят, что не стоит беспокоиться о дочери. Следующим утром перед церемонией опоясывания принца она сможет заключить ее в свои объятия.
Получается, что из конфуза Маргарита извлекла пользу: целый день и ночь без присмотра наставницы и нянек, без сестер и вездесущих фрейлин матери — Валентина не в счет. Им двоим предоставили роскошные, почти королевские покои. Правда, с одной кроватью, потому Маргарита сразу предупредила напарницу:
— Я не Элинор. Меня греть не надо. Будешь спать на сундуках.
Та не стала спорить.
Немного обжившись, девушки приняли приглашение присоединиться к фрейлинам. Королева предложила Маргарите помочь ей с вышивкой, а Валентину попросили спеть. Должно быть, баллада о девице, каждый день поднимающейся на башню выглядывать рыцаря, показалась королеве унылой. Она покинула зал в сопровождении нескольких дам.
Фрейлины снова расселись по своим местам и занялись рукоделием. Валентину сменила другая девушка и, приняв арфу, завела песенку про тролля и хитрую деву. Маргарита скучала. В Вестминстере сейчас, наверно, сестры и брат затеяли какую-нибудь игру, или же смеются и болтают о всяких глупостях. Маргарита так стремилась оказаться в компании королевских дам, а теперь чувствовала себя не в своей тарелке. Валентина смело взялась за вышивку, оставленную одной из ушедших дам, тогда как Маргарита не посмела и стежка сделать в работе королевы, чтобы случайно не испортить. Если бы она была с матерью и сестрами, то без стеснения подхватила бы песню, по настроению не в лад передразнивая, или сливая голоса в созвучный дуэт. Тут же она не могла себе позволить вольность хотя бы мурлыкать под нос. С уходом королевы про нее все забыли. Даже Валентина больше интересовалась вышивкой, чем дочерью своей госпожи. Хуже того, когда настала очередь Маргариты садиться за арфу, а она совсем немного замешкалась, соседка справа резво вскочила и направилась к инструменту. Растерянная Маргарита не могла решить: восстановить ли ей справедливость криком или проглотить непростительное игнорирование собственной особы — всего лишь раз, а потом посоветоваться с дамой Мод или матерью, что делать в подобных случаях. Но тут дверь в зал вновь отворилась.
— Ее Милость желает побыть с дочерью, — заявила вошедшая дама, которую Маргарита определила как главную фрейлину. — Но сейчас нас посетят две очень важные особы.
Почти сразу же за объявлением появились две женщины одетая гораздо скромнее придворных дам: платья без особых изысков и украшений, только по вороту вышивка, на головах чепцы с такой же вышивкой, что и на платьях. Это были сопровождающие «важных особ»: двух мальчиков возраста Томми. Хоть этих детей Маргарита и не видела раньше, но представлять их было не надо. Она точно знала, что старшего из них звали, как и ее младшего брата, Томасом, и через день или два он отметит свое шестилетие, второго — Эдмундом. По иронии судьбы они оба являлись ее дядями — детьми Эдуарда Длинноногого и Маргариты Французской.
На принцах были одинаковые костюмы по последней моде: капюшоны, рубахи с разрезами по низу, рукава со щлейфами и даже туфельки с вытянутыми носками; все уменьшенное до их размера. Глядя на них, Маргарита вспоминала историю няни Кристины о маленьком народце. Хотя, если бы не эти модные ухищрения, - мальчишки, как мальчишки. Разве что у Эдмунда темно русые волосы у макушки были ровными, а возле щек заворачивались забавными легкими кудряшками.
Может как раз эта особенность и делала младшего из братьев привлекательным в глазах окружающих? Он и сам наслаждался оказываемым ему вниманием, крутился и болтал, в отличие от сердитого или смущенного Томаса, который сначала даже попытался спрятаться за юбку няни. Та осторожно подтолкнув в спину, выдвинула его вперед. Желая поддержать мальчика, с которым она чувствовала какое-то душевное родство, Маргарита взяла из рук няни Эдмунда мячик и бросила его Томасу.
— Держи.
Вместо того, чтобы поймать мяч, принц попытался от него увернуться, и, неловко дернувшись, не удержал равновесия и упал на спину. Мяч же схватил неизвестно откуда взявшийся небольшой белый песик. Наглая тварь, под аккомпанемент громчайшего рева Томаса, бросилась прочь.
— Ваша светлость!
— Мой мяч!
— Пешнуа! Ловите Пешнуа!
— Я его поймаю! — после учиненной суматохи Маргарита желала исчезнуть. На счастье за няньками не затворили дверь, и пес мгновенно выскочил из зала, а Маргарита бросилась за ним. Когда она поймает собачонку и отберет у нее мяч, страсти уже точно улягутся.
Неутомимый пес бежал и бежал, Маргарита старалась не отставать, хотя это было сложно. Остановившись отдышаться, она потеряла его из вида. Неудача не привела ее в отчаяние, а заставила наконец-то подумать головой: чем дольше она будет преследовать зверя, тем дольше его не покинет желание бежать. Пешнуа? Кажется, она знала этого пса. Шествуя медленно по галерее, рассматривая фрески изображавшие поединок Ричарда Львиное Сердце с Саладином, Маргарита заодно заглядывала под каждую лавку у стен, ласково, негромко окликая.
— Пешнуа! Где ты, мальчик?
Там, где крестоносцы подступали к воротам непреступной крепости, а враги стреляли в них сверху, Маргариту ждала находка. В углу между ножкой скамьи и стеной устроился пес. Зажав украденный мячик между передними лапами, он усердно его грыз.
— Пешнуа. Иди ко мне. Иди ко мне немедленно, — приподняв покрывало, позвала Маргарита.
Пес зарычал. Однако, если это действительно был тот самый Пешнуа, то опасаться его не стоило. Но и вытащить будет не так уж и просто, если только…
— Не король, не Папа, а я перед ним на коленях. Что это такое? — ворчала Маргарита опускаясь. — А ну, отдай!
Прекратив грызть мячик, маленький похититель с опаской наблюдал за девушкой, но той всё-таки удалось отвлечь его и ухватить добычу. Пес зарычал и дернулся в сторону, и тут хитрая соперница воспользовалась моментом и вытащила его самого наружу.
Это и правда был Пешнуа — собака Бланки Ланкастер. Наверное, мало кто догадался бы, что Черным Пятнышком белоснежного пса прозвали не за черный нос и сверкающие бусины глаз, а за едва заметные черные шерстинки на левом ухе. Когда он был щенком, то почти все ухо было черным, а потом вдруг побелело. Графиня Ланкастер его обожала. Даже больше, чем своих детей. Так, по крайней мере, говорила мать Маргариты. А матушка не станет врать, ведь и Маргарита, и Элинор, и даже тихоня Елизавет замечали, как теплел голос грозной старухи Ланкастер, когда она говорила о своем любимце, и очень переживала, когда неблагодарное существо сбегало. Для детей поиски Пешнуа превращались в забавное приключение.
— Пешнуа… Как ты здесь оказался? Твоя же хозяйка…
Маргарита замолчала. Бланка Ланкастер давно умерла. Маргарита посчитала — графини Ланкастер не стало почти четыре года назад. Маргарита не настолько хорошо ее знала, чтобы скорбеть, но смерть всегда нечто непознанное, а потому страшное.
Пешнуа сдался и отпустил мячик. Маргарита, взглянув на отобранную игрушку, поняла, что та пришла в негодность, и принц точно не захочет даже притронуться к бесформенной мокрой вещице. Потому трофей был брезгливо отброшен в сторону, и как раз в это время послышались чьи-то шаги и негромкий разговор. Не хватало еще, чтобы кто-то застал ее распластавшейся на полу. Встать — привлечь к себе внимание. Оставалось одно. Маргарита вместе с Пешнуа на руках скользнула под лавку и опустила покрывало.
Несмотря на девичью миниатюрность Маргариты, убежище оказалось тесным, ее поза неудобной, а сосед беспокойным. Надежда, что пришедшие скоро удалятся, рассеялась, когда шаги вдруг смолкли, а голоса — нет.
— Значит, ты отказываешься от нашего плана только потому, что так очарован моей невестой.
Лучше бы Маргарите никогда не слышать этот спокойный, вальяжный голос. Голос ее нового знакомого — Пирса Гавестона.
— Твоей? Она невеста молодого Диспенсера.
Второй голос, несомненно, принадлежал принцу Эдуарду. Маргарита насторожилась: они же говорили об Элинор.
— Еще вчера это факт не имел для тебя значения. Не думаю, что Хуголот Короткий Меч пожелает уступить свое место. Тогда как я… Что ж, уже сегодня не я, а ты можешь раскрыть прекрасной племяннице все прелести супружества. Уже этой ночью она будет твоя. Понимаешь это? Уже эта ночь, и следующая, и следующая. Я же удовлетворюсь оленьими рогами на воротах моего замка.
Любопытство взяло верх и Маргарита чуть отодвинула полог. Естественно, выше щиколоток говоривших она ничего видеть не могла. Изящные темные пулены с набитым узором из веток, длинный носок которых заворачивался и крепился золотой цепью к отвороту был украшен кистью из бахромы и перьев — это принц Эдуард. Тогда как остроносые короткие сапоги, пригодные как для охоты, так и для путешествий на шнуровке, скрепленной у пятки маленькой пряжкой, — Пирс Гавестон. Маргарите удалось разглядеть, что пряжка сделана в виде крохотного парящего орла.
— Слишком велика жертва, чтобы ее принять, гасконец.
— Согласен рискнуть, Карнарвон. Немного решимости, и ничего уже нельзя будет вернуть — как утраченное девство.
— Да и отсеченную голову к шее не прирастишь. Именно так мой старик устроит твой развод.
— Тогда моя голова зависит от твоего причиндала. Помнится, некто Монтермер однажды провернул подобный трюк и остался не только при своей голове, но и при принцессе.
У Маргариты перехватило дыхание: дерзкий Гавестон подбивал принца совершить нечто мерзкое с ее сестрой. Кроме того, что Элинор окажется опороченной, скандал наверняка отразится и на Маргарите. Воспользовавшись ее замешательством, Пешнуа умудрился вывернуться так, чтобы лизнуть Маргаритин подбородок, но это не помогло ему освободиться. Девушка только крепче прижала его к груди.
— Не забывайся. Ты говоришь о своем короле и моей родне, — Эдуард не повысил голоса, речь его не убыстрилась, как бывает обычно с людьми, которых охватывает гнев, но в его словах проявился такой угрожающий холод, что Маргарите показалось словно ее саму пронзили ледяные иглы.
Эдуард остался на месте, а Пирс отошел на несколько шагов, и его сапоги исчезли из поля зрения Маргариты.
— Простите Ваша Светлость. Кажется, я и правда забылся, иначе никогда бы не принял на веру, что принц крови желает приблизить к себе беглого гасконца, породнившись с ним.
— Я не отказываюсь от своих намерений. От тебя прошу лишь одного: терпения.
— Ты сам понимаешь, терпение не моя добродетель, но на моей стороне время. Или твоя прекрасная племянница станет женой волчонка, или…
— Попадешь в ловушку, гасконец.
Помолчать бы Гавестону, не сметь возражать принцу, но нет же.
— С чего такая обреченность, Карнарвон?
— Не обреченность, а знание того, что в нашем круге есть предатель.
— Возможно, ты преувеличиваешь. Если бы кое-кто знал о наших планах, то я бы с тобой тут не разговаривал.
Разговор затягивался. Затекшие колени ныли, притупляя естественное любопытство. Про себя Маргарита ворчала, что подобные дела нужно решать где-то в тайных местах, а не в коридорах дворца. Такая неосторожность!
— В том-то и хитрость моего отца: и обязательства соблюсти, и лиса поймать. Старый пес может сторожить свое хозяйство, а мы зайдем с другой стороны. Ты счастливчик, Перро! В стане противника у тебя есть союзник. Джоанна согласна отдать за тебя вторую дочь…
От неожиданности Маргарита дернулась и стукнулась макушкой о доску. Боль напомнила об осторожности, но поздно.
— Что это? Мышь?
— Если мышь, то воистину с хорошего пса.
В голове Маргариты тут же промелькнул спасительный план: достаточно просто отпустить Пешнуа. Для надежности. Поскольку пес, неожиданно получив свободу замешкался, она нащупала рукой мячик и толкнула его за полог. Как и ожидалось, Пешнуа выскочил за ним следом.
— Действительно пес?
— И большая дворцовая мышь!
Первым порывом Маргариты, когда Гавестон вскрыл ее убежище, было вжаться в стену и закрыть глаза: как будто так действительно можно исчезнуть, раствориться.
— Мэг? — Маргарита решилась и взглянула на принца Эдуарда. На его лице было только удивление — никакой злобы и насмешки. Он протягивал ей руку и Маргарита приняла помощь. — Что ты здесь делаешь?
— Разве не понятно? Маленькая шпионка!
Маргарита бросила презрительный взгляд на Гавестона.
— Зато я не плету заговоры в самом центре королевского дома, — стараясь держаться с достоинством, насколько возможно, она поклонилась принцу. — Благодарю вас, Ваша Светлость за то, что печетесь о моей судьбе, но и я, и моя матушка уже связаны обещаниями.
— Какими же, милая Маргарита? — улыбнулся принц, пытаясь скрыть смущение от разоблачения постыдной тайны.
— Я поклялась матери, что выйду замуж только за того, за кого пожелаю!
Возможно, это было непочтением, но развернувшись на каблучках, Маргарита направилась прочь, стараясь шествовать медленно и с достоинством и чувствуя спиной мужские взгляды.
— Мэг! — окликнул ее принц. — Я рассчитываю на твое молчание. Иначе всем нам грозят неприятности.
Эдуард слишком уж выделил «всем». Маргарита остановилась, но не обернулась.
— Мои уста немы, Ваша светлость. Но с одним условием.
— Вот как?! — снова вмешался невыносимый Пирс Гавестон.
— Вы забудете о том, что хотели выдать меня замуж за вашего гасконского друга, — продолжила она, а в спину ей раздался смех того, кого только что упомянула.
— Похоже, тебя отвергли, Перро.
Маргарита снова двинулась, шла плавно и гордо, пока не достигла поворота. Дальше она ускорила шаги, хотя очевидно никто не собирался ее преследовать.
Скорее всего, Эдуард не особо доверял Маргарите и ее сомкнутым устам. Потому решил дополнительно подкупить ее подарками. Когда они вернулись с Валентиной в предоставленные покои, их ждало блюдо с марципанами, размером не меньше того, что передали раньше Элинор, и клетка с парой щеглов.
— Ах, какая прелесть, — щебетала Валентина третьей птичкой.
— Я хочу домой. — пожаловалась Маргарита и, не дожидаясь пока ее приготовят ко сну, упала на кровать.
— Мне показалось, что тебе некогда было скучать по родным.
Маргарита с трудом воздержалась от комментариев по поводу ума компаньонки и всего лишь проворчала, отвернувшись в другую сторону:
— Я бы хотела сейчас оказаться далеко от Лондона. В Каэрфилли.
— Ах! Ты о случае с принцами? Все уже забыли, но сладости и птички… Ты догадываешься, чье сердце похитила? Поверь, я ничего не скажу леди Джоанне.
— Белого пса с черной отметиной, — буркнула Маргарита. Внезапно ей пришла в голову разумная идея: наверняка Валентина уже готовила отчет для хозяйки об утреннем происшествии. Нет сомнений, шустрая девица успела разузнать кое-что об участниках инцидента. — А ты бы кого выбрала?
— Конечно, барона Томонда, — тут же нашлась Валентина.
— Кто бы сомневался, — Маргарита все же соизволила встать и подойти к блюду с марципанами, взяла один из них нежно-голубой и поднесла ко рту, но есть не стала. — Отклонено! — она вернула марципан на место. — Не забывай, что между нами близкое родство. По той же причине и тебе не стоит на него облизываться.
— Томонд лакомый кусочек, жаль чужой, — Валентина покосилась на блюдо со сладостями. — Я лучше съем марципан.
— Чужой? — не спешила делиться угощением Маргарита. — Что ты знаешь?
— Не больше, чем ты, — Валентина таки решила вознаградить себя за то, что ей приходилось возиться с несносной родственницей и объяснять ей то, что и так давно известно всем. — Через несколько дней он женится.
— На ком?
Валентина удивленно расширила глаза: или несносная девчонка ее проверяла, или же действительно мало интересовалась делами, не касающимися ее особы.
— На Изабелле ле Диспенсер. Сестре жениха нашей Норы. Двойной брак.
— Понятно, — делано равнодушно заявила Маргарита. Известие о женитьбе кузена стало еще одной каплей в чашу ее неприятностей, как если бы она забыла об одной ценной вещи, а няньки, думая, что она ей надоела, передали ее какой-то приживалке родственнице. Маргарита желала быстрее закончить эту тему. — Что насчет других? — Теперь на ее ладони лежал розовый марципан.
— Хьюго Одли. Молодой человек, которому доверили вашу лошадь.
— Это я знаю, а что известно тебе?
Понимая, что ее сведения имеют определенную цену, Валентина решила, что изъять еще один марципан без позволения не будет дерзостью.
— Он принадлежит к старинному роду Одли из Страттона.
— Это все его достоинства? — Маргарита недовольно фыркнула.
— И его отец достаточно богат, чтобы позволить сыну стать в пару с внучкой короля и подкупить ее своей щедростью.
— А пока старик не загнется, жить за счет ее земель? — Маргарита передала марципан компаньонке. — Ешь сама.
Удивительно, но лакомка Валентина не последовала совету подруги, а положила конфету на стол, рядом с блюдом, туда же она выложила и неодобренный Маргаритой голубой марципан.
— Я бы съела, но боюсь не по моим зубам. Но ведь еще есть третий…
Рядом с розовым и голубым оказался белый марципан. Маргарита догадывалась, о ком еще желает посплетничать Валентина, но о Пирсе Гавестоне она и так узнала больше, чем желала. Маргарита сгрызла один марципан из тарелки, оставив три лежать на столе. Марципан был сладким, но вкус его был подпорчен горькими мыслями: «Не могла мама пообещать меня этому человеку. Не могла».
— Я устала, — заявила она и, указав на лежавшие на столе три марципана, добавила. — Можешь съесть их хоть все.
Не зря Маргарите сквозь сон казалось, что всю ночь шуршали мыши. Слишком буквально восприняла Валентина разрешение съесть все и действительно проглотила все конфеты.
— И крошки подобрала! Осталось только блюдо проглотить, и птичек, и меня ко всему! — распекала ее Маргарита, а в ответ слышались только стоны. Валентина мечтала сопровождать семью покровителей на большинстве праздничных церемоний? Не получится! Несколько дней ей придется проваляться в постели, страдая желудком. Усугублять такое наказание, рассказывая подробности, как все произошло, смысла не имело. Тем более что излечившись, Валентина могла сама поведать некоторые моменты пребывания Маргариты во дворце, которые та предпочла бы забыть.
**
Такого празднества земля Альбиона не видела со времен коронации легендарного Артура. Говорили, что еще за несколько недель до этого обозы с пшеницей и солениями, тканями и посудой потянулись к Лондону. А с пяти графств гнали множество овец, коров и свиней для королевского пира.
Словно в предзнаменование великих времен и будущего мира собрались все великие роды и с ними их дружины и слуги, богатые купцы и простой люд. Последние рассчитывали не столько погулять за счет щедрот Неда Длинноногого, сколько найти работу. Многим, и правда, повезло. Более полусотни плотников сооружали по всему городу шатры, палатки и помосты. Работа кипела и днем и ночью, а разбуженные шумом горожане ворчали: «Дорого нам обойдется причуда короля». Не знали они еще, что шум строительных работ ничто по сравнению с гомоном толпы молодых, амбициозных будущих рыцарей, которые скоро нарушили покой древнего города. Их было около трехсот, и каждый верил в свою избранность и великую судьбу. Им положено было в раздумьях и молитвах ждать торжественного события, а они устраивали гулянки и бои, пытаясь показать свою удаль. Но кто знает, были ли скромнее молодые люди времен Артура.
Поскольку главным действующим лицом являлся все-таки принц Эдуард, то его отцу пришлось примерять личину мудрого Мерлина. Вестминстерскому дворцу предстояло сыграть роль замка Камелот, а Вестминстерскому аббатству — собора Святого Петра, где принял рыцарство и корону Артур.
Если за прогулкой королевы наблюдал, казалось, весь Лондон, то на двадцать второе мая в святой день Троицы здесь собралась, по меньшей мере, вся Англия. Дорога от Уайтхолла до Вестминстера заняла чуть ли не вдвое больше времени, чем от Вестминстера в Уайтхолл из-за собравшихся ни свет ни заря людей, двигающихся туда же, куда и ее паланкин. Маргарита представляла разговор с матерью, которая удивится ее холодности и спросит, что же произошло.
«Вы просили меня выбирать сердцем, но сами пообещали меня человеку недостойному.
Мое сердце молчит, а разум противится…», — она, тщательно подбирала слова, готовя для матери целую речи, но, как оказалось, напрасно.
Ошибка в ритуале принесения клятвы — это не просто испорченный праздник. Однако на картинках королевских пиров хрупкие красавицы так легко носили блюда с разукрашенной птицей, изюминкой всего праздника, что Маргарита была уверена — в ее миссии нет ничего особо сложного. Потому даже возмутилась, когда вместо прекрасных лебедей на подносах оказались набитые чем-то небольшие мешки.
— Какая увесистая птичка, — напарница Маргариты попробовала приподнять мешок.
— Все верно, дамы, — толстяк церемониймейстер попытался улыбнуться загнутыми резко вниз как у жабы губами. — Именно потому вам понадобятся помощники.
По его хлопку в зал вошли четыре юноши в костюмах пажей: как на подбор хорошенькие, стройные, с ладными фигурами и чистыми лицами. Чуть позже Маргарита узнала, что юноши не принадлежат к благородным семьям, а всего лишь менестрели и дети менестрелей.
Помогать выносить Маргарите лебедя приставили двух братьев, похожих, как две горошины из стручка. Их звали Годвин и Гарольд. Вторую девушку, несущую лебедя, звали Алиса де Варрен. Она оказалась старшей сестрой жениха кузины Джоанны де Барр. Маргарита с удивлением узнала, что миловидной Алисе уже девятнадцать лет.
— И ты до сих пор не замужем? — не сдержалась она.
— И замужем, и нет, — еще больше удивила ее Алиса.
— Как такое возможно? — Маргарите, во чтобы то ни стало, требовалось разгадать эту загадку.
Алиса подошла к столу с реквизитом, развернулась, опершись об его край, и ее помощники — Джек и Эдвин, не братья, но юноши подобранные так, словно были рождены одной матерью, последовали за нею, как верные псы.
— Все просто. Однажды мой дед сообщил мне, что я помолвлена с его подопечным Эдмундом Фицаланом, графом Арунделом. Он так расписывал его достоинства, что я ликовала: мне в мужья достанется лучший из мужчин. Я так желала встречи, а мой жених не торопился. Дни сплетались в месяцы, а потом в года, а мой суженый так меня и не увидел. Деда не стало, а брат… Однажды, когда я напомнила о своей долгой помолвке он, кипя гневом, заявил, что граф Арундел желает ее расторгнуть. Может Джон и вызвал бы моего обидчика на поединок, но я сказала: «Пусть будет так. Он свободен».
— Красавица, ты так непостоянна, — Эдвин выставил вперед ладонь. Алиса, подражая ему, тоже приподняла руку, и они, вдруг, переплелись мизинцами так же, как в одной из фигур каролы. — Ты должна была бороться за свою любовь.
— Скорее, муж мой непостоянен, — Алиса и Эдвин поменялись местами. — Ибо внезапно он возжелал исполнить свою клятву и взять меня в жены.
— Иначе он прослыл бы глупейшим из глупцов, — вступил в танец Джек. — Но что же было дальше? Кто помешал вашему счастью?
— Непостоянство моего мужа, — Алиса и Джек сделали новое па, в результате чего девушка вновь оказалась у стола, а два кавалера напротив нее. — После церемонии брачное ложе я делила только со скорбными мыслями. Так что несколько месяцев уже я и жена, и нет. Разве я так уродлива?
Хоть Маргарита относилась критически к женской красоте, но и она должна была признать — Алиса совсем не дурнушка. Красота ее была своеобразной — невысокая, чуть выше Маргариты, не худощавая, скорее хрупкая, почти без груди. Из-за такой фигуры Маргарита сама сначала обманулась, приняв Алису за свою ровесницу. Острый подбородок, выдвинутый вперед, и высокие скулы, которые делали ее лицо похожим на сердечко, аккуратный маленький носик, большие серые глаза и тонкие, но четко очерченные губы, темно русые волосы… Ричард Фицалан, граф Арундел определенно оказался привередой.
— Ты клевещешь на себя, прекраснейшая, — провозгласил Эдвин. — Прикажи, и я буду вечно служить тебе.
— Я сочиню печальную балладу о прекрасной Алисе и жестоком слепце ее муже, — пообещал Джек.
— Не печалься, мой милый трубадур, — улыбнулась Алиса. — Дни моего девичества сочтены. Сам король выступает гарантом. Скажи, сладкоголосый, стою ли я четыре тысячи фунтов?
— Ты стоишь всех сокровищ мира, прекраснейшая, — вместо него ответил Джек. — Четыре тысячи фунтов - ничтожная плата. Я готов жизнь отдать за твою милость.
— Рассчитывай и на меня, красавица, — добавил и свою клятву Эдвин.
— И на меня! — неожиданно заявил один из близнецов, кажется Гарольд.
Все время ритуала обхаживания Алисы он толкал Маргариту локтем в бок, призывая тоже включиться в игру. Она уже даже хотела шикнуть на него: мол еще один пинок, и он ей ребро сломает. И вдруг.
— Вот вам и предательская мужская натура: еще один вздох назад это был мой поклонник.
— Коварные переменчивые обманщики! — Алиса оставила обоих воздыхателей и, отстранив близнецов, приобняла Маргариту за талию. И тут церемониймейстер напомнил, что следует продолжить изучение другого «танца».
Сам ритуал выноса лебедей и правда напоминал танец. Сначала Маргарите и Алисе следовало подставить ладони под подносы, которые держали их помощники, и так сделать несколько шагов, как будто они их несли. Затем остановиться и подождать, пока парни продвинуться вперед, затем обойти их, пройти к столам, снова отступить в сторону, пропуская тех, кто нес лебедей, а когда подносы коснуться столов, протянуть руку в знак благословения. Сложность состояла в том, что двигаться нужно было медленно, неспешно — шаг в шаг с напарницей. Когда Алиса ступала правой ногой, Маргарите следовало идти с левой, и наоборот. Толстяк церемониймейстер долго объяснял каждое движение и даже демонстрировал, после чего вся компании учеников чуть ли не падала от смеха. В конце- концов, мастер Аттер (именно так потребовал называть себя их наставник), вооружившись палкой, внушительно треснул по спине сначала одного, потом и другого близнеца. Вряд ли он стал бы рукоприкладствовать с девицами самых благороднейших семей, но, тем не менее, веселье прекратилось, и началось мучение.
Бесчисленное множество раз они повторяли выход. Поодиночке, втроем или парами. После очередного круга Алиса пожаловалась, что еще пару повторений, и она просто уснет от усталости на пиру, а во сне продолжит бегать за лебедем или лебедь за нею. Услышав ее слова, или же убедившись, что все доведено до идеала, мастер Аттер отпустил уставших учеников.
Остаток времени они принадлежали сами себе: гуляли по саду, дурачились, веселились. Близнецы решили устроить поединок за любовь «королевы» Маргариты, но для начала им предстояло оседлать коней — Джека и Эдвина. В жаркой схватке победу, естественно, одержали «кони». Потом молодые люди устроили шутовское представление посвящения в рыцари. Две зрительницы смеялись до слез и аплодировали. После пришло время менестрелям устроить другое состязание — певческое. Тут близнецы взяли реванш: таких ангельских чистых голосов Маргарите еще не доводилось слышать.
— Целый год сокола ясного я
К своей руке приучала.
Взмыл мой сокол под облака.
Вернется ли издалека?
Рядом глубоко вздохнула Алиса.
— А про меня? Мне спойте, — тихо попросила Маргарита.
Название: Еще одна из рода Клер
Автор: Roksan de Clare
Бета: Kage Tsukiyama, _AlisaSelezneva_, NikaDimm, wendellin
Исторический период: 1306-1307 года
Размер: макси, 46700 слов
Пейринг/Персонажи: Маргарита де Клер, Пирс Гавестон, исторические личности и оригинальные персонажи
Категория: джен, гет
Жанр: общий
Рейтинг: R
Краткое содержание: Хорошо воспитанная благородная девушка не станет перечить родителям и опекунам и с благодарностью примет их волю, даже если вопрос касается ее замужества. А что если ей предложат самой найти мужа? Прислушаться к сердцу или разуму? И что, если это очередная ловушка и от нее все равно ничего не зависит?
Примечание: в тексте использована поэзия автора начала XIII века Пейре де Бержака (перевод Валентины Дынник).
Скачать: docx, txt
— Тише-тише, девочка. Испугалась? Все хорошо, красавица моя. Все хорошо.
Другой незнакомый мужской голос, другие слова утешения подействовали совсем не успокаивающе. Маргариту словно стегнула невидимая плеть: даже мужу матери, сэру Ральфу, непозволительно было говорить с ней в таком тоне.
«Красавица моя»? Неужели этот тип решил, что оказав ей помощь, он низвел ее до уровня какой-то служанки, которую можно зажать в темном углу и потчевать подобными разговорами.
— Я… в порядке… — получилось совсем неубедительно. Маргарита представила самую непереносимую боль и разжала пальцы. Руки отказывались слушаться, но у нее хватило сил откинуть вуаль. Зачем она так сделала — она не знала, но легкий кусок ткани казался ей тяжелее кованого железа и мешал дышать.
— Малышка Мэг! — голос первого утешителя, который поначалу звучал так учтиво, показался ей знакомым. Она открыла глаза и чуть приподняла голову.
— Кузен Гиббин… Ну и ну…
Надо же, ее спасителем оказался Гилберт де Клер, барон Томонд. Он носил тоже имя, что и старший брат Гилберт, но в отличие от будущего графа Глостера, совсем не держал обиды на говорливых кузин, сокративших его имя до Гиббина, или же Гибба. Жаль, что виделись они так редко, и впечатления о мужественном, красивом и родовитом кузене оказались стерты настолько, что услышав о том, что барон Томонд также будет посвящен в рыцари на следующий день после принца, она пропустила новость мимо ушей. А ведь с кузеном Гиббином у нее связана одна очень личная, наивная, детская тайна. Об этом она тоже почти забыла…
— Перро, дружище! Это моя кузина Маргарита де Клер.
Маргарита обернулась к тому, к кому обращался кузен, несомненно, к тому наглому типу, и разозлилась, поняв свою ошибку. Он стоял спиной к ним, высокий; его длинные, слегка волнистые темные волосы скрывали лицо, а плащ - фигуру, но рука с длинными тонкими пальцами, запуталась в лошадиной гриве. Ласковые слова, которые он произносил, относились совсем не Маргарите, а непокорной, проклятой кобыле, едва не убившей ездоков. Судя по запястью кисти, ее обладатель не был грузен, скорее худощав. Он медленно обернулся, и Маргарита увидела кончик явно длинного носа. В общем-то, когда наконец-то «Перро» взглянул на Маргариту, оказалось, что нос не был таким уж уродливо длинным, как ей представилось, но явно выдающимся: тонкий, с небольшой горбинкой на переносице, заостренным кончиком и чувственными ноздрями. Еще ровные брови, не густые, но и не тонкие, глаза прищуренные, губы тонкие, но четко очерченные — он усмехнулся и показал ровные белые зубы; бородка и усы — скорее небритость, подчеркивала подвижные скулы и ямочки на щеках. Цвет, прищуренных или от солнца, или же из-за того, что он пытался оценить Маргариту, глаз она оценить не смогла. Кажется, почти черные. «Такое лицо хоть на монету», — почему-то пришло ей в голову. Пока у Маргариты была возможность взирать на любителя злых лошадей сверху вниз, она собиралась ею пользоваться, задрав подбородок вверх и придав лицу выражение, которое назвала суровая непреклонность.
— Мэг! Позволь представить тебе Пирса Гавестона. Моего друга, и друга принца.
Маргарита кивнула.
— Вы храбрая девушка, Маргарита. Если бы вы начали паниковать и кричать, то последствия были бы не настолько радужными, — произнес Гавестон.
— Что еще ожидать от женщины рода де Клер, — бравурно заверил кузен Гиббен, бесцеремонно передавая Маргариту своему товарищу.
— Опустите меня на землю, — проговорила она так тихо, чтобы услышал Гавестон, но никак не Томонд.
— Плохая идея, — ответил он негромко, подражая тону Маргариты.
— Немедленно!
— Как скажете.
Если с голосом Маргарите удалось справиться, то ноги отказывались слушаться, словно в них не было костей, а только солома и, коснувшись земли, они предательски подогнулись.
— Ох! — она бы так и шлепнулась на траву, если бы Гавестон, снова, не спрашивая ее разрешения, не подхватил ее на руки.
— Какой непослушный ребенок, — если бы он промолчал, то мог бы и вправду заслужить благодарность спасенной девы.
— Да как вы смеете! — взвизгнула Маргарита: самообладание ее подвело, и голос тоже.
— Неужели я забыл тебя предупредить, что женщины моего рода обладают не только сильной волей, но и колючим нравом? — вмешался Томонд.
— Отношу это к списку их несомненных достоинств вместе с неоспоримой красотой.
Маргарита нахмурилась: вроде ее и осыпали хвалой, но одновременно вместе с тем приравняли ко многим. Как будто ее здесь не было. Как будто она ребенок, и не распознала бы за лестью иронию. В глазах защекотало — верный призрак подбирающихся слез.
— Эй, парень! Собираешься королеву встречать кверху задом?
Барон Томонд успел спешиться и наконец-то обратил внимание на еще одного участника не случившейся трагедии Хьюго Одли. Тот, скрутившись, не сумев совладать с тошнотой, стоял на коленях в стороне. Обида Маргариты на Гавестона была поглощена волной презрения к никчемному Одли: из-за его неловкости она чуть не погибла. Одли же ничего не почувствовал, вскочил на ноги как будто только ожидал приказа.
— Маргарита… Все ведь так удачно сложилось. Я же обещал, что позабочусь о вас, — он даже еще не разогнулся полностью, отряхивая с двуцветных черно-синих шосс пыль, но посмел открыть рот. — Опасное вышло приключение.
— До конца жизни буду помнить! — фыркнула Маргарита.
— Теперь я могу забрать вашу приятную ношу, — он сделал шаг по направлению к Гавестону.
— Пожалуй.
Маргарита почувствовала, как приятель Томонда чуть расслабил руки, словно и правда собирался передать ее Одли.
— Стойте! Этому разине нельзя и крынку молока доверить! Желаете, чтобы он закончил то, что не смогло сделать глупое животное, — запротестовала она.
— Пожалуй, я против того, чтобы мою родственницу перебрасывали как мяч на глазах у королевы. Так что если, дружище, твоя ноша тяжела, то я мог бы принять ее, — вмешался кузен Гиббин.
— Ну уж нет, дружище: ноша не тяготит и легче перышка.
— Замолчите! Королева!
Гневный оклик Маргариты действительно заставил не в меру развеселившихся мужчин успокоиться. Как раз вовремя. Прерванная из-за внезапного, к счастью не трагического инцидента с внучкой короля, прогулка возобновилась. Неумолимо процессия приближалась к спонтанной компании из спасителей и спасенных. Чем больше сокращалось расстояние, тем больше росла тревога Маргариты: что, если королева посчитает ее неловкой, или, что хуже, дурно воспитанной. И так некстати пришла еще одна беда — икота. Чем больше Маргарита пыталась ее унять, тем яростнее становились приступы.
— На вас смотрит королева, и она недовольна, — шепнул на ухо Пирс. Маргарита вздрогнула и через мгновение осознала, что все сказанное ложь. Не было смысла давать выход обиде и гневу: не очень-то благородный способ сработал. Конфуза не случилось.
Все произошедшее дальше вполне походило на награду за страдания Маргариты. Королева оценила отвагу своей сводной внучки и восхитилась, когда та, выразив сожаление, что невольно стала причиной задержки шествия, вновь пожелала его продолжить. Льстецы не так уж оказались неправы, говоря о француженке, как о мудрой женщине. Королева заявила, что и речи быть не может снова посадить храбрую девушку на лошадь и предоставила Маргарите свой личный паланкин.
Маргарита сидела в паланкине королевы, своей тезки. Может быть, совпадение имен — счастливый знак судьбы? Она закуталась в меховое покрывало. Хоть солнце, казалось, и припекало, озноб охватил тело Маргариты, как будто после неистовой скачки кровь слишком разгорячилась и теперь никак не могла остыть. Зато скованность членов исчезла, как будто ее и не было.
Маргарита чуть отодвинула занавеску, бросив взгляд на едущего рядом пока еще не рыцаря, но доброго друга кузена Гиббина. Еще один забавный знак: пока еще короткий список кандидатов в мужья Маргариты возглавлял именно он. Именно так поделили особ мужского пола они с сестрой, когда им было лет по пять. Элинор вбила себе в голову, что ее избранник старший брат.
— Забирай! — заявила тогда Маргарита. — Я тоже выйду замуж за Гильберта де Клера, но мой Гилберт уже взрослый и уже барон. А нашему братцу Ральф может и не отдать Глостера. Видела, какой он огромный по сравнению с нашим Гилбертом?
Элинор призадумалась, а Маргарита торжествовала победу: ей удалось не только перехитрить и задеть сестру, но и подпортить в ее глазах репутацию отчима.
Как жаль, что ей невозможно выйти за кузена Гиббина. Даже не стоит предаваться пустым мечтаниям. Зато пользуясь случаем, можно представить, что это ее паланкин, и это она молодая, прекрасная королева, и это ее свита. По правую руку на гнедом коне — нет, не король, а ее верный рыцарь, готовый по первому знаку, за взмах ее ресниц сложить голову. По левую руку — глупый шут Хьюго Одли. За что ему такая честь, если он даже не может ее рассмешить? Неважно. Это всего лишь ее маленькая блажь, чтобы подразнить верного рыцаря.
Осталось только придумать роль для Гавестона. В реальности оказалось, что приятель принца Эдуарда и барона Томонда чем-то не угодил королеве. Если кузена Гиббина она приветствовала просто и искренне и попросила присоединиться к прогулке и присмотреть за спасенной девушкой, то ее благодарность Гавестону была слишком уж официальной. К тому же она и намека не сделала на приглашение, что означало — пред королевскими очами он нежелательная персона. Гавестон исчез так же скоро, как и появился.
Так кем же ему быть в пьесе Маргариты? Помнится брат что-то про него рассказывал. Кажется он — гасконец, сын тамошнего барона, бежавшего от гонителей ко двору Эдуарда и заслужившего славу своей храбростью. Так может ему быть посланцем далекой враждебной страны, также попавшим под чары молодой королевы?
Маргарита прикрыла ладонью рот, сдерживая зевоту. С чего это ей вдруг так хочется спать, как будто сейчас ночь. Спать она не будет, просто на несколько мгновения смежит веки…
**
— Не кори себя, дитя, — утешительно сказала королева.
Маргарита и не думала есть себя поедом за то, что проспала церемонию преклонения пред крестом своей бабки. Несколько слезинок скатились из-за растерянности, когда она не могла понять, почему после всех приключений она вдруг снова оказалась во дворе Уайтхолла. Еще одна слезинка — от обиды, когда королева усомнилась в ее зрелости.
«Дитя».
После такого обращения Маргарита едва сдержалась, чтобы не шмыгнуть носом, но таким образом она бы подтвердила, что до сих пор не вышла из детского возраста. Плутовка превратила всхлип в скорбный вздох:
— Как я могла уснуть, Ваша Милость, просто среди бела дня? Я так желала отдать дань уважения своей великой родственнице.
— Мы вместе помолимся о ее душе, моя дорогая, — заверила ее королева.
Ее Милость считала, что возвращение в Вестминстерский дворец будет для Маргариты утомительным. Джоанну Акрскую предупредят, что не стоит беспокоиться о дочери. Следующим утром перед церемонией опоясывания принца она сможет заключить ее в свои объятия.
Получается, что из конфуза Маргарита извлекла пользу: целый день и ночь без присмотра наставницы и нянек, без сестер и вездесущих фрейлин матери — Валентина не в счет. Им двоим предоставили роскошные, почти королевские покои. Правда, с одной кроватью, потому Маргарита сразу предупредила напарницу:
— Я не Элинор. Меня греть не надо. Будешь спать на сундуках.
Та не стала спорить.
Немного обжившись, девушки приняли приглашение присоединиться к фрейлинам. Королева предложила Маргарите помочь ей с вышивкой, а Валентину попросили спеть. Должно быть, баллада о девице, каждый день поднимающейся на башню выглядывать рыцаря, показалась королеве унылой. Она покинула зал в сопровождении нескольких дам.
Фрейлины снова расселись по своим местам и занялись рукоделием. Валентину сменила другая девушка и, приняв арфу, завела песенку про тролля и хитрую деву. Маргарита скучала. В Вестминстере сейчас, наверно, сестры и брат затеяли какую-нибудь игру, или же смеются и болтают о всяких глупостях. Маргарита так стремилась оказаться в компании королевских дам, а теперь чувствовала себя не в своей тарелке. Валентина смело взялась за вышивку, оставленную одной из ушедших дам, тогда как Маргарита не посмела и стежка сделать в работе королевы, чтобы случайно не испортить. Если бы она была с матерью и сестрами, то без стеснения подхватила бы песню, по настроению не в лад передразнивая, или сливая голоса в созвучный дуэт. Тут же она не могла себе позволить вольность хотя бы мурлыкать под нос. С уходом королевы про нее все забыли. Даже Валентина больше интересовалась вышивкой, чем дочерью своей госпожи. Хуже того, когда настала очередь Маргариты садиться за арфу, а она совсем немного замешкалась, соседка справа резво вскочила и направилась к инструменту. Растерянная Маргарита не могла решить: восстановить ли ей справедливость криком или проглотить непростительное игнорирование собственной особы — всего лишь раз, а потом посоветоваться с дамой Мод или матерью, что делать в подобных случаях. Но тут дверь в зал вновь отворилась.
— Ее Милость желает побыть с дочерью, — заявила вошедшая дама, которую Маргарита определила как главную фрейлину. — Но сейчас нас посетят две очень важные особы.
Почти сразу же за объявлением появились две женщины одетая гораздо скромнее придворных дам: платья без особых изысков и украшений, только по вороту вышивка, на головах чепцы с такой же вышивкой, что и на платьях. Это были сопровождающие «важных особ»: двух мальчиков возраста Томми. Хоть этих детей Маргарита и не видела раньше, но представлять их было не надо. Она точно знала, что старшего из них звали, как и ее младшего брата, Томасом, и через день или два он отметит свое шестилетие, второго — Эдмундом. По иронии судьбы они оба являлись ее дядями — детьми Эдуарда Длинноногого и Маргариты Французской.
На принцах были одинаковые костюмы по последней моде: капюшоны, рубахи с разрезами по низу, рукава со щлейфами и даже туфельки с вытянутыми носками; все уменьшенное до их размера. Глядя на них, Маргарита вспоминала историю няни Кристины о маленьком народце. Хотя, если бы не эти модные ухищрения, - мальчишки, как мальчишки. Разве что у Эдмунда темно русые волосы у макушки были ровными, а возле щек заворачивались забавными легкими кудряшками.
Может как раз эта особенность и делала младшего из братьев привлекательным в глазах окружающих? Он и сам наслаждался оказываемым ему вниманием, крутился и болтал, в отличие от сердитого или смущенного Томаса, который сначала даже попытался спрятаться за юбку няни. Та осторожно подтолкнув в спину, выдвинула его вперед. Желая поддержать мальчика, с которым она чувствовала какое-то душевное родство, Маргарита взяла из рук няни Эдмунда мячик и бросила его Томасу.
— Держи.
Вместо того, чтобы поймать мяч, принц попытался от него увернуться, и, неловко дернувшись, не удержал равновесия и упал на спину. Мяч же схватил неизвестно откуда взявшийся небольшой белый песик. Наглая тварь, под аккомпанемент громчайшего рева Томаса, бросилась прочь.
— Ваша светлость!
— Мой мяч!
— Пешнуа! Ловите Пешнуа!
— Я его поймаю! — после учиненной суматохи Маргарита желала исчезнуть. На счастье за няньками не затворили дверь, и пес мгновенно выскочил из зала, а Маргарита бросилась за ним. Когда она поймает собачонку и отберет у нее мяч, страсти уже точно улягутся.
Неутомимый пес бежал и бежал, Маргарита старалась не отставать, хотя это было сложно. Остановившись отдышаться, она потеряла его из вида. Неудача не привела ее в отчаяние, а заставила наконец-то подумать головой: чем дольше она будет преследовать зверя, тем дольше его не покинет желание бежать. Пешнуа? Кажется, она знала этого пса. Шествуя медленно по галерее, рассматривая фрески изображавшие поединок Ричарда Львиное Сердце с Саладином, Маргарита заодно заглядывала под каждую лавку у стен, ласково, негромко окликая.
— Пешнуа! Где ты, мальчик?
Там, где крестоносцы подступали к воротам непреступной крепости, а враги стреляли в них сверху, Маргариту ждала находка. В углу между ножкой скамьи и стеной устроился пес. Зажав украденный мячик между передними лапами, он усердно его грыз.
— Пешнуа. Иди ко мне. Иди ко мне немедленно, — приподняв покрывало, позвала Маргарита.
Пес зарычал. Однако, если это действительно был тот самый Пешнуа, то опасаться его не стоило. Но и вытащить будет не так уж и просто, если только…
— Не король, не Папа, а я перед ним на коленях. Что это такое? — ворчала Маргарита опускаясь. — А ну, отдай!
Прекратив грызть мячик, маленький похититель с опаской наблюдал за девушкой, но той всё-таки удалось отвлечь его и ухватить добычу. Пес зарычал и дернулся в сторону, и тут хитрая соперница воспользовалась моментом и вытащила его самого наружу.
Это и правда был Пешнуа — собака Бланки Ланкастер. Наверное, мало кто догадался бы, что Черным Пятнышком белоснежного пса прозвали не за черный нос и сверкающие бусины глаз, а за едва заметные черные шерстинки на левом ухе. Когда он был щенком, то почти все ухо было черным, а потом вдруг побелело. Графиня Ланкастер его обожала. Даже больше, чем своих детей. Так, по крайней мере, говорила мать Маргариты. А матушка не станет врать, ведь и Маргарита, и Элинор, и даже тихоня Елизавет замечали, как теплел голос грозной старухи Ланкастер, когда она говорила о своем любимце, и очень переживала, когда неблагодарное существо сбегало. Для детей поиски Пешнуа превращались в забавное приключение.
— Пешнуа… Как ты здесь оказался? Твоя же хозяйка…
Маргарита замолчала. Бланка Ланкастер давно умерла. Маргарита посчитала — графини Ланкастер не стало почти четыре года назад. Маргарита не настолько хорошо ее знала, чтобы скорбеть, но смерть всегда нечто непознанное, а потому страшное.
Пешнуа сдался и отпустил мячик. Маргарита, взглянув на отобранную игрушку, поняла, что та пришла в негодность, и принц точно не захочет даже притронуться к бесформенной мокрой вещице. Потому трофей был брезгливо отброшен в сторону, и как раз в это время послышались чьи-то шаги и негромкий разговор. Не хватало еще, чтобы кто-то застал ее распластавшейся на полу. Встать — привлечь к себе внимание. Оставалось одно. Маргарита вместе с Пешнуа на руках скользнула под лавку и опустила покрывало.
Несмотря на девичью миниатюрность Маргариты, убежище оказалось тесным, ее поза неудобной, а сосед беспокойным. Надежда, что пришедшие скоро удалятся, рассеялась, когда шаги вдруг смолкли, а голоса — нет.
— Значит, ты отказываешься от нашего плана только потому, что так очарован моей невестой.
Лучше бы Маргарите никогда не слышать этот спокойный, вальяжный голос. Голос ее нового знакомого — Пирса Гавестона.
— Твоей? Она невеста молодого Диспенсера.
Второй голос, несомненно, принадлежал принцу Эдуарду. Маргарита насторожилась: они же говорили об Элинор.
— Еще вчера это факт не имел для тебя значения. Не думаю, что Хуголот Короткий Меч пожелает уступить свое место. Тогда как я… Что ж, уже сегодня не я, а ты можешь раскрыть прекрасной племяннице все прелести супружества. Уже этой ночью она будет твоя. Понимаешь это? Уже эта ночь, и следующая, и следующая. Я же удовлетворюсь оленьими рогами на воротах моего замка.
Любопытство взяло верх и Маргарита чуть отодвинула полог. Естественно, выше щиколоток говоривших она ничего видеть не могла. Изящные темные пулены с набитым узором из веток, длинный носок которых заворачивался и крепился золотой цепью к отвороту был украшен кистью из бахромы и перьев — это принц Эдуард. Тогда как остроносые короткие сапоги, пригодные как для охоты, так и для путешествий на шнуровке, скрепленной у пятки маленькой пряжкой, — Пирс Гавестон. Маргарите удалось разглядеть, что пряжка сделана в виде крохотного парящего орла.
— Слишком велика жертва, чтобы ее принять, гасконец.
— Согласен рискнуть, Карнарвон. Немного решимости, и ничего уже нельзя будет вернуть — как утраченное девство.
— Да и отсеченную голову к шее не прирастишь. Именно так мой старик устроит твой развод.
— Тогда моя голова зависит от твоего причиндала. Помнится, некто Монтермер однажды провернул подобный трюк и остался не только при своей голове, но и при принцессе.
У Маргариты перехватило дыхание: дерзкий Гавестон подбивал принца совершить нечто мерзкое с ее сестрой. Кроме того, что Элинор окажется опороченной, скандал наверняка отразится и на Маргарите. Воспользовавшись ее замешательством, Пешнуа умудрился вывернуться так, чтобы лизнуть Маргаритин подбородок, но это не помогло ему освободиться. Девушка только крепче прижала его к груди.
— Не забывайся. Ты говоришь о своем короле и моей родне, — Эдуард не повысил голоса, речь его не убыстрилась, как бывает обычно с людьми, которых охватывает гнев, но в его словах проявился такой угрожающий холод, что Маргарите показалось словно ее саму пронзили ледяные иглы.
Эдуард остался на месте, а Пирс отошел на несколько шагов, и его сапоги исчезли из поля зрения Маргариты.
— Простите Ваша Светлость. Кажется, я и правда забылся, иначе никогда бы не принял на веру, что принц крови желает приблизить к себе беглого гасконца, породнившись с ним.
— Я не отказываюсь от своих намерений. От тебя прошу лишь одного: терпения.
— Ты сам понимаешь, терпение не моя добродетель, но на моей стороне время. Или твоя прекрасная племянница станет женой волчонка, или…
— Попадешь в ловушку, гасконец.
Помолчать бы Гавестону, не сметь возражать принцу, но нет же.
— С чего такая обреченность, Карнарвон?
— Не обреченность, а знание того, что в нашем круге есть предатель.
— Возможно, ты преувеличиваешь. Если бы кое-кто знал о наших планах, то я бы с тобой тут не разговаривал.
Разговор затягивался. Затекшие колени ныли, притупляя естественное любопытство. Про себя Маргарита ворчала, что подобные дела нужно решать где-то в тайных местах, а не в коридорах дворца. Такая неосторожность!
— В том-то и хитрость моего отца: и обязательства соблюсти, и лиса поймать. Старый пес может сторожить свое хозяйство, а мы зайдем с другой стороны. Ты счастливчик, Перро! В стане противника у тебя есть союзник. Джоанна согласна отдать за тебя вторую дочь…
От неожиданности Маргарита дернулась и стукнулась макушкой о доску. Боль напомнила об осторожности, но поздно.
— Что это? Мышь?
— Если мышь, то воистину с хорошего пса.
В голове Маргариты тут же промелькнул спасительный план: достаточно просто отпустить Пешнуа. Для надежности. Поскольку пес, неожиданно получив свободу замешкался, она нащупала рукой мячик и толкнула его за полог. Как и ожидалось, Пешнуа выскочил за ним следом.
— Действительно пес?
— И большая дворцовая мышь!
Первым порывом Маргариты, когда Гавестон вскрыл ее убежище, было вжаться в стену и закрыть глаза: как будто так действительно можно исчезнуть, раствориться.
— Мэг? — Маргарита решилась и взглянула на принца Эдуарда. На его лице было только удивление — никакой злобы и насмешки. Он протягивал ей руку и Маргарита приняла помощь. — Что ты здесь делаешь?
— Разве не понятно? Маленькая шпионка!
Маргарита бросила презрительный взгляд на Гавестона.
— Зато я не плету заговоры в самом центре королевского дома, — стараясь держаться с достоинством, насколько возможно, она поклонилась принцу. — Благодарю вас, Ваша Светлость за то, что печетесь о моей судьбе, но и я, и моя матушка уже связаны обещаниями.
— Какими же, милая Маргарита? — улыбнулся принц, пытаясь скрыть смущение от разоблачения постыдной тайны.
— Я поклялась матери, что выйду замуж только за того, за кого пожелаю!
Возможно, это было непочтением, но развернувшись на каблучках, Маргарита направилась прочь, стараясь шествовать медленно и с достоинством и чувствуя спиной мужские взгляды.
— Мэг! — окликнул ее принц. — Я рассчитываю на твое молчание. Иначе всем нам грозят неприятности.
Эдуард слишком уж выделил «всем». Маргарита остановилась, но не обернулась.
— Мои уста немы, Ваша светлость. Но с одним условием.
— Вот как?! — снова вмешался невыносимый Пирс Гавестон.
— Вы забудете о том, что хотели выдать меня замуж за вашего гасконского друга, — продолжила она, а в спину ей раздался смех того, кого только что упомянула.
— Похоже, тебя отвергли, Перро.
Маргарита снова двинулась, шла плавно и гордо, пока не достигла поворота. Дальше она ускорила шаги, хотя очевидно никто не собирался ее преследовать.
Скорее всего, Эдуард не особо доверял Маргарите и ее сомкнутым устам. Потому решил дополнительно подкупить ее подарками. Когда они вернулись с Валентиной в предоставленные покои, их ждало блюдо с марципанами, размером не меньше того, что передали раньше Элинор, и клетка с парой щеглов.
— Ах, какая прелесть, — щебетала Валентина третьей птичкой.
— Я хочу домой. — пожаловалась Маргарита и, не дожидаясь пока ее приготовят ко сну, упала на кровать.
— Мне показалось, что тебе некогда было скучать по родным.
Маргарита с трудом воздержалась от комментариев по поводу ума компаньонки и всего лишь проворчала, отвернувшись в другую сторону:
— Я бы хотела сейчас оказаться далеко от Лондона. В Каэрфилли.
— Ах! Ты о случае с принцами? Все уже забыли, но сладости и птички… Ты догадываешься, чье сердце похитила? Поверь, я ничего не скажу леди Джоанне.
— Белого пса с черной отметиной, — буркнула Маргарита. Внезапно ей пришла в голову разумная идея: наверняка Валентина уже готовила отчет для хозяйки об утреннем происшествии. Нет сомнений, шустрая девица успела разузнать кое-что об участниках инцидента. — А ты бы кого выбрала?
— Конечно, барона Томонда, — тут же нашлась Валентина.
— Кто бы сомневался, — Маргарита все же соизволила встать и подойти к блюду с марципанами, взяла один из них нежно-голубой и поднесла ко рту, но есть не стала. — Отклонено! — она вернула марципан на место. — Не забывай, что между нами близкое родство. По той же причине и тебе не стоит на него облизываться.
— Томонд лакомый кусочек, жаль чужой, — Валентина покосилась на блюдо со сладостями. — Я лучше съем марципан.
— Чужой? — не спешила делиться угощением Маргарита. — Что ты знаешь?
— Не больше, чем ты, — Валентина таки решила вознаградить себя за то, что ей приходилось возиться с несносной родственницей и объяснять ей то, что и так давно известно всем. — Через несколько дней он женится.
— На ком?
Валентина удивленно расширила глаза: или несносная девчонка ее проверяла, или же действительно мало интересовалась делами, не касающимися ее особы.
— На Изабелле ле Диспенсер. Сестре жениха нашей Норы. Двойной брак.
— Понятно, — делано равнодушно заявила Маргарита. Известие о женитьбе кузена стало еще одной каплей в чашу ее неприятностей, как если бы она забыла об одной ценной вещи, а няньки, думая, что она ей надоела, передали ее какой-то приживалке родственнице. Маргарита желала быстрее закончить эту тему. — Что насчет других? — Теперь на ее ладони лежал розовый марципан.
— Хьюго Одли. Молодой человек, которому доверили вашу лошадь.
— Это я знаю, а что известно тебе?
Понимая, что ее сведения имеют определенную цену, Валентина решила, что изъять еще один марципан без позволения не будет дерзостью.
— Он принадлежит к старинному роду Одли из Страттона.
— Это все его достоинства? — Маргарита недовольно фыркнула.
— И его отец достаточно богат, чтобы позволить сыну стать в пару с внучкой короля и подкупить ее своей щедростью.
— А пока старик не загнется, жить за счет ее земель? — Маргарита передала марципан компаньонке. — Ешь сама.
Удивительно, но лакомка Валентина не последовала совету подруги, а положила конфету на стол, рядом с блюдом, туда же она выложила и неодобренный Маргаритой голубой марципан.
— Я бы съела, но боюсь не по моим зубам. Но ведь еще есть третий…
Рядом с розовым и голубым оказался белый марципан. Маргарита догадывалась, о ком еще желает посплетничать Валентина, но о Пирсе Гавестоне она и так узнала больше, чем желала. Маргарита сгрызла один марципан из тарелки, оставив три лежать на столе. Марципан был сладким, но вкус его был подпорчен горькими мыслями: «Не могла мама пообещать меня этому человеку. Не могла».
— Я устала, — заявила она и, указав на лежавшие на столе три марципана, добавила. — Можешь съесть их хоть все.
Не зря Маргарите сквозь сон казалось, что всю ночь шуршали мыши. Слишком буквально восприняла Валентина разрешение съесть все и действительно проглотила все конфеты.
— И крошки подобрала! Осталось только блюдо проглотить, и птичек, и меня ко всему! — распекала ее Маргарита, а в ответ слышались только стоны. Валентина мечтала сопровождать семью покровителей на большинстве праздничных церемоний? Не получится! Несколько дней ей придется проваляться в постели, страдая желудком. Усугублять такое наказание, рассказывая подробности, как все произошло, смысла не имело. Тем более что излечившись, Валентина могла сама поведать некоторые моменты пребывания Маргариты во дворце, которые та предпочла бы забыть.
**
Такого празднества земля Альбиона не видела со времен коронации легендарного Артура. Говорили, что еще за несколько недель до этого обозы с пшеницей и солениями, тканями и посудой потянулись к Лондону. А с пяти графств гнали множество овец, коров и свиней для королевского пира.
Словно в предзнаменование великих времен и будущего мира собрались все великие роды и с ними их дружины и слуги, богатые купцы и простой люд. Последние рассчитывали не столько погулять за счет щедрот Неда Длинноногого, сколько найти работу. Многим, и правда, повезло. Более полусотни плотников сооружали по всему городу шатры, палатки и помосты. Работа кипела и днем и ночью, а разбуженные шумом горожане ворчали: «Дорого нам обойдется причуда короля». Не знали они еще, что шум строительных работ ничто по сравнению с гомоном толпы молодых, амбициозных будущих рыцарей, которые скоро нарушили покой древнего города. Их было около трехсот, и каждый верил в свою избранность и великую судьбу. Им положено было в раздумьях и молитвах ждать торжественного события, а они устраивали гулянки и бои, пытаясь показать свою удаль. Но кто знает, были ли скромнее молодые люди времен Артура.
Поскольку главным действующим лицом являлся все-таки принц Эдуард, то его отцу пришлось примерять личину мудрого Мерлина. Вестминстерскому дворцу предстояло сыграть роль замка Камелот, а Вестминстерскому аббатству — собора Святого Петра, где принял рыцарство и корону Артур.
Если за прогулкой королевы наблюдал, казалось, весь Лондон, то на двадцать второе мая в святой день Троицы здесь собралась, по меньшей мере, вся Англия. Дорога от Уайтхолла до Вестминстера заняла чуть ли не вдвое больше времени, чем от Вестминстера в Уайтхолл из-за собравшихся ни свет ни заря людей, двигающихся туда же, куда и ее паланкин. Маргарита представляла разговор с матерью, которая удивится ее холодности и спросит, что же произошло.
«Вы просили меня выбирать сердцем, но сами пообещали меня человеку недостойному.
Мое сердце молчит, а разум противится…», — она, тщательно подбирала слова, готовя для матери целую речи, но, как оказалось, напрасно.
Ошибка в ритуале принесения клятвы — это не просто испорченный праздник. Однако на картинках королевских пиров хрупкие красавицы так легко носили блюда с разукрашенной птицей, изюминкой всего праздника, что Маргарита была уверена — в ее миссии нет ничего особо сложного. Потому даже возмутилась, когда вместо прекрасных лебедей на подносах оказались набитые чем-то небольшие мешки.
— Какая увесистая птичка, — напарница Маргариты попробовала приподнять мешок.
— Все верно, дамы, — толстяк церемониймейстер попытался улыбнуться загнутыми резко вниз как у жабы губами. — Именно потому вам понадобятся помощники.
По его хлопку в зал вошли четыре юноши в костюмах пажей: как на подбор хорошенькие, стройные, с ладными фигурами и чистыми лицами. Чуть позже Маргарита узнала, что юноши не принадлежат к благородным семьям, а всего лишь менестрели и дети менестрелей.
Помогать выносить Маргарите лебедя приставили двух братьев, похожих, как две горошины из стручка. Их звали Годвин и Гарольд. Вторую девушку, несущую лебедя, звали Алиса де Варрен. Она оказалась старшей сестрой жениха кузины Джоанны де Барр. Маргарита с удивлением узнала, что миловидной Алисе уже девятнадцать лет.
— И ты до сих пор не замужем? — не сдержалась она.
— И замужем, и нет, — еще больше удивила ее Алиса.
— Как такое возможно? — Маргарите, во чтобы то ни стало, требовалось разгадать эту загадку.
Алиса подошла к столу с реквизитом, развернулась, опершись об его край, и ее помощники — Джек и Эдвин, не братья, но юноши подобранные так, словно были рождены одной матерью, последовали за нею, как верные псы.
— Все просто. Однажды мой дед сообщил мне, что я помолвлена с его подопечным Эдмундом Фицаланом, графом Арунделом. Он так расписывал его достоинства, что я ликовала: мне в мужья достанется лучший из мужчин. Я так желала встречи, а мой жених не торопился. Дни сплетались в месяцы, а потом в года, а мой суженый так меня и не увидел. Деда не стало, а брат… Однажды, когда я напомнила о своей долгой помолвке он, кипя гневом, заявил, что граф Арундел желает ее расторгнуть. Может Джон и вызвал бы моего обидчика на поединок, но я сказала: «Пусть будет так. Он свободен».
— Красавица, ты так непостоянна, — Эдвин выставил вперед ладонь. Алиса, подражая ему, тоже приподняла руку, и они, вдруг, переплелись мизинцами так же, как в одной из фигур каролы. — Ты должна была бороться за свою любовь.
— Скорее, муж мой непостоянен, — Алиса и Эдвин поменялись местами. — Ибо внезапно он возжелал исполнить свою клятву и взять меня в жены.
— Иначе он прослыл бы глупейшим из глупцов, — вступил в танец Джек. — Но что же было дальше? Кто помешал вашему счастью?
— Непостоянство моего мужа, — Алиса и Джек сделали новое па, в результате чего девушка вновь оказалась у стола, а два кавалера напротив нее. — После церемонии брачное ложе я делила только со скорбными мыслями. Так что несколько месяцев уже я и жена, и нет. Разве я так уродлива?
Хоть Маргарита относилась критически к женской красоте, но и она должна была признать — Алиса совсем не дурнушка. Красота ее была своеобразной — невысокая, чуть выше Маргариты, не худощавая, скорее хрупкая, почти без груди. Из-за такой фигуры Маргарита сама сначала обманулась, приняв Алису за свою ровесницу. Острый подбородок, выдвинутый вперед, и высокие скулы, которые делали ее лицо похожим на сердечко, аккуратный маленький носик, большие серые глаза и тонкие, но четко очерченные губы, темно русые волосы… Ричард Фицалан, граф Арундел определенно оказался привередой.
— Ты клевещешь на себя, прекраснейшая, — провозгласил Эдвин. — Прикажи, и я буду вечно служить тебе.
— Я сочиню печальную балладу о прекрасной Алисе и жестоком слепце ее муже, — пообещал Джек.
— Не печалься, мой милый трубадур, — улыбнулась Алиса. — Дни моего девичества сочтены. Сам король выступает гарантом. Скажи, сладкоголосый, стою ли я четыре тысячи фунтов?
— Ты стоишь всех сокровищ мира, прекраснейшая, — вместо него ответил Джек. — Четыре тысячи фунтов - ничтожная плата. Я готов жизнь отдать за твою милость.
— Рассчитывай и на меня, красавица, — добавил и свою клятву Эдвин.
— И на меня! — неожиданно заявил один из близнецов, кажется Гарольд.
Все время ритуала обхаживания Алисы он толкал Маргариту локтем в бок, призывая тоже включиться в игру. Она уже даже хотела шикнуть на него: мол еще один пинок, и он ей ребро сломает. И вдруг.
— Вот вам и предательская мужская натура: еще один вздох назад это был мой поклонник.
— Коварные переменчивые обманщики! — Алиса оставила обоих воздыхателей и, отстранив близнецов, приобняла Маргариту за талию. И тут церемониймейстер напомнил, что следует продолжить изучение другого «танца».
Сам ритуал выноса лебедей и правда напоминал танец. Сначала Маргарите и Алисе следовало подставить ладони под подносы, которые держали их помощники, и так сделать несколько шагов, как будто они их несли. Затем остановиться и подождать, пока парни продвинуться вперед, затем обойти их, пройти к столам, снова отступить в сторону, пропуская тех, кто нес лебедей, а когда подносы коснуться столов, протянуть руку в знак благословения. Сложность состояла в том, что двигаться нужно было медленно, неспешно — шаг в шаг с напарницей. Когда Алиса ступала правой ногой, Маргарите следовало идти с левой, и наоборот. Толстяк церемониймейстер долго объяснял каждое движение и даже демонстрировал, после чего вся компании учеников чуть ли не падала от смеха. В конце- концов, мастер Аттер (именно так потребовал называть себя их наставник), вооружившись палкой, внушительно треснул по спине сначала одного, потом и другого близнеца. Вряд ли он стал бы рукоприкладствовать с девицами самых благороднейших семей, но, тем не менее, веселье прекратилось, и началось мучение.
Бесчисленное множество раз они повторяли выход. Поодиночке, втроем или парами. После очередного круга Алиса пожаловалась, что еще пару повторений, и она просто уснет от усталости на пиру, а во сне продолжит бегать за лебедем или лебедь за нею. Услышав ее слова, или же убедившись, что все доведено до идеала, мастер Аттер отпустил уставших учеников.
Остаток времени они принадлежали сами себе: гуляли по саду, дурачились, веселились. Близнецы решили устроить поединок за любовь «королевы» Маргариты, но для начала им предстояло оседлать коней — Джека и Эдвина. В жаркой схватке победу, естественно, одержали «кони». Потом молодые люди устроили шутовское представление посвящения в рыцари. Две зрительницы смеялись до слез и аплодировали. После пришло время менестрелям устроить другое состязание — певческое. Тут близнецы взяли реванш: таких ангельских чистых голосов Маргарите еще не доводилось слышать.
— Целый год сокола ясного я
К своей руке приучала.
Взмыл мой сокол под облака.
Вернется ли издалека?
Рядом глубоко вздохнула Алиса.
— А про меня? Мне спойте, — тихо попросила Маргарита.
@темы: ФБ, Любимая графомань, Вокруг Маргоши, Еще одна из рода Клер