Варю воду, пудрю мозги, играю на нервах...
Название: Чужой эшафот
Автор: Roksan de Clare
Бета: Хм?, Xenya-m, olya11
Канон: Морис Дрюон, «Проклятые короли»
Размер: мини, 2531 слово
Пейринг/Персонажи: Хью ле Диспенсер Младший, Роджер Мортимер/Изабелла Французская, Элинор де Клер, Уильям де Ла Зуш, исторические и оригинальные персонажи
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Предупреждение: сцена казни и пыток
Краткое содержание: очевидное не всегда правда, правда не всегда очевидна
Примечание: условное AU
29 ноября 1326 год
Посланник королевы и мятежного Мортимера безжалостен.
— Ваш муж, мадам, предатель Хьюго Диспенсер, и его приспешник Саймон Рединг двумя днями ранее казнены в Херефорде. Свидетелями ее милость королева Изабелла, принц…
«Най? Что с Наем?» — Элинор слышит тревожный вздох за спиной и бесцеремонно перебивает принесшего скорбную весть рыцаря:
— Сэр Уильям, что с другим человеком моего мужа? Наем Уэлшем?
Лучше думать о Нае Уэлше, муже своей гувернантки Дженни, и об Уильяме ла Зуше, стоявшем перед нею, чем о Хьюго. Если сейчас она предастся отчаянью, оно захлестнет их всех, как паводок, утащит в водоворот, сломает.
— О нем мне ничего не известно, мадам.
Посланник подчеркнуто игнорирует ее титулы, называя пренебрежительно-уничижительным «мадам». Элинор же в ответ забывает о его титуле «барон Зуш», ради которого он отказался от родового имени. Когда-то ребенком Уильям ла Зуш, тогда еще Мортимер, воспитывался при доме отца Элинор, когда-то он называл себя другом Хьюго. Одних людей время меняет, с других срывает маски, но настоящий враг не Уильям ла Зуш. Как бы ни хотелось Элинор выместить на нем всю накопившуюся боль, — на нее смотрят глаза ее детей. Ради них нужно быть сильной.
— Когда мне выдадут тело моего мужа для погребения? — она словно не она: так по-деловому, так обыденно, как будто договаривается о закупке соленой сельди, говорить о похоронах мужа… Возможных похоронах. Это неправда! Ее пытаются обмануть. Коварный и бесчестный план — взять в заложники семью, чтобы выманить Хьюго. — И как доказательство, что он есть он, — без дрожи в голосе добавляет Элинор.
— Отказано, мадам. Ее милость Изабелла милосердна. Щадя вас, она отменила приказ прислать засоленную голову вашего мужа как доказательство, прежде чем повесить ее на Лондонском мосту. Тело же разрубили на четыре части, которые отправили в Йорк, Карлайл, Бристоль и Дувр.
Заплакал младенец, к нему присоединился еще один: дочь Хьюго, которой не больше недели от рождения, и его первый внук.
«Хьюго, ты должен знать! Должен! Твоя любимица Тиби стала матерью! Твоя младшая дочь такая красавица. Не обессудь, я нарушу договоренность и назову ее в честь моей сестры, а не твоей — Элизабет. А Алину тебе еще предстоит зачать».
В душе Элинор неистовствует, кричит, зовет, но спина ее остается прямой, лицо — безучастным.
Старшая дочь Изабелла отошла успокоить малышей. Гилберт, Джон, Элинор, Джоанна внимательно наблюдают за матерью. А где-то их с Хьюго первенец Хукон, и Эдуард, и малышка Маргарита. Все, что важно, — защитить их от мерзкой лжи или же горькой правды.
— Уходите. Мне нужно покормить дочь.
— Мой совет, леди Элинор, — голос посланника королевы смягчился, стал почти ласковым, — оставьте Тауэр. Сдайтесь на милость королевы.
— Убирайтесь.
Элинор поежилась, как от холода. Этот ноябрь такой суровый. Но холода она не чувствовала. Она ничего не чувствовала. И пронзи ее сейчас меч, даже не вскрикнула бы. Верная камеристка накинула ей на плечи шаль и зашипела на врага, посмевшего разрушить их надежды:
— Уходите. Вы сделали свое дело.
26 ноября 1326 год
Такой суровый ноябрь выдался, но делу Мэри холода лишь на пользу. Сухой плавник раскупался, только успевай денежки считать. Хватит не только на хлеб, но и на молоко, и на сыр, и даже мясцом побаловать себя, Джека и нахлебника. Мэри подышала на ладони, потерла их друг о друга: вот бы казнь закончилась поскорее. Тогда после холодной площади люди вспомнят о своих домах и пожелают поскорее обогреться.
В отличие от матери шустрый Джек не скучал и не мерз. Между ногами зевак он пробрался в первый ряд, и как раз вовремя: мимо них провели преступников. Мужчина был без штанов, но в грязной рубахе. На голове — венок из засушенных стеблей крапивы. На запястьях осужденного были веревки, а на шее две веревочные петли. Другой конец пут крепился к хвостам лошадей.
— Если он упадет — вот будет потеха, — вслух произнес свою мысль Джек.
— А сейчас! — мальчик чуть старше Джека, ну, по крайней мере, выше, схватил с земли камень и швырнул в осужденного.
Камень не попал в цель, но примеру соседа Джека последовали другие люди — мужчины и женщины.
— Эх! Жаль, нет грязи! Вот была бы умора! — сообщил Джеку сосед.
Джек, сам не понимая, зачем это делает, поднял с земли камень и швырнул. Бросок оказался удачен, камень попал преступнику в голову.
Мужчина пошатнулся, но не упал. Он остановился на мгновение, обессиленно оглянулся на мучителей и проговорил:
— Простите мои прегрешения, вольные и невольные.
Джеку стало не по себе.
— Кайся! Кайся! В аду зачтется, — пробасил наблюдатель позади Джека.
— Кто он? — мальчик обратился к своему храброму соседу, который первым швырнул камень.
— Проклятый Хьюго Диспенсер, — ответил тот.
— А что он сделал? — продолжал любопытствовать Джек.
— Наущал короля на дурное и хотел продать нас скоттам.
— Продать скоттам? Это плохо, — за это и правда он заслуживает смерти.
Пока они говорили, осужденный уже дошел до места казни — платформы с высокой лестницей и виселицей. Джек начал пробираться ближе, а мальчик-сосед — за ним.
Тем временем палач сорвал с осужденного рубаху. На груди и плечах мужчины были вырезаны какие-то письмена, но даже если бы Джек умел читать, то не смог бы рассмотреть. Да это и не понадобилось.
— Низложил сильных с престолов и вознес смиренных*, — произнес исполнитель приговора, пока осужденный стоял спиной. Развернув жертву лицом к публике, он сообщил: — Что ты хвастаешься злодейством, сильный?**
Пока читали приговор, Джек переминался с ноги на ногу, пытаясь отогнать холод.
— Сейчас начнется! — послышалось где-то позади.
Палач накинул осужденному на шею петлю, а потом рванул веревку вниз. Преступник, отчаянно болтая ногами, поднялся в воздух.
Зрители довольно загудели.
— И все? — спросила одна из женщин.
— Самое интересное впереди, — ответил ей мужской голос. — Я уже видал подобное, когда казнили проклятого Уоллеса.
И правда, представление продолжалось. Диспенсера спустили вниз, плеснули в лицо воды, давая прийти в себя, а после втащили на лестницу. Палач ухватил осужденного за его достоинство, поднял нож, и площадь огласил нечеловеческий крик.
Толпа тоже закричала, но не от боли, а приветствуя справедливое возмездие. А палач отбросил отсеченную плоть в горящую жаровню.
Когда палач вспорол Диспенсеру брюхо и вытащил наружу внутренности, тот не кричал.
— Уже издох? — разочарованно сказала одна из зрительниц. — Рано.
Джек досмотрел, как палач отсек Диспенсеру голову, а на казнь приспешника смотреть не стал. Ему повезло: прежде чем отыскать мать, он заполучил один очень ценный трофей.
— Курица? Откуда ты ее взял? — строго спросила Мэри довольного Джека. Она уже успела сторговать все топливо и замерзла, дожидаясь сына.
— Сбежала от какой-то торговки, а в толпе ее задавили, — пояснил Джек. — Толку теперь искать хозяйку. Сваришь для нахлебника — вмиг поправится и уйдет от нас. Или ты не хочешь, чтобы он уходил?
— Здесь и тебе и мне хватит. Сегодня у нас будет маленький пир, — сообщила Мэри, потрясая кошелем с монетами и пропуская ревнивое замечание сына мимо ушей.
— Ешь сама, — от воспоминаний об искалеченном Диспенсере и запахе жареного человеческого мяса у Джека скрутило желудок в рвотном спазме. — Я, наверно, с неделю ни куска в рот не возьму.
— Не знала, что ты такой нежный, — Мэри потрепала мальчика по курчавым волосам. — А королеву ты видел? Говорят, она здесь. Наблюдает с ложи. А принца?
— Не видел.
Желудок принца Эдуарда, недавно отметившего свое четырнадцатилетие, оказался нежнее желудка двенадцатилетнего Джека. Когда палач потрошил тело низложенного лорда Гламоргана, Эдуард наклонил голову, закрывая рот ладонью. И все-таки он отказался от протянутого матерью надушенного лавандой платка. Мужчинам не свойственны такие нежности. Он изживет в себе эту слабость.
Странно, но весельчак дядя Эдмунд Вудсток был тоже словно не в себе. Он наблюдал за казнью не отрываясь, но выглядел бледным и молчаливым. Зато Роджер Мортимер и мать явно были в приподнятом настроении — или старались его демонстрировать. Раньше Эдуард не замечал, чтобы мать так много пила. Сегодня это был уже третий ее бокал.
Молчалив был и другой дядя Эдуарда, Томас Бразертон, но в этом не было ничего удивительного — граф Норфолк не отличался разговорчивостью. Только под конец, когда в завершение действа палач поднял вверх отрубленную голову, он произнес нечто странное.
— Теперь он точно мертв. Мертвее не придумаешь, — а королева снова осушила очередной бокал, отсалютовав свершению жестокой мести.
23 ноября 1326 год
— Он мертв, мертвее не придумаешь, — оправдывался сэр Томас Вейк, конвоир особого заключенного.
— Он восемь дней отказывался от еды и питья. До Лондона бы Пират точно живым не добрался, — вмешался второй конвоир, барон ла Зуш. — Ледяная вода убила его окончательно.
— Тогда где тело? — Роджеру Мортимеру было с чего негодовать: охрану своего самого яростного врага он поручил не просто верным людям — родственникам, кузенам. Нутром он чувствовал предательство, только вот кто? Уильям? Трудно поверить. С Томасом сложнее. По жене они с Диспенсером родственники, а тот умел убеждать. Может, то рвение, с которым Вейк унижал пленного, было лишь притворством?
— Унесло течением, — продолжил доклад сэр Томас. — Сколько ни искали — безрезультатно.
— Вот и славно! — обычно женщинам не место на мужских советах. Тем более недопустимо даме подавать голос и судить о том, что ее якобы не касается. Только вот к королеве Изабелле, поднявшей восстание против собственного мужа, это незыблемое правило не относилось. — «Он»? «Пират»? Милорды, вы боитесь поверить, что негодяй Диспенсер мертв? Он мертв, а мертвая собака не укусит. Оттуда не возвращаются.
— Возвращаются, ваша милость. Иногда и мертвецы возвращаются, — если уж венценосная особа взяла слово, негоже ее перебивать. — Коль у мертвеца было столько власти и столько приспешников, им заблагорассудится его вернуть, может даже, кое-кто пожелает примерить личину мертвеца.
— Так почему бы сейчас не позволить кому-нибудь из них сделать это?
Граф Норфолк расположился у камина, вытянув ноги, прогревая их, смотрел на огонь, и весь совет находился в странной для этой ситуации спокойной задумчивости. В отличие от младшего брата Эдмунда, нервничавшего и не знавшего, куда деть руки, граф Норфолк не привлекал внимания, и о нем уже почти забыли.
— Чушь! Какая несусветная чушь! — раздражение графа Кента только искало лазейку, чтобы вырваться. В этой достойной компании он чувствовал себя как в ловушке со змеями. Так случилось, что весельчак Эдмунд, будь у него возможность выбора, предпочел бы сохранить нейтралитет вместе с верностью королю. Слишком скорым водоворотом событий его занесло на сторону победителей; теперь же он метался в сомнениях: честь или безопасность.
— Почему же? Нам нужен факт смерти и голова, на которую укажем: вот он, Диспенсер, — и гидра будет повержена, — ухватился за идею Роджер Мортимер. — Те два храбреца, которых взяли вместе с хозяином?..
— Саймон Рединг и Най Уэлш, — доложил Томас Вейк.
— Зачем им соглашаться на подмену? — королева Изабелла нервно забарабанила пальцами по подлокотникам дубового кресла. — Жестокая, скорая смерть — неважная награда.
— Предложим им надежду. Убедим, что господин их жив, — Норфолк медленно потянулся за кочергой, отвернувшись от сообщников.
— В конце концов, можно вырвать им языки, — холодно заметил Мортимер, и все присутствующие понимали — это не шутка.
— Так нужно для спокойствия страны, для блага нашего брата Эдуарда, — тихо увещевал готового возразить графа Кента граф Норфолк.
Забавная штука жизнь: вчера ты пленник и ждешь смертного приговора — сегодня трахаешь коленопреклоненную королеву. Она же крутит задом, как шлюха из таверны, а потом ластится, как кошка, трется о плечо щекой, беспокоится:
— Что тебя тревожит?
— Казна, — барон Роджер Мортимер попытался приласкать любовницу. — Как ее теперь найти?
21 ноября 1326 год
— Ты хочешь знать, где казна?
Неделя полного воздержания изменила Хьюго Диспенсера до неузнаваемости. Он и до того не отличался плотным телосложением, теперь же и вовсе напоминал скелет, обтянутый кожей. Каждый день стараниями тюремщиков он превращался в ничтожнейшего из людей. Фантазии Вейка не было предела. Он нашел самую жалкую из кляч для главного заключенного, и именно на ней тот должен был следовать весь путь от Уэльса до Лондона. Роскошный плащ Диспенсера уже не служил одеянием: его завязывали так, чтобы родовой герб пленника оказался перевернут. В каждом селении Вейк приказывал платить детворе, чтобы те при виде пленника закидывали его нечистотами, а местный люд зазывали поглазеть на процессию трубы и барабаны.
Зато с наступлением ночи Диспенсер мог пировать как король: все разносолы и напитки, которые только можно себе позволить и скоро достать, были в его распоряжении. Однако к утру они оказывались нетронутыми — силы воли у Диспенсера было хоть отбавляй. Этим протестом он снискал уважение другого тюремщика. Уильяму ла Зушу не за что было ненавидеть пленника, но существовала одна подлая заноза, которую он вроде бы и вырвал, но, видимо, она еще кровоточила…
— Желаешь облегчить свою участь — не со мной торгуйся, — холодно заметил Уильям. — Хватит того, что я к тебе подавальщиком пристроен. Заткнись и жри.
— Голоден? Садись и ешь! Угощаю. Могу себе позволить, — прохрипел пленник, прикрывая глаза.
— И украсть у тебя ореол мученика? Ведь не поверят, что голодаешь, если будут поутру находить в мисках обглоданные кости, — не следовало говорить с пленником, но и не переброситься парой слов тоже не получалось. Уильям не видел в этом ничего дурного, пока Диспенсер не упомянул о пропавшей казне.
— Я не боюсь смерти, но и не звал бы ее, если бы не моя Элинор. Они хотят пытать меня у нее на глазах. Потом заставят смотреть на мою смерть, — Диспенсер сидел неподвижно, и если бы губы его не шевелились, Уильям бы говорил словно с мертвецом.
Элинор. Принцесса Гламоргана, как называл ее юный Уильям. После смерти ее отца Уильяма забрали из хозяйства графа Глостера. Он почти забыл о рыжей, смешливой девочке, но встретил ее через несколько лет, когда она появилась при королевском дворе: любимица дяди короля, успешная, красивая, гордая. Что ей было до внимания простого рыцаря?
— Вот и облегчил бы свою и ее участь. Твоя жена ведь ждет ребенка? — Уильям присел на корточки так, чтобы быть лицом к лицу с пленником.
— А ты откуда знаешь? — Диспенсер вновь открыл глаза, во взгляде сверкнуло безумие, того и гляди бросится, и цепи не остановят, но всего лишь через мгновение веки снова опустились. — Ах да. Вам все известно, кроме одного… Каэрфилли… Большой зал…
— Казна спрятана там? — перешел на шепот Уильям.
— Казна? Какая казна? — пленник скривился, словно в плаче, заметался, застонал. — Я не успел обустроить Большой зал! Я не успел обустроить Большой зал! Что делать, Нора?
Уильям ла Зуш поспешил покинуть подвал.
Утром они продолжили путь. Пленника, как обычно, усадив на его скакуна, привязали. Уильям ла Зуш отвесил несколько громких шуточек, но меж тем успел шепнуть:
— Веревка слаба. Это все, что могу сделать.
— И кое-что еще, — шепнул Диспенсер. — Позаботься о моей жене.
Об этом Уильяма не стоило и просить.
На мосту лошадь вдруг заартачилась, заплясала, как будто в позднюю осень ее куснул слепень. Не сильно, но взбрыкнула, сбрасывая пленника.
Напрасно лютовал Вейк, пытаясь заставить солдат лезть в ледяную воду. Напрасно шарили палками и копьями по дну реки, отыскивая тело, напрасно обходили берега. Пленник исчез, как и не было.
P.S.
Они уже заканчивали свой промысел. Тележка была почти до краев заполнена сухим рогозом, а Джеку все мало.
— Мама! — Мэри вздрогнула от тревожного крика сына и поспешила к нему. — Здесь что-то есть!
— Мертвец, — Мэри пришлось по лодыжки залезть в воду, чтобы подхватить под плечи тело мужчины и вытащить его на берег.
— У-у-у-у… Он почти голый. Что с него взять? — возмущался рациональный Джек.
— Отвезем в аббатство. Пусть похоронят по-христиански, — рассудила Мэри. — Бедный. Видно, разбойники пошалили.
— Делать больше нечего, — ворчал Джек, но все-таки подхватил мертвеца за ноги.
Они устроили находку на тележке, и вдруг — Мэри даже вскрикнула от страха — покойник шевельнул пальцами.
— Что случилось? — Джек беспокойно глядел на мать.
— Он двинул рукой! Ты видел? — Мэри приставила ухо к груди мужчины: слабо, но сердце билось. — Он жив!
— И что нам с того? — недоумевал Джек.
— Господне благословение, Джек. Ну-ка, накрой его стеблями. Только бы довезти.
Джек не согласился с матерью тогда, не соглашался и потом, прозвав спасенного «нахлебником». Мэри не спорила, раз пояснив: если Господь дает им с реки еду, лекарства, заработок, то и от этого дара они не вправе отказаться. «Сегодня ты поможешь нуждающемуся, завтра он не оставит тебя в беде». Джек только морщился, слушая мать.
Медленно, но «нахлебник» поправлялся — удивительная воля к жизни. Мэри пока не знала его имени, просто ухаживала за больным, кормила его, готовила целебные настои. «Когда поправится — он уйдет», — заверяла она Джека, сама же надеялась, что спасенный останется…
-------
* От Луки 1:52
** Псалм 52:1
Автор: Roksan de Clare
Бета: Хм?, Xenya-m, olya11
Канон: Морис Дрюон, «Проклятые короли»
Размер: мини, 2531 слово
Пейринг/Персонажи: Хью ле Диспенсер Младший, Роджер Мортимер/Изабелла Французская, Элинор де Клер, Уильям де Ла Зуш, исторические и оригинальные персонажи
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Предупреждение: сцена казни и пыток
Краткое содержание: очевидное не всегда правда, правда не всегда очевидна
Примечание: условное AU
29 ноября 1326 год
Посланник королевы и мятежного Мортимера безжалостен.
— Ваш муж, мадам, предатель Хьюго Диспенсер, и его приспешник Саймон Рединг двумя днями ранее казнены в Херефорде. Свидетелями ее милость королева Изабелла, принц…
«Най? Что с Наем?» — Элинор слышит тревожный вздох за спиной и бесцеремонно перебивает принесшего скорбную весть рыцаря:
— Сэр Уильям, что с другим человеком моего мужа? Наем Уэлшем?
Лучше думать о Нае Уэлше, муже своей гувернантки Дженни, и об Уильяме ла Зуше, стоявшем перед нею, чем о Хьюго. Если сейчас она предастся отчаянью, оно захлестнет их всех, как паводок, утащит в водоворот, сломает.
— О нем мне ничего не известно, мадам.
Посланник подчеркнуто игнорирует ее титулы, называя пренебрежительно-уничижительным «мадам». Элинор же в ответ забывает о его титуле «барон Зуш», ради которого он отказался от родового имени. Когда-то ребенком Уильям ла Зуш, тогда еще Мортимер, воспитывался при доме отца Элинор, когда-то он называл себя другом Хьюго. Одних людей время меняет, с других срывает маски, но настоящий враг не Уильям ла Зуш. Как бы ни хотелось Элинор выместить на нем всю накопившуюся боль, — на нее смотрят глаза ее детей. Ради них нужно быть сильной.
— Когда мне выдадут тело моего мужа для погребения? — она словно не она: так по-деловому, так обыденно, как будто договаривается о закупке соленой сельди, говорить о похоронах мужа… Возможных похоронах. Это неправда! Ее пытаются обмануть. Коварный и бесчестный план — взять в заложники семью, чтобы выманить Хьюго. — И как доказательство, что он есть он, — без дрожи в голосе добавляет Элинор.
— Отказано, мадам. Ее милость Изабелла милосердна. Щадя вас, она отменила приказ прислать засоленную голову вашего мужа как доказательство, прежде чем повесить ее на Лондонском мосту. Тело же разрубили на четыре части, которые отправили в Йорк, Карлайл, Бристоль и Дувр.
Заплакал младенец, к нему присоединился еще один: дочь Хьюго, которой не больше недели от рождения, и его первый внук.
«Хьюго, ты должен знать! Должен! Твоя любимица Тиби стала матерью! Твоя младшая дочь такая красавица. Не обессудь, я нарушу договоренность и назову ее в честь моей сестры, а не твоей — Элизабет. А Алину тебе еще предстоит зачать».
В душе Элинор неистовствует, кричит, зовет, но спина ее остается прямой, лицо — безучастным.
Старшая дочь Изабелла отошла успокоить малышей. Гилберт, Джон, Элинор, Джоанна внимательно наблюдают за матерью. А где-то их с Хьюго первенец Хукон, и Эдуард, и малышка Маргарита. Все, что важно, — защитить их от мерзкой лжи или же горькой правды.
— Уходите. Мне нужно покормить дочь.
— Мой совет, леди Элинор, — голос посланника королевы смягчился, стал почти ласковым, — оставьте Тауэр. Сдайтесь на милость королевы.
— Убирайтесь.
Элинор поежилась, как от холода. Этот ноябрь такой суровый. Но холода она не чувствовала. Она ничего не чувствовала. И пронзи ее сейчас меч, даже не вскрикнула бы. Верная камеристка накинула ей на плечи шаль и зашипела на врага, посмевшего разрушить их надежды:
— Уходите. Вы сделали свое дело.
***
26 ноября 1326 год
Такой суровый ноябрь выдался, но делу Мэри холода лишь на пользу. Сухой плавник раскупался, только успевай денежки считать. Хватит не только на хлеб, но и на молоко, и на сыр, и даже мясцом побаловать себя, Джека и нахлебника. Мэри подышала на ладони, потерла их друг о друга: вот бы казнь закончилась поскорее. Тогда после холодной площади люди вспомнят о своих домах и пожелают поскорее обогреться.
В отличие от матери шустрый Джек не скучал и не мерз. Между ногами зевак он пробрался в первый ряд, и как раз вовремя: мимо них провели преступников. Мужчина был без штанов, но в грязной рубахе. На голове — венок из засушенных стеблей крапивы. На запястьях осужденного были веревки, а на шее две веревочные петли. Другой конец пут крепился к хвостам лошадей.
— Если он упадет — вот будет потеха, — вслух произнес свою мысль Джек.
— А сейчас! — мальчик чуть старше Джека, ну, по крайней мере, выше, схватил с земли камень и швырнул в осужденного.
Камень не попал в цель, но примеру соседа Джека последовали другие люди — мужчины и женщины.
— Эх! Жаль, нет грязи! Вот была бы умора! — сообщил Джеку сосед.
Джек, сам не понимая, зачем это делает, поднял с земли камень и швырнул. Бросок оказался удачен, камень попал преступнику в голову.
Мужчина пошатнулся, но не упал. Он остановился на мгновение, обессиленно оглянулся на мучителей и проговорил:
— Простите мои прегрешения, вольные и невольные.
Джеку стало не по себе.
— Кайся! Кайся! В аду зачтется, — пробасил наблюдатель позади Джека.
— Кто он? — мальчик обратился к своему храброму соседу, который первым швырнул камень.
— Проклятый Хьюго Диспенсер, — ответил тот.
— А что он сделал? — продолжал любопытствовать Джек.
— Наущал короля на дурное и хотел продать нас скоттам.
— Продать скоттам? Это плохо, — за это и правда он заслуживает смерти.
Пока они говорили, осужденный уже дошел до места казни — платформы с высокой лестницей и виселицей. Джек начал пробираться ближе, а мальчик-сосед — за ним.
Тем временем палач сорвал с осужденного рубаху. На груди и плечах мужчины были вырезаны какие-то письмена, но даже если бы Джек умел читать, то не смог бы рассмотреть. Да это и не понадобилось.
— Низложил сильных с престолов и вознес смиренных*, — произнес исполнитель приговора, пока осужденный стоял спиной. Развернув жертву лицом к публике, он сообщил: — Что ты хвастаешься злодейством, сильный?**
Пока читали приговор, Джек переминался с ноги на ногу, пытаясь отогнать холод.
— Сейчас начнется! — послышалось где-то позади.
Палач накинул осужденному на шею петлю, а потом рванул веревку вниз. Преступник, отчаянно болтая ногами, поднялся в воздух.
Зрители довольно загудели.
— И все? — спросила одна из женщин.
— Самое интересное впереди, — ответил ей мужской голос. — Я уже видал подобное, когда казнили проклятого Уоллеса.
И правда, представление продолжалось. Диспенсера спустили вниз, плеснули в лицо воды, давая прийти в себя, а после втащили на лестницу. Палач ухватил осужденного за его достоинство, поднял нож, и площадь огласил нечеловеческий крик.
Толпа тоже закричала, но не от боли, а приветствуя справедливое возмездие. А палач отбросил отсеченную плоть в горящую жаровню.
Когда палач вспорол Диспенсеру брюхо и вытащил наружу внутренности, тот не кричал.
— Уже издох? — разочарованно сказала одна из зрительниц. — Рано.
Джек досмотрел, как палач отсек Диспенсеру голову, а на казнь приспешника смотреть не стал. Ему повезло: прежде чем отыскать мать, он заполучил один очень ценный трофей.
— Курица? Откуда ты ее взял? — строго спросила Мэри довольного Джека. Она уже успела сторговать все топливо и замерзла, дожидаясь сына.
— Сбежала от какой-то торговки, а в толпе ее задавили, — пояснил Джек. — Толку теперь искать хозяйку. Сваришь для нахлебника — вмиг поправится и уйдет от нас. Или ты не хочешь, чтобы он уходил?
— Здесь и тебе и мне хватит. Сегодня у нас будет маленький пир, — сообщила Мэри, потрясая кошелем с монетами и пропуская ревнивое замечание сына мимо ушей.
— Ешь сама, — от воспоминаний об искалеченном Диспенсере и запахе жареного человеческого мяса у Джека скрутило желудок в рвотном спазме. — Я, наверно, с неделю ни куска в рот не возьму.
— Не знала, что ты такой нежный, — Мэри потрепала мальчика по курчавым волосам. — А королеву ты видел? Говорят, она здесь. Наблюдает с ложи. А принца?
— Не видел.
Желудок принца Эдуарда, недавно отметившего свое четырнадцатилетие, оказался нежнее желудка двенадцатилетнего Джека. Когда палач потрошил тело низложенного лорда Гламоргана, Эдуард наклонил голову, закрывая рот ладонью. И все-таки он отказался от протянутого матерью надушенного лавандой платка. Мужчинам не свойственны такие нежности. Он изживет в себе эту слабость.
Странно, но весельчак дядя Эдмунд Вудсток был тоже словно не в себе. Он наблюдал за казнью не отрываясь, но выглядел бледным и молчаливым. Зато Роджер Мортимер и мать явно были в приподнятом настроении — или старались его демонстрировать. Раньше Эдуард не замечал, чтобы мать так много пила. Сегодня это был уже третий ее бокал.
Молчалив был и другой дядя Эдуарда, Томас Бразертон, но в этом не было ничего удивительного — граф Норфолк не отличался разговорчивостью. Только под конец, когда в завершение действа палач поднял вверх отрубленную голову, он произнес нечто странное.
— Теперь он точно мертв. Мертвее не придумаешь, — а королева снова осушила очередной бокал, отсалютовав свершению жестокой мести.
***
23 ноября 1326 год
— Он мертв, мертвее не придумаешь, — оправдывался сэр Томас Вейк, конвоир особого заключенного.
— Он восемь дней отказывался от еды и питья. До Лондона бы Пират точно живым не добрался, — вмешался второй конвоир, барон ла Зуш. — Ледяная вода убила его окончательно.
— Тогда где тело? — Роджеру Мортимеру было с чего негодовать: охрану своего самого яростного врага он поручил не просто верным людям — родственникам, кузенам. Нутром он чувствовал предательство, только вот кто? Уильям? Трудно поверить. С Томасом сложнее. По жене они с Диспенсером родственники, а тот умел убеждать. Может, то рвение, с которым Вейк унижал пленного, было лишь притворством?
— Унесло течением, — продолжил доклад сэр Томас. — Сколько ни искали — безрезультатно.
— Вот и славно! — обычно женщинам не место на мужских советах. Тем более недопустимо даме подавать голос и судить о том, что ее якобы не касается. Только вот к королеве Изабелле, поднявшей восстание против собственного мужа, это незыблемое правило не относилось. — «Он»? «Пират»? Милорды, вы боитесь поверить, что негодяй Диспенсер мертв? Он мертв, а мертвая собака не укусит. Оттуда не возвращаются.
— Возвращаются, ваша милость. Иногда и мертвецы возвращаются, — если уж венценосная особа взяла слово, негоже ее перебивать. — Коль у мертвеца было столько власти и столько приспешников, им заблагорассудится его вернуть, может даже, кое-кто пожелает примерить личину мертвеца.
— Так почему бы сейчас не позволить кому-нибудь из них сделать это?
Граф Норфолк расположился у камина, вытянув ноги, прогревая их, смотрел на огонь, и весь совет находился в странной для этой ситуации спокойной задумчивости. В отличие от младшего брата Эдмунда, нервничавшего и не знавшего, куда деть руки, граф Норфолк не привлекал внимания, и о нем уже почти забыли.
— Чушь! Какая несусветная чушь! — раздражение графа Кента только искало лазейку, чтобы вырваться. В этой достойной компании он чувствовал себя как в ловушке со змеями. Так случилось, что весельчак Эдмунд, будь у него возможность выбора, предпочел бы сохранить нейтралитет вместе с верностью королю. Слишком скорым водоворотом событий его занесло на сторону победителей; теперь же он метался в сомнениях: честь или безопасность.
— Почему же? Нам нужен факт смерти и голова, на которую укажем: вот он, Диспенсер, — и гидра будет повержена, — ухватился за идею Роджер Мортимер. — Те два храбреца, которых взяли вместе с хозяином?..
— Саймон Рединг и Най Уэлш, — доложил Томас Вейк.
— Зачем им соглашаться на подмену? — королева Изабелла нервно забарабанила пальцами по подлокотникам дубового кресла. — Жестокая, скорая смерть — неважная награда.
— Предложим им надежду. Убедим, что господин их жив, — Норфолк медленно потянулся за кочергой, отвернувшись от сообщников.
— В конце концов, можно вырвать им языки, — холодно заметил Мортимер, и все присутствующие понимали — это не шутка.
— Так нужно для спокойствия страны, для блага нашего брата Эдуарда, — тихо увещевал готового возразить графа Кента граф Норфолк.
***
Забавная штука жизнь: вчера ты пленник и ждешь смертного приговора — сегодня трахаешь коленопреклоненную королеву. Она же крутит задом, как шлюха из таверны, а потом ластится, как кошка, трется о плечо щекой, беспокоится:
— Что тебя тревожит?
— Казна, — барон Роджер Мортимер попытался приласкать любовницу. — Как ее теперь найти?
***
21 ноября 1326 год
— Ты хочешь знать, где казна?
Неделя полного воздержания изменила Хьюго Диспенсера до неузнаваемости. Он и до того не отличался плотным телосложением, теперь же и вовсе напоминал скелет, обтянутый кожей. Каждый день стараниями тюремщиков он превращался в ничтожнейшего из людей. Фантазии Вейка не было предела. Он нашел самую жалкую из кляч для главного заключенного, и именно на ней тот должен был следовать весь путь от Уэльса до Лондона. Роскошный плащ Диспенсера уже не служил одеянием: его завязывали так, чтобы родовой герб пленника оказался перевернут. В каждом селении Вейк приказывал платить детворе, чтобы те при виде пленника закидывали его нечистотами, а местный люд зазывали поглазеть на процессию трубы и барабаны.
Зато с наступлением ночи Диспенсер мог пировать как король: все разносолы и напитки, которые только можно себе позволить и скоро достать, были в его распоряжении. Однако к утру они оказывались нетронутыми — силы воли у Диспенсера было хоть отбавляй. Этим протестом он снискал уважение другого тюремщика. Уильяму ла Зушу не за что было ненавидеть пленника, но существовала одна подлая заноза, которую он вроде бы и вырвал, но, видимо, она еще кровоточила…
— Желаешь облегчить свою участь — не со мной торгуйся, — холодно заметил Уильям. — Хватит того, что я к тебе подавальщиком пристроен. Заткнись и жри.
— Голоден? Садись и ешь! Угощаю. Могу себе позволить, — прохрипел пленник, прикрывая глаза.
— И украсть у тебя ореол мученика? Ведь не поверят, что голодаешь, если будут поутру находить в мисках обглоданные кости, — не следовало говорить с пленником, но и не переброситься парой слов тоже не получалось. Уильям не видел в этом ничего дурного, пока Диспенсер не упомянул о пропавшей казне.
— Я не боюсь смерти, но и не звал бы ее, если бы не моя Элинор. Они хотят пытать меня у нее на глазах. Потом заставят смотреть на мою смерть, — Диспенсер сидел неподвижно, и если бы губы его не шевелились, Уильям бы говорил словно с мертвецом.
Элинор. Принцесса Гламоргана, как называл ее юный Уильям. После смерти ее отца Уильяма забрали из хозяйства графа Глостера. Он почти забыл о рыжей, смешливой девочке, но встретил ее через несколько лет, когда она появилась при королевском дворе: любимица дяди короля, успешная, красивая, гордая. Что ей было до внимания простого рыцаря?
— Вот и облегчил бы свою и ее участь. Твоя жена ведь ждет ребенка? — Уильям присел на корточки так, чтобы быть лицом к лицу с пленником.
— А ты откуда знаешь? — Диспенсер вновь открыл глаза, во взгляде сверкнуло безумие, того и гляди бросится, и цепи не остановят, но всего лишь через мгновение веки снова опустились. — Ах да. Вам все известно, кроме одного… Каэрфилли… Большой зал…
— Казна спрятана там? — перешел на шепот Уильям.
— Казна? Какая казна? — пленник скривился, словно в плаче, заметался, застонал. — Я не успел обустроить Большой зал! Я не успел обустроить Большой зал! Что делать, Нора?
Уильям ла Зуш поспешил покинуть подвал.
Утром они продолжили путь. Пленника, как обычно, усадив на его скакуна, привязали. Уильям ла Зуш отвесил несколько громких шуточек, но меж тем успел шепнуть:
— Веревка слаба. Это все, что могу сделать.
— И кое-что еще, — шепнул Диспенсер. — Позаботься о моей жене.
Об этом Уильяма не стоило и просить.
На мосту лошадь вдруг заартачилась, заплясала, как будто в позднюю осень ее куснул слепень. Не сильно, но взбрыкнула, сбрасывая пленника.
Напрасно лютовал Вейк, пытаясь заставить солдат лезть в ледяную воду. Напрасно шарили палками и копьями по дну реки, отыскивая тело, напрасно обходили берега. Пленник исчез, как и не было.
***
P.S.
Они уже заканчивали свой промысел. Тележка была почти до краев заполнена сухим рогозом, а Джеку все мало.
— Мама! — Мэри вздрогнула от тревожного крика сына и поспешила к нему. — Здесь что-то есть!
— Мертвец, — Мэри пришлось по лодыжки залезть в воду, чтобы подхватить под плечи тело мужчины и вытащить его на берег.
— У-у-у-у… Он почти голый. Что с него взять? — возмущался рациональный Джек.
— Отвезем в аббатство. Пусть похоронят по-христиански, — рассудила Мэри. — Бедный. Видно, разбойники пошалили.
— Делать больше нечего, — ворчал Джек, но все-таки подхватил мертвеца за ноги.
Они устроили находку на тележке, и вдруг — Мэри даже вскрикнула от страха — покойник шевельнул пальцами.
— Что случилось? — Джек беспокойно глядел на мать.
— Он двинул рукой! Ты видел? — Мэри приставила ухо к груди мужчины: слабо, но сердце билось. — Он жив!
— И что нам с того? — недоумевал Джек.
— Господне благословение, Джек. Ну-ка, накрой его стеблями. Только бы довезти.
Джек не согласился с матерью тогда, не соглашался и потом, прозвав спасенного «нахлебником». Мэри не спорила, раз пояснив: если Господь дает им с реки еду, лекарства, заработок, то и от этого дара они не вправе отказаться. «Сегодня ты поможешь нуждающемуся, завтра он не оставит тебя в беде». Джек только морщился, слушая мать.
Медленно, но «нахлебник» поправлялся — удивительная воля к жизни. Мэри пока не знала его имени, просто ухаживала за больным, кормила его, готовила целебные настои. «Когда поправится — он уйдет», — заверяла она Джека, сама же надеялась, что спасенный останется…
-------
* От Луки 1:52
** Псалм 52:1
@темы: ФБ, Любимая графомань, Элла и Ко