"Шаг к горизонту". Часть 3.

[Roksan de Clare]

Название: Шаг к горизонту
Автор:  Roksan de Clare
Бета:  Kage Tsukiyama
Исторический период: где-то 880 год
Размер: макси,~31 000 слов
Пейринг/Персонажи: принцесса Этельфлед, Утред Беббанбургский, кололь Альфред – король Уэссекса, Этельред – мерсийский лорд, жених Этельфлед, Эльсвит – жена Альфреда, Фритствит – молодая женщина в свите Эльсвит, отец Виллибальд, Стеапа Снотор – командир стражи короля Альфреда, Эдуард Этелинг – младший брат Этельфлед, Рагнар Рагнарсон – друг, названный брат Утреда, Брида – саксонка, любовница Рагнара, подруга детства Утреда, отец Пирлиг – священник, валлиец, Этельгиф – младшая сестра Этельфлед и Эдуарда, ОМП, ОЖП.
Категория: джен, smarm, экшн
Жанр: общий, POV
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: IX век. Несмотря на многочисленные нападения викингов, одному королевству саксов, Уэссексу, удается устоять, и Англия все еще не Данелаг. Король Альфред заключает перемирие с датчанами, но и та, и другая сторона понимает, насколько оно хрупкое. Утреда Беббанбургского не зря называют мечом Альфреда, но недаром многие считают этот меч ненадежным. Сакс по рождению, он был воспитан датчанами, главная цель его – родовой замок, захваченный дядей, – находится за пределами Уэссекса, а еще он язычник и у него свои счеты с церковью. Потому предложение предотвратить заточение в монастырь старшей дочери короля Альфреда он принял с радостью. Отчего бы не помочь девочке, называющей его другом? Только не все случается, как задумывается. Этельфлед уже не ребенок, а подросток, за которым глаз да глаз нужен. И не случайно принцессу через несколько лет назовут Железной леди Мерсии.
Примечание: 1) Текст является побочной историей книг Бернарда Корнуэлла "Саксонские хроники" и сериала "Последнее королевство", хотя автор очень надеется, что эта история может читаться совсем без знания канонов, а Этельфлед все объяснит.
2) Исторический факт, подтолкнувший к написанию: "В 2009 году британские археологи близ Уэймута обнаружили в братской могиле обезглавленные скелеты викингов. Ученые полагают, что это результат резни, которую местные жители устроили заморским вторженцам".
3) Географические названия:
Авултун – Альтон Панкрас, Дорсет;
Винтанкестер – Винчестер, Гемпшир;
Воденес-Ай – островок Одни (у города Кукхэма);
Кеорфан – Замок Корф, Дорсет;
Коккхэм – Кукхэм, Беркшир;
Лунден – Лондон;
Сиппанхамм – Чиппенем, Уилтшир;
Туданвис – Тидворт, Уилтшир;
Уэй – Уэймут, Дорсет.

– Выспалась?
Утред нависал надо мной, заслоняя солнце, а золотистые лучики путались в его волосах. Он отстранился, и мне пришлось зажмуриться от яркого света. Я как будто только родилась и впервые услышала птичье пение, невообразимо громкое: фитькали синицы, цокал дрозд; вступила кукушка, радующаяся, как удачно пристроила яйца по чужим гнездам; не слушая ее, выводила трели рыжегрудая зарянка, может, та самая приемная родительница чужого птенца. Ее гнездо находилось не дальше чем в пяти шагах от места, где лежала я. Все были так рады жизни, так счастливы, как я очень короткое мгновение, пока, пытаясь заставить себя приподняться не поняла, что моя голова как камнями набита. Еще и горло потрескалось, как земля без дождя, при том что на траве была такая роса, хоть капли слизывай.
Утред протянул мне флягу, и я ухватилась за нее и припала, как к святому источнику: пила и пила.
– Что со мной? – два клика кукушки и меня снова мутило: теперь водой, а еще чем-то горьким.
– Тот, кто ворует в темноте, за глазами владельца, заслуживает смерти. Но ты еще хуже наказана, – наставлял жестокий Утред. Я медленно, по крупинкам восстанавливала, что случилось прошлой ночью.
– Ты и твои друзья датчане отравили меня?
– Это эль. Вот тебе новый урок: эль – обманщик посильнее датчан, – Утред снова протянул флягу, предупредив: – Пей маленькими глотками.
– Как ты меня нашел? – я выпрямилась, пытаясь вновь обрести и продемонстрировать достоинство дочери короля Уэссекса.
– Вы так поваляли подлесок, что только слепой не добрался бы до вас по вашим же следам, – насмешливо ответил Утред. Я не знала, от какой горечи мне хуже: от привкуса желчи во рту или на сердце после подлого предательства того, кого я считала лучшим другом. Горечь разрасталась, и вдруг, помимо своей воли я шмыгнула носом и не сдержала слезу: как может этот обманщик так просто смотреть мне в глаза? – Не надо. Не плачь. Все закончилось.
Утред мигом подошел, не обнял, с его кольчугой такой поддержкой он только бы ранил меня, а укрыл от всего света черным плащом с вышитым белым зигзагом молнии. Я застыла, фальшиво принимая утешения. Между мной и спасением Англии стоял лишь один человек – Утред. Вряд ли я смогу от него сбежать. Глупо, пытаться одолеть его силой. Оставалось, как ни противно, применить коварство. Дождаться, когда он будет беззащитен, например, во сне и разом оборвать его жизнь. Жестоко. Но разве другая кара положена предателям? Одно биение сердца, и решение было принято. Я взялась за рукоять сакса, а Утред даже не заметил, я слегка потянула нож – тот же результат. Ждать до ночи – потерять целый день, который может стоить сотен жизней. Мне не пробить кольчугу, но я уже знала способ ударить в уязвимое место. Как с Плукой. Одно точное движение…
– Я не могу! Не могу! Не могу убить тебя!
– Что ты несешь? – о, как он был удивлен несостоявшейся угрозой, мой бывший друг. В этот момент я ненавидела себя за бесхребетность, чувствительную слабость, похожую на трусость. Позор, от которого и смерть не омоет: стать причиной гибели своей страны. Все потому, что у меня не поднялась рука свершить правосудие.
– Трус! Трус! Предатель! – я выкрикивала обвинения, а слезы лились бесконтрольным потоком.
– Что? – губы Утреда после того, как он прошипел вопрос, сжались в прямую линию. Скулы напряглись. Он побледнел и сосредоточился, как зверь перед прыжком. Несмотря на надрывный плач, голова лихорадочно работала. Если он нападет – я имею право обороняться. Смело думать, что моя ловкость превосходит ловкость бывалого воина, но попытаться стоит.
– Ты выдал меня датчанам! Я видела! Ты поклялся бездействовать, когда будут убивать твоего короля, чтобы занять его место! Ты предал свою женщину, решив взять вторую жену! Даже если ты возьмешь меня силой, я буду кричать, что ты трус и предатель. Ты можешь вырвать мне язык, я буду писать, пусть и кровью: «Утред Предатель! Утред Трус!» – хуже нет обвинения для воина, чем назвать его трусом. Понимая, что слишком далеко зашла в исповеди-провокации, я потихоньку пятилась назад, чтобы расстояние между нами было больше, чтобы увеличить собственные шансы разглядеть маневр противника и нанести удар. – Ты можешь отрубить мне руки…
На последних словах произошла катастрофа, схожая с концом света: моя нога зацепилась за корень и я начала валиться на спину. Падать я умела, потому вовремя подставила локти, но при этом уронила сакс. От бессилия и от того, что Утред вдруг громко и задорно рассмеялся, я взвыла.
– Зачем мне нужна безрукая жена? – самоуверенный победитель медленно приближался. – Хорошо. Если ты так хочешь, могу поклясться: я не возьму тебя в жены, даже если будешь умолять.
– Смеешь пренебрегать дочерью Альфреда? Да я не попрошу тебя быть моим мужем, даже если ты останешься последним мужчиной в Англии!
Утред хохотнул и подобрал утерянный сакс.
– Нам стоит объясниться, – он присел передо мной на корточки, положив на колени руки. – Безумием было вести дочь Альфреда в лагерь датчан, но откажись я от встречи с тем, кого называю братом, он бы заподозрил неладное.
– Ты выдал меня ему! – возмутилась я.
– Рагнар нашел на земле твою фибулу. Года три назад, когда он был заложником Альфреда, ему даже довелось беседовать с леди Этельфлед.
– Не помню, – буркнула я, пытаясь подняться из унизительного положения.
– А вот он хорошо запомнил строптивую девчонку, обижающую младшего брата. И смог сложить одно к другому, – Утред встал и протянул мне руку, а когда я за нее взялась, просто вздернул меня на ноги. – Стоит ли говорить, что Брида тоже узнала часть нашего секрета? Мне пришлось объявить тебя своей добычей.
– И ты не собирался предавать моего отца? Не собирался бездействовать, когда мою семью будут убивать? – мне было достаточно подтверждения своей неправоты, достаточно одного короткого «да», и Утред был бы прощен за дерзкие вольности и слова, которые позволил себе прошлой ночью.
– Судьба – штука хитрая, моя леди, – начал он.
– Что ты хочешь этим сказать? – я же теряла терпение.
– Я бы давно уже забрал семью и отправился на север, но она постоянно привязывает меня к королю Альфреду и Уэссексу. В Сиппанхамме я и мой отряд оказались по его приказу: он желал усилить охрану родни, пока отсутствовал.
– А ты помчался спасать его несносную дочь? – я прикоснулась ладонью к щеке моего героя, в простой жест вкладывая извинения за недоверие и невольно улыбнулась.
– Вот так лучше, – улыбнулся он в ответ. – Когда ты плачешь, то и правда становишься страшной, как ночной страх, а улыбнешься, и вот тебе самая красивая девушка Уэссекса.
За сомнительную похвалу я дернула его за светлую прядь бороды. Утред же легко стукнул меня по затылку: едва коснулся, просто волосы взлохматил.
– Эй! Ты же не собираешься меня избить? – притворно возмутилась я, сложив на груди руки.
– Если бы я хотел тебя ударить, ты бы узнала, насколько тяжела моя рука, – он нахмурился, но только поддерживая мою игру, глаза же лучились смехом.
– Тогда тебе точно не избежать гнева короля Альфреда!
И это была правда! Отец покарал бы любого, кто посмел бы поднять на меня руку. Очень редко мать позволяла поколотить своих детей, если мы совершали проступок, равный, по ее мнению, смертному греху. Чаще бы должно было доставаться мне, но я знала, что, если спрятаться и позже попросить защиты у отца, наказания я избегу. Тогда я думала, что так будет всегда.
– Нам пора, – напомнил Утред. – Ехать сможешь?
Я кивнула и в знак полной готовности направилась к привязанным к молодой березе лошадям.
– Витнер! Хороший мальчик! Не сбежал, когда освободился от неловкой всадницы, – я погладила мощную шею грозного жеребца, он же, расширив ноздри, ощутимо ткнулся мне в плечо мордой, приветствуя.
– Ты ему нравишься, – Утред потрепал коня по гриве. – Когда я тебя нашел, это чудовище даже от меня готово было тебя защищать.
– Лламрей! – позвала я и своего коня. – Как хорошо, что вам удалось уйти от датчан.
Упрямый Лламрей повел ухом, выдавая, что начал привыкать к новому имени, и нетерпеливо тряхнул шеей: хватит время тянуть.
– Рагнару пришлось применить всю власть и влияние, чтобы дать мне уйти без последствий после того, что ты натворила, – Утреду пришлось стать на колено и сложить ладони, чтобы я смогла забраться на лошадь. В этот раз я не стала геройствовать и приняла помощь, воспользовавшись коленом и ладонями своего спутника как ступенями. – Просто маленькая Ночная Тень Скедугенган.
– Как ты догадался? – мое лицо растянулось в широчайшей улыбке. Ночные Тени – духи, порождаемые тьмой. Когда ты слышишь вздох, шорох, чувствуешь чей-то взгляд, оборачиваешься, а рядом никого, это они. Когда опасные, когда зловредные, когда просто шаловливые. Многие их боятся, ведь то, что невидимо и непостижимо, – всегда угроза. Для меня же они были загадкой, да и от способности исчезать я бы не отказалась.
– Я и сам Скедугенган, – подмигнул Утред.
– А тебя не удивило, что я узнала, о чем вы говорили с Рагнаром? – я продолжала допрос.
– Ты понимаешь датский. Что еще ожидать от дочери Альфреда? – и лучшей похвалы нельзя было представить!
– Они не станут нас преследовать? – шутки закончились, а беспокойство снова вернулось. К тому же естественная тряска хода лошади напомнила спазмами отравленного элем желудка.
– Нет, – ответ был очевиден, но он был переходом к другому, более серьезному вопросу.
– Ты знаешь, где высадятся викинги? – я намеренно назвала датчан их боевым именем.
– Нет. Но если бы остался с Рагнаром, то наверняка бы узнал.
Лламрей попытался вырваться вперед, и мне пришлось его осадить, чуть ли не до предела натянув повод. Для меня предстояло серьезное испытание, которое никак не мог испортить норовистый жеребец, так и не желавший признать во мне свою хозяйку.
– Я не могу с тобой ехать в Коккхэм, господин Утред.
– Хорошо, моя госпожа. Ты беспокоишься о своей родне. Я отвезу тебя в Сиппанхамм, – спокойно ответил Утред.
Мы вдруг стали вести переговоры не как друзья, а как союзники, но кто сказал, что союзники не могут быть друзьями?
– Нет, господин Утред,–- я не смотрела на спутника, сосредоточив внимание на ухе Лламрея, дергая которым тот пытался согнать назойливую муху. – Сейчас я должна направиться в Уэй. Если желаешь сопровождать меня, я буду тебе благодарна. Если же нет – я снимаю с тебя клятву, данную отцу Виллибальду, но тогда, прошу, оставь мне Осиное Жало. Сам видишь: прошли времена короля Эдвина, когда женщина с грудным ребенком на руках могла безопасно пройти от моря до моря.
– Хорошо. Я буду сопровождать тебя в Уэй.
Я чуть с коня не упала от удивления, как легко все получилось, потому, стараясь сохранить тон переговорщика, предупредила:
– Я буду у каждого встречного, господин Утред, интересоваться, далеко ли до Уэя. Тебе не удастся обманом привезти меня в другое место.
– Как-то не подумал о такой возможности? – хмыкнул Утред.
– Неужели? – я вспомнила его предложение связать меня, заткнуть род и так доставить в Коккхэм. Это было бы чревато гневом отца, если бы он узнал. Но разве могла я подвергнуть друга смертельной опасности, доложив о проявленном неуважении?
– Только думаю, это было бы бесполезно. Припоминаю одну непослушную девочку в Этелингаэге, которая хотела посмотреть на датчан и для этого перебиралась через стены форта. Только здесь ее сгонишь, глядь, – а она уже нашла себе другой наблюдательный пост.
Я рассмеялась, признавая себя:
– Я же говорила тебе: «Хочу увидеть, как ты убиваешь датчан», – я наконец-то избавила Лламрея от мухи, захватив ее ладонью. Шутки шутками, но не на все вопросы еще получены ответы. – И все же, как скоро мы доберемся до Уэя, господин Утред?
– Будем к вечеру, – коротко отрапортовал мой защитник и, поддразнивая, перенял для своего вопроса мою манеру: – И все же, моя госпожа, что нам делать в Уэе?
– Всего лишь предупредить его жителей о прибытии викингов. Пусть они и отказались принять меч, когда нас постигла беда, пусть они до сих пор так и не принесли клятвы верности, но я не могу позволить, чтобы их застали врасплох, как нас шесть лет назад.
– На месте Альфреда я бы давно призвал их клятве при помощи мечей и веревок. Ничто так не побуждает к покорности, как несколько повешенных мятежников для примера.
Мы наконец-то выехали к реке. Утред нахмурился, и я понимала причину его тревоги. Пусть гроза обошла это место стороной, но она сыграла с нами злую шутку. Ливни напитали реку, и она значительно разлилась, подтопив берега. Особенно это было заметно по камышам и рогозу, ушедших от земли в воду на несколько локтей. Я старалась отогнать тревогу: брод, который мы искали, защищен крестом, а значит, под присмотром Господа.
– Или же вызовет еще больший мятеж, который придется утопить в крови. Отец говорит: «Трудно силой вынудить людей слушаться, не вызвав их негодования». Если бы мы стали сильнее, то призвали бы и их к покорности. Уэй платит подати. Он слабый, но щит против пиратов. И он же наша брешь.
Прошлой ночью Рагнар повторил слова отца, которыми он характеризовал непокорную деревеньку на побережье.
– Поэтому ты решила, что нападение последует именно оттуда?
Мне нужно было связать мои мысли, знания и догадки в одну цельную нить, а это оказалось не так уж и просто.
– Остров, о котором говорил Рагнар, – это Винделис, – и поправилась, назвав его не тем именем, что дали римляне, а так, как чаще теперь звали его мы: – Портланд.
– Вокруг Уэссекса множество островов, – скептически сообщил Утред.
– Да, но не все из них прокляты… – я попыталась сглотнуть от волнения, но во рту все пересохло, словно слюны не осталось.
– Говори, – подбодрил меня Утред.
Пришлось вспомнить уроки отца Ассера и где подслушанные, где выведанные знания о жутком месте.
– Остров мог бы стать нашей твердыней, но пока с него идут только беды и нашествия. Первые это поняли римляне. Они обживали его, строили форт и добывали камень, но их начал косить мор, готовый перекинуться и на большую землю. Они спешно покинули его, а после римлян туда начали ссылать прокаженных и безумных, чтобы те никогда не вернулись. И остров стали звать Островом Проклятых. Сейчас эти времена вроде и минули, но люди все равно неохотно там селятся. Да, корабли купцов приплывают туда, чтобы продолжить торговлю по всей Англии, но так же часто их корабли там разбиваются. Еще именно оттуда пришло нашествие пострашнее римского мора, – невольно я запнулась и облизнула губы. – Именно туда впервые нагрянули датчане, перерезали сборщиков податей, принявших их за простых купцов, разорили поселения и отправились дальше на наши земли. Теперь мы вроде и готовы их встретить, но если датчане нападут со стороны Уэя, проклятый остров станет их прикрытием. Корабли Дорчестера не успеют их перехватить.
Я выдохнула: вроде все сказала.
– Может и так. Моя жена часто кидает веточки, чтобы узнать будущее, и не помню, чтобы она ошибалась, – сосредоточенно сказал Утред. – Может, и так.
Он вроде бы и согласился со мной, но, мне казалось, все еще не верил. Он не хотел, но обидел, сравнив мои выводы с ворожбой.
Мне пришлось спустить повод на локоть, чтобы освободить ладони. Я хлопнула перед собой, привлекая внимание Утреда.
– Это твой брат Рагнар, – продемонстрировала я правую руку, затем, перехватив ею повод, показала левую ладонь. – Это корабли, которые он ждет. Кого они хотят прихлопнуть, если ты говоришь: Сиппанхам в безопасности?
– Сиппанхам слишком большая цель. Думаю, они настроены на нечто меньшее, но важное, – наконец-то он заговорил со мной не как с ребенком или женщиной, дело которой только молитва и прялка.
- Нет! Как же так? – если бы не полузатопленный крест, я бы и не узнала место, где только вчера мы переправлялись на этот берег.
- Идем дальше, – приказал Утред.
Я подумала, что мы с Лламреем могли бы и вплавь перебраться, тут поток был не таким сильным, но для воина в кольчуге такой способ означал бы смерть. Мы брели вверх по течению в поисках моста. Лес стал реже, мы миновали речной порог, живой, пенящийся, искрящийся. В другое время я бы шею сломала полюбоваться на него, но теперь я только с грустью покосилась на него.
Лес кончился, мы продолжали наш путь между двух зеленых холмов, а лошади месили копытами грязь. Потом за изгибом реки нам пришлось сделать еще крюк, чтобы перебраться через болото, заросшее желтыми асфоделями. Солнце давно пересекло зенит, а переправу мы так и не нашли.
– Это похоже на колдовство датчан, - наконец-то возмутилась я, теряя терпение.
– Датчане потеряли больше дня на разведку. Теперь им придется прокладывать новый путь. Они бы назвали это колдовством христианских священников, – Утред чуть задержал коня, внимательно всматриваясь вперед.
Поравнявшись, и я заметила, что его заинтересовало: вожделенный мост, а между ним и нами шествовало пять путников в серых рясах – священники. У них было две лошади, но они предпочитали навьючить их нехитрой поклажей, а не ехать верхом.
– Колдовство христианских священников называется молитва, господин Утред.
– Я бы назвал это обманом, – недовольно хмыкнул Утред. В вопросах веры в Господа против поклонения фальшивым богам его было не переубедить. Я и не пыталась.
– Благословите, отче! – обратилась я к плотному, седому священнику, идущему впереди небольшого братства.
– Благослови тебя Господь… – громогласно провозгласил он и замолчал, ожидая, пока я представлюсь.
Я колебалась лишь мгновение: мне нельзя было назвать свое имя. Другое же, которым я сейчас называлась, мне не принадлежало. Могла ли я обмануть священника? Я решила, что во лжи ради маленькой поблажки для души, не желающей принимать истинную веру, не будет ничего плохого.
– Утред Утредсон!
И тут ладонь Утреда легла мне на затылок. Он рассчитал движение, чтобы не причинить мне боль, но шея все-таки согнулась под тяжестью.
– Его зовут Ситрик, – холодно проговорил Утред.
– Благослови тебя господь, Ситрик. И тебя, господин Утред Утредсон, – ответил старый священник.
– Тебя знают по всему Уэссексу, господин Утред Утредсон, – я попыталась маленькой хвалой загладить последствия своей шалости, когда мы отдалились от странников.
– Священник знает меня, – сухо ответил не клюнувший на мою уловку Утред. – И он шпион Альфреда.
– И он не знает, кто такой Ситрик. Что следует о Ситрике знать мне? – как могла я пыталась исправить ситуацию.
– Он мой слуга. Вот все, что тебе следует знать, – голосом сурового хозяина ответил Утред.
Вот так разом из госпожи я сама попала в подчинение. Я подумала, что это могло бы быть интересно, и даже жаль, что Утред больше не назовет и не позволит мне назваться Ситриком, но не тут-то было. Неугомонный священник, оседлав одну из лошадей, невысокую каурую кобылу, догнал нас, вклинившись между нашими конями.
– Позволишь разбавить вашу компанию, господин Утред? – попросился священник, хотя вряд ли он нуждался в разрешении. – Сакс-язычник, датчанин, для полной кучи нужен только истинный бритт. Ты же датчанин, мальчик, судя по имени? Как ты попал к такому безбожнику?
– Дома я выбью из него эту дурь, – ответить Утред.
– Не стоит! Славный же парень! – священнику пришлось пропустить нас и поравняться теперь уже с моим конем, так как Витнер пытался укусить его кобылу. – Так что, господин Утред, позволяешь?
– Даже если бы запретил, ты бы все равно увязался, отец Пирлиг, – успел вставить свое слово Утред. – Только мы торопимся.
– Дети мои, куда ж вы так торопитесь? Так несетесь, как я от своей жены. И что же? Походишь, походишь и пятки сбиваешь, мчишься обратно. Возвращаешься, а там крикун в колыбели. Ты ей: «Откуда?». Она тебе: «Так это когда ты, старый дурак, прошлый раз появился». А мне не жалко. Можно и еще сделать. Тогда думаешь, что рай, это когда ты толчешься между ее ногами. Засевал бы и засевал. Сущее блаженство. Коварство женщин состоит в том, что когда блаженство заканчивается, начинается сущий ад: есть нечего, крыша прохудилась. Ты, Ситрик, видел священника, перекрывающего крышу? Что так смутился? Какой-то ты слишком нежный, Ситрик.
Мне и правда было слегка не по себе от откровенных разговоров святого человека. Я достаточно встречала священников: и простоватого добряка Виллибальда, и скрупулезного Ассера, и желчного архиепископа Этельвальда, кривого Беоку и вечно недовольного Коэнвульфа, и многих-многих других. Если бы с их языка слетало то, что говорил отец Пирлиг, я бы решила, что вижу странный сон. Бросая косые взгляды на нашего спутника, мне удалось рассмотреть, что нос, показавшийся мне вначале толстым, был просто кривым, перебитым в переносице, что медлительность его обманчива. Несмотря на тучность, он весь был в движении, от мясистых пальцев до жесткой седой бороды, приподнимавшейся и опускавшейся каждый раз, когда он открывал и закрывал рот. Говорливый и громкий, он умолкал, наверно, только тогда, когда спал.
Я приняла решение благоразумно помалкивать, когда случилось вполне обыденное, но непредвиденное: лошадь потеряла подкову.
– Что с тобой, Лламрей? – обеспокоилась я, когда мой конь захромал.
Спешившись, Утред тут же нашел причину, а отец Пирлиг продолжал балагурить.
– Так у Ситрика-датчанина валлийская кобыла? Теперь я чувствую себя лишним, – он задорно засмеялся.
– Неужели ты не видишь, отец Пирлиг, что это конь, а не кобыла? – в этот раз я решила осечь болтливого старика, не понимая, что вызвало такое веселье.
– Я-то вижу, но зовется он так же, как и кобыла нашего короля Артура.
Если бы на меня и только на меня сейчас вылился весь вчерашний ливень, я была бы менее озадачена. Вполне обычно, что мужчины предпочитали в бою жеребцов. Я и не думала уточнять у Исеулт, был ли у лошади ее короля из легенды член. И не думала, что моя ошибка будет настолько смешной. Мне перестал нравиться отец Пирлиг. Даже не понимая, что делаю, спешившись, я помогала Утреду снимать кольчугу.
– Ты еще не все знаешь, отец Пирлиг, тогда бы точно лопнул от смеха, – сказал Утред, пытаясь подсадить меня на Лламрея. – Хромой датчанин на хромой валлийской лошади. Нам придется вернутся в Туданвис. Там есть кузнец, – это он уже ко мне обратился.
От ощущения того, что мы опять добровольно идем в ловушку, у меня даже ладони вспотели. В Туданвисе наверняка еще помнили о моем похищении, хуже того, они помнили о нас как об Утреде и Утреде. Если до мнения поселян мне особо не было дела, то отец Пирлиг наверняка заподозрит что-то неладное. Однако Утред был спокоен, и я решила довериться ему, как всегда и делала.
Пирлиг уже должен был озадачиться. Хозяин шел пешком, слуга ехал на его коне. Священник решил быть наравне с воином и тоже спешился, но не отстал и не поехал вперед. Теперь мы вынуждены были путешествовать втроем. И нам пришлось смириться и даже уступать некоторым требованиям нашего нового товарища.
– Отец Пирлиг – твой друг? – поинтересовалась я на одном из вынужденных привалов. Отец Пирлиг отошел, и нам в кои веки удалось перемолвиться несколькими словами без свидетеля.
– Нет, он лучше многих из его братии, но он валлиец. Валлийцам не стоит доверять, – ответил Утред. Он отдыхал, растянувшись на траве и закрыв глаза. Я сидела рядом, борясь с совершенно противоположными желаниями: исполнить свой долг перед беззащитными жителями Уэя, а значит, перед Уэссексом, и украсть Витнера, раз Утред стал таким медлительным, или же поймать стрекотавшего на колоске кузнечика.
– Он задерживает нас. Сегодня мы никак не будем в Уэе, – все-таки ответственность лишала меня ловкости: насекомое отпрыгнуло, только я готова была захлопнуть ладонь.
– Хочешь, я убью его? – я даже дернулась от возмущения, пока по приоткрытым глазам Безбожниа не поняла, что он просто подтрунивает надо мной. – Все равно это ничего не даст. Ехать верхом на твоем коне все равно, что покалечить.
– Мы можем взять лошадь отца Пирлига, – предложила я.
– Украсть у священника? Неплохая мысль, – Утред вновь закрыл глаза. Я же вытащила колосок, покрутив его между пальцами.
– Это не воровство, если мы оставим ему куда лучше коня – Лламрея, – я невольно вздохнула: так долго мечтать о лошади с кличкой Лламрей и так промахнуться. «В общем-то, я тоже не мужчина, как их Артур. Мы друг другу подходим». – Это не может считаться кражей. И Туданвис… Нам нельзя туда.
– Глупости. Кое-кто получил свою плату и теперь к тебе не приблизится и на шаг. Другим серебро заткнет рты и сотрет память. Что-то это предприятие становится слишком затратным.
Я не удержалась и пощекотала кончиком колоска ноздрю Утреда, он дунул, видимо решив, что это мошка. Чуть выждав, я пощекотала его вновь, и тут услышала подозрительное кряхтение. Подняв глаза вверх, я увидела отца Пирлига. Мне показалось, что в его взгляде и в чуть сведенных бровях промелькнула какая-то брезгливость, но это было только одно биение сердца.
– Вот теперь можно и в путь, – это был все тот же беззаботный весельчак-священник.
Когда мы добрались до Туданвиса, еще не было темно, но даже если бы Лламрей был подкован в тот же вечер, уже и речь не шла опять отправляться в путь.
Та же деревня, та же гостиница, та же хозяйка, даже комната с дурными запахами та же. Правда, теперь на обед у нас был жареный гусь и копченые угри. Я старалась, чтобы Пирлиг поверил в придуманную Утредом историю. Если кони будут выхолены, а кольчуга блистать, у него отпадут все сомнения.
– Подожди, Ситрик, – окликнул меня священник, и я замерла, припоминая, на ту ли ногу прихрамывала. Когда я обернулась, на столе лежало большое краснобокое яблоко. – Угощайся.
Поблагодарив, я поковыляла исполнять свои обязанности, чудесным образом исцелившись, как только скрылась с глаз отца Пирлига. Оказавшись на конюшне, я огляделась, с чего бы начать, и надкусила яблоко. Тут начало твориться нечто неладное. Сначала я решила, что Лламрей зол на меня и пытается прогнать. Он прижал уши и вытянулся в моем направлении, при этом выпучил глаза. Потом вдруг прижал морду к шее, дернул ее вверх и снова потянулся ко мне. Вид его был такой забавный, что я не удержалась от смеха:
– Ты хочешь яблоко? Вот лакомка!
Лламрей раздул ноздри, усиленно принюхиваясь и давая понять, что я обладаю ценным для него сокровищем.
После моего похищения хозяйка гостиницы предпочла не замечать, что нож оставался при мне. Не думаю, что Утреду бы понравилось, что боевое оружие я использовала для резки яблока, но он не видел, а значит, не знал. Я разделила яблоко по справедливости на четыре части: самую первую – попрошайке, другую – Витнеру, третью – кобыле отца Пирлига. Свою часть я тоже отдала Лламрею. Он тихо и жалобно ржал, пока я угощала других лошадей, и только черствое сердце не растаяло бы от его страданий. С яблоком было покончено, но Лламрей не унимался. Он продолжал делать умилительную морду и требовать еще угощения.
– Думаешь, если я сделаю глаза так, – как могла я попыталась их выпучить, дразня его, – отец Пирлиг вымолит еще яблок? Хотя если бы я могла так сделать ушами, то, может, он бы и не отказал, – я приставила ладони к своим ушам и прижала их к шее, как у Лламрея. – Хорошо, хорошо. Я же просто могу спросить.
Когда я вошла в зал, отец Пирлиг не заметил меня. Я подошла совсем близко и услышала, как он горячечно обращался к Утреду:
– Может, потому я и оказался на этой дороге, чтобы спасти его. Отдай мне Ситрика, господин Утред. Не порть его душу. За кого-кого, но за него я даже готов драться.
Я видела гневную складку над переносицей Утреда, видела, как он сжал кулаки, потому поспешила вмешаться.
– Отец Пирлиг…
Договорить я не успела, резко обернувшись, священник перебил меня:
– Это для твоего блага, мальчик.
– Утред, ты же не…
– Хватит! – мне снова не дали высказаться. На этот раз я была прервана Утредом. – Поговорим!
Было правильно покинуть зал, где мы начали привлекать внимание редких посетителей. Утред широкими шагами следовал к конюшне. Отец Пирлиг не отставал. Я семенила следом, даже не пытаясь выдавать из себя хромую.
– Объяснимся, отец Пирлиг, – начал Утред, указывая на меня. – Ты ошибся трижды. Он не датчанин. Он не мой любовник. И это не мальчик.
– Так кто она? – священник смотрел на меня так, как будто я была сам аглэсвиф. – Что ценного в этой девочке, что ты о ней так печешься?
Мы не видим ничего опасного в журчащем ручье с кристальной водой. Но если множество ручьев наполнят бурную реку? Невинная уловка, которая должна была сделать мое путешествие удобным, предполагала маленькую ложь. Неизбежные обстоятельства вынуждали к новой лжи. И вот-вот должна была случиться катастрофа. Что сделает Утред? Солжет снова? Но отец Пирлиг не выглядит дураком. Кто бы упрекнул Утреда, если бы он позаботился о собственной безопасности? Другое дело, как он это сделает. Говорили, что ему уже доводилось убивать священника, да еще и в Храме Божьем. Не важно, какие тогда были обстоятельства и кто был виновен: в этот раз вина будет на мне.
– Она принцесса Этельфлед, – я не колебалась и биение сердца. Если правда защитит моего спасителя, то пусть священник, посмевший говорить обо мне так, словно меня здесь нет, ее узнает.
– Она леди Этельфлед, – подтвердил Утред.
– Ты посмел выкрасть дочь Альфреда, – Пирлиг сердито дернул головой. – Что ты делаешь в его компании, девочка?
– Еду в Уэй, а господин Утред любезно согласился меня сопровождать, – как хорошо, что я не сожгла письмо от Виллибальда. Пришлось нагнуться, чтобы его вытащить, но тем понятней должны были прозвучать мои оправдания. – Отец Пирлиг, господин Утред не похититель. Он спас меня.
– Невозможно, – продолжал ворчать Пирлиг. – Как это назвать? Только подлог и сговор. Ты подписываешь не только себе смертельный приговор.
Я подумала, что это священник сейчас подписывает собственный приговор.
– А ты, отец Пирлиг? Ты задабривал меня яблоками, когда думал, что я смазливый мальчишка. Как это называть?
Отец Пирлиг уставился на меня, выпучив глаза, как прежде Лламрей. Только это было скорее удивление, а не вымогательство яблок.
И тут грянул гром. Не гром, громогласный хохот. Утред смеялся так, что смахивал слезы с глаз. Я не выдержала и захихикала, прикрыв ладонью рот. Видимо, смех наш был таким заразным, что отец Пирлиг не выдержал.
– Не шути так, леди, – погрозил он мне пальцем и, схватившись за живот, залился хохотом.
Уже в наших временных покоях нам пришлось все рассказать отцу Пирлигу. Точнее, говорила я, Утред предпочитал помалкивать. Я говорила: «Мы решили…», «Мы поняли…», – чтобы придать собственным словам большей уверенности. Утред не возражал. Отец Пирлиг слушал внимательно. Я же, повторяя доводы, начинала терзаться сомнениями: что, если я ошиблась? Что, если появление датчан в Уэе – лишь пустые догадки? Тогда у меня просто будет еще один день приключений, нападение же датчан с Божьей помощью и так будет отбито.
– Почему именно ты должна принести жителям Уэя приказ покинуть их дома? – спросил отец Пирлиг строго, как на суде.
– Потому что я кровь короля Альфреда, и как он закон, так и я его слово.
– Предположим, выводы девочки правдивы, но неужели ты не понимаешь, господин Утред, что, потакая ее капризам, готов отдать ценное сокровище, как гуся в корзине, врагу?
– Предлагаешь запихнуть этого гуся в корзину и вернуть отцу? – на мой гневный оклик Утред не обратил не малейшего внимания. – К тому же, даже если датчане и правда избрали его для высадки, раньше того, как луна похудеет на четверть, они не высадятся.
Думаю, отцу Пирлигу даже больше, чем мне, хотелось знать, откуда у Утреда такая уверенность.
– Тебе не избежать гнева Альфреда, – может, мне послышалось, но в голосе священника прозвучал добродушный смешок.
– Значит, кто-то из нас двоих будет выпорот.
Не стоило тешить себя мыслями, что решимость Утреда сопровождать меня в Уэй была связана только лишь с желанием спасти его жителей. Большей частью им двигала охота слегка досадить моему отцу, привязавшему его к Уэссексу. Жестоко было понимать, что, даже будь у меня возможность освободить его от клятвы, я бы не смогла это сделать: он был нам нужен, он был нашим мечом. В попытке Утреда разозлить короля не было злых намерений, просто мальчишеская шалость взрослого мужчины. Так что поддержать ее вольно или невольно было тоже на Благо Уэссексу.
– Ты можешь укрыться в Коккхэме, пока я возьму наказание на себя. Если же отец пожелает меня выпороть, я пересижу там под твоей защитой, пока его гнев не испарится.
Утред хмыкнул, а отец Пирлиг улыбнулся:
– Отчаянная ты девчонка, принцесса. Что ж, пока датчане расставляют фигуры, устроим другую битву? – из сумы он вытянул деревянный короб, разукрашенный черными и белыми квадратами.
– Воздержусь, – проворчал Утред. – Духота такая. И охота свечи жечь?
– Я сыграю с тобой, отче, – последовало мое предложение.
– Знаешь, что это? – отец Пирлиг расстелил просто на полу мешок и осторожно высыпал на него содержимое короба.
– Это тафл, – я рассматривала резные фигурки из кости и черного дерева. – Какие красивые.
– Подарок королю Альфреду от короля Этельстана, – гордо сообщил Пирлиг.
– Гутрема, – снова заворчал Утред. – Перекрась вороне перья, обзови ее соловьем, она все равно продолжит каркать.
– Бывает, чудеса случаются. И под личиной голубя скрывается соловей, – отец Пирлиг расставлял фигуры на доске, я ему помогала. – Белые или черные?
– Белые, – определилась я, про себя загадывая, что если выиграю, то и в войне с викингами победа будет за нами. – Ты за датчан, я за саксов.
– Тогда уж лучше я за бриттов. Ох и надерем мы вам зады, – похвалился священник.
Обыграть Пирлига не составило труда. Очень скоро мой король оказался в безопасности.
– Белым проще, – пожаловался отец Пирлиг.
– Задаешься, отец? – я бы ликовала от победы, если бы она мне далась с трудом, а так мне было даже неловко.
– Давай-ка обменяем позиции. Это вы к нам пришли незваными, – отец Пирлиг уже схватил короля и установил его посреди доски.
– Как же, незваными. Сами же просили прийти и прогнать римлян, – я начала расставлять по краям черные фигуры.
Утред с интересом следил за нашей перебранкой, но интерес его быстро иссяк, когда началась игра. Я, несомненно, побеждала, но отец Пирлиг избрал тактику взять меня измором. Каждый ход он обдумывал так долго, что одна свеча успела догореть. Я зевала, терла глаза, но продолжала свое наступление. Оставалось всего два хода, чтобы взять в плен короля.
– Кеорфан! – вдруг воскликнул отец Пирлиг и хлопнул в ладоши.
– Кеорфан? – такое предупреждение в тафле было для меня в новинку.
– Бург Кеорфан еще не достроен, но заложен. Если датчане захватят его, то получат твердыню, отрезающую часть юга.
– И Уэссекс окажется куском железа между наковальней и молотом, – задумчиво дополнил Утред.
Я оглянулась на него, а когда опустила взгляд на доску, там не хватало одной моей фигуры: именно той, которая должна была окончательно закрыть путь к отступлению короля.
– Что не так? Давай-давай, твой ход, моя леди, – торопил с самым невиннейшим видом отец Пирлиг.
Я могла бы возмутиться, могла бы даже после такого наглого мухлежа выровнять положение и даже выиграть, но были опасения, что отец Пирлиг потребует еще партию для отплаты.
Я проиграла, потому что уже хотела спать. По крайней мере, я думала, что хочу спать. Обычно у меня никогда не было проблем со сном, но раньше мне не доводилось заночевывать в подобных местах. К тому же я сильно ошибалась, считая, что во сне отец Пирлиг будет молчать. Священник храпел так, что, казалось, стены вздрагивали. Покрутившись немного на своем неудобном твердом ложе, я перебралась ближе к Утреду.
– Что еще? – проворчал он, когда я пристраивалась у него под боком.
– Ты же обещал охранять меня. Мало ли, что может произойти, мне так спокойнее, – сгиб локтя Утреда оказался удобнее любой подушки. – А я же буду охранять тебя.
– От кого это? – Утред тихонько продолжал недовольствовать, но оттолкнуть не пытался.
– От шлюх. Твоя жена мне будет благодарна, – вроде бы и удобно устроилась, но еще один вопрос мучил меня. – Ты видел? Отец Пирлиг украл мою фигуру!
– Видел. Но решил, что пусть для тебя будет еще один урок, – Утред укрыл меня плащом, как одеялом, и я тут же ухватилась за край, чтобы натянуть его себе почти до подбородка.
– Не верь валлийцам так же, как и датчанам?
– Не верь священникам. И спи давай.
– Вот еще, – прошептала я, уже даже не помня, к чему это относится.
Утром выяснилось, что четыре остальных священника, спутники отца Пирлига, тоже добрались до Туданвиса, просто позже нас. Отец Пирлиг во дворе давал им какие-то указания, а я, решив, что они могут касаться меня и Утреда, устроилась неподалеку, чтобы начистить кольчугу. Отец Пирлиг разгадал мою хитрость, поскольку, только я устроилась на своем посту, как витан священников от меня отдалился.. Зато я успела услышать два главных слова: Дорчестер и Кеорфан.
Я больше не стала преследовать священников, а занялась обязанностью, которую сама на себя взвалила: начистить песком кольчугу до блеска. Работа не была мне в тягость, так я давно хотела завладеть ею: пощупать, а может, и примерить. Перебирая тонкие звенья железа, делающие броню похожим на грубую ткань, я добралась до самого низа. Как раз там было то, что больше всего подогревало мое любопытство: прикрепленные где по одному, где по два на края зубцов фестонов языческие амулеты. Одни из кости, другие из серебра, с резьбой переплетающихся узоров, слишком разные, чтобы быть просто украшениями, их было двадцать три.
– Будь осторожна: если эти вороны тебя похитят, я уже за тобой не поеду, – я вздрогнула, застигнутая врасплох, ведь Утред подошел тихо, точно как Ночная Тень, но то, что он говорил, казалось таким невероятным.
– Священники? Разве они могут кого-то похитить? – я-то знаю, о чем говорю. – Тебя? – я подозрительно оглядела его с ног до головы, такого рослого, плечистого, представляя ту ватагу священников, которая должна на него навалиться, чтобы скрутить.
– Мне тогда было столько же, сколько и тебе. Я думал, что умею сражаться. Но они застали врасплох и меня, и Бриду, – Утред присел рядом.
– Зачем они это сделали?
Я заметила, как идущий с ведром помоев Эдельхарм, увидев нас, резко свернул в сторону, явно не желая попадаться на глаза. Лицо его было изрядно помято, а правое ухо словно стало еще больше. Хотя этого я не могла утверждать, так быстро он скрылся. Да и не был он мне интересен.
– По приказу короля Альфреда. Он думал, что спасет меня из плена датчан, если заставит носить рясу, – предугадывая мой вопрос, он продолжил. Мне удалось сбежать к своей семье, а вот куда твой побег приведет тебя?
Можно было не отвечать. Я трижды раскаялась за одну только мысль убить Утреда, а еще мне было немного стыдно, что, когда после нашей ночевки в стане датчан я просила отпустить меня одну в Уэй, я лукавила. Я верила, что Утред не оставит меня. Я понимала, какому риску себя подвергала, и все же готова была его принять. Попробуй я сбежать от священников, и дорога мне лишь одна, если закончится все благополучно, – в монастырь. Кто ведь тогда положится за мою честь? Хуже того, им не нужно меня похищать. Стоит только велеть, и я смиренно обязана подчиниться. Солнечный день переставал быть таким приветливым…
– Я рада, что ты не носишь сутану, тогда бы ты не смог носить меч и кольчугу.
– Молоты Тора, – Утред обратил внимание на мой интерес к языческим украшениям, которые я продолжала теребить в ладонях. – Великие воины, которых я убил, именно так узнают меня в пиршественном зале Валгаллы.
– А этот твой амулет? – я осторожно указала на языческий символ на груди Утреда. Он был такой простой по сравнению с талисманами на кольчуге и казался дешевой безделушкой. – Твой первый датчанин?
– Как-то так. Тогда мне было меньше, чем тебе сейчас, – я-то видела, как довольно растянулись его губы.
Все мужчины честолюбивы, все жаждут похвалы. Бывает так, что бахвальство это лишь раздутый пузырь: ткни и лопнет герой. Это никак не касалось Утреда. Каждый амулет хранил историю сражения, пролитой крови, меча или секиры, а также удачи, лихой отваги и ярости. У меня сжалось горло, когда в голове промелькнул страшный образ: кто-то склоняется над моим поверженным другом и касается его нехитрого амулета. Я моргнула, чтобы прогнать страшное видение, и коснулась креста на груди: в том, что я сказала дальше, не было лести:
– Я знаю, что этих молотов будет в сто раз больше. И воинам в твоем зале негде будет разместиться. И им долго придется ждать.
«Может быть, вечность. Ведь ты же когда-нибудь поймешь, что Господь лишь один…»
Доказательством, что не все закрыто для Утреда, мог служить крестик на рукояти его меча, и даже не затертый еще, чтобы слиться и стать незаметным. Он отличался цветом от родного металла орудия, чтобы счесть, что был выкован вместе с мечом. Нехорошая мысль посетила меня…
– А крестик на Вздохе Змея? Ты забрал его у христианина?
– Это подарок хорошего друга, – не моргнув глазом ответил Утред, и по смягчившемуся голосу я заподозрила другой подвох:
– Женщины?
– Женщины, – он и не отпирался.
– И говори потом, что тебя охранять не надо! Липнут как пчелы на мед!
Утред только ухмыльнулся моему возмущению.
– Собирайся. Твой конь уже подкован. Если только не передумала.
Я просто-таки подскочила, побежав к конюшне: скорее собраться и убраться из Туданвиса, пока священники во главе с отцом Пирлигом не опомнились.
Правда, только успел Утред подсадить меня в седло, как явился и наш друг бритт. Мое сердце в отчаянии осело вниз.
– Подождите меня! Я не настолько скор, как вы, молодые, – заявил отец Пирлиг, начиная седлать лошадь. – Я еду с вами. Только посмейте сказать хоть слово против. За вами присмотр нужен, разбойники. И когда тебе еще доведется вот так вот прокатиться, госпожа? Выйдешь замуж, нарожаешь своему лорду наследников, – вот и жизнь прошла.

@темы: ФБ, Любимая графомань, Последнее королевство, Этельфлед, "Шаг к горизонту"