Варю воду, пудрю мозги, играю на нервах...
Часть 1; Часть 2
Саммари: Ланкастеры сплетники, и неожиданный поклонник принцессы Анны...
Маргарита без какого-либо выражения смотрела в лицо Анны Невилл. Выражение ее лица было загадочным, необычно задумчивым, и, подойдя к ней, Сомерсет задался вопросом, так ли безжалостна их королева, как пытается заставить их думать о себе. Все его рассуждения резко закончились, после следующих слов, сказанных низким голосом и обращенных к сыну:
- Ты же знаешь, меня не беспокоит, какие развлечения ты выбираешь, Эдуард. Но забудь изливать свое вожделение в постели этой девчонки. Ни дай бог сделать ей ребенка сейчас!
Эдвард оперся на спинку стула. При этом он наклонился еще ниже и пробормотал нечто неразборчивое, чтобы Сомерсет мог расслышать, вызывая одновременно укоризненный взгляд и невольный смех своей матери. Сомерсет остановился, не желая вмешиваться в частный разговор, но Эдуард поманил его к себе.
- Присядьте, милорд, - Эдуард, сидящий на подлокотнике кресла своей матери, одарил Сомерсета улыбкой. – Вы знаете, как вы можете угодить мне, Сомерсет? Вы можете рассказать мне о Йорке и его братьях. По крайней мере, о Глостере, - поправился он и поморщился. - Я знаю больше, чем я хочу о Кларенсе!
- Ну, Глостер вроде как ваш ровесник, Ваше Высочество. Если есть такой человек, которому Йорк доверяет полностью, то это Глостер, я бы сказал, что они очень близки. Но они довольно несхожи. Кое-кто знает, что он назвал Глостера гораздо более сыном своей матери, чем его братья.
Это мало что сказало Эдуарду, он почти ничего не знал о герцогине Йоркской. Но Маргарита знала достаточно, потому она язвительно заявила:
- Какую другую убийственную характеристику вы могли подобрать лучше, чем сказать, что Глостер похож на Сесилию Невилл! Она претендует на благочестие игуменьи, имея слишком мирские амбиции, уверяю вас.
Эдвард нетерпеливо дернулся. У него не было никакого интереса к женщинам Йорк, и как только мать остановилась, перевести дыхание, он свернул разговор в свое русло.
- Вы говорите Йорк и Глостер не похожи. Так чем же именно, милорд Сомерсет.
Сомерсет осмотрелся.
- Ленивый. Потворствующий своим желаниям. Он не отказывает себе удовольствиях, в плотских, разумеется, тоже. Он незлопамятен, но не забывает ничего, память этого человека действительно достойна восхищения. Очарователен, когда захочет. С моралью котяры и удачей ангела. Он на удивление небрежен в церемониях, любит затеряться среди простых людей, словно забыв, что он монарх.Когда ему пришлось удалиться в Брюгге, он настаивал на прогулках всего в трех милях от набережной Дамман, так, чтобы народ мог его лицезреть, так сказать собственными глазами.
Эдуард скривился в отвращении, Сомерсет, улыбнувшись, кивнул.
- Согласен, Ваша Милость. Такое поведение вряд ли достойно короля. Но поступая так, он получает огромную поддержку народа.
- Но это не говорит о нем, как о том враге, которого стоит бояться, - презрительно сказал Эдвард.
- Вы описали распутника, стремящегося только к легкости бытия, - нахмурилась Маргарита. – Он опасный человек, Эдуард! Развратник и блудник, это да, но он также военачальник с несколькими соратниками, которых, Сомерсет должен признать, достаточно, - она пронзила Сомерсета холодным взглядом. – Разве не так, милорд?
- Ваша Леди-мать говорит правду, Ваша Светлость, - неохотно сказал Сомерсет. – Йорк борется как человек, который не может познать поражение, и это немалое преимущество. Когда вы спросили мое мнение о нем как о человеке, я вовсе не собирался умалять его мастерство на поле. Подобное действительно было бы ошибкой.
Маргарита все еще не получила удовлетворение.
- Он расчетливый и высокомерный человек с сомнительными моральными ценностями. Кроме того, он, кажется, не знает страха и сомнения в себе, мешающие другим людям. Не следует недооценивать этого человека, Эдуард.
Эдуард внимал ее словам с угрюмым выражением, что по ее опыту означало, что ему становится скучно.
- Если ваши мысли от этого просветлеют, Маман, то я буду смотреть на Йорка как на антихриста, - легкомысленно сказал он. Темные глаза скользнули мимо нее на Сомерсета. – У меня есть к вам один вопрос к вам, милорд Сомерсет… всего один. Сможем ли мы победить Йорка в сражении?
- Да, - без колебаний сказал Сомерсет.
Эдвард медленно кивнул.
- Это все, что мне нужно знать, - сказал он и улыбнулся.
Сомерсет улыбнулся в ответ. Маргарита прикусила губу, ничего не сказав. Эдмунд Бофор был правнуком Джона Гонта, а, следовательно, связан пусть и отдаленно, с томящимся сейчас в плену Гарри Ланкастером. Еще он был сыном человека, которому йоркисты приписывали любовную связь с Маргаритой. Титул, который он носил, был одним из самых величественных в Англии, но годы его юности был и далеки от привилегированных, и стали временем потрясений и внезапных печалей. Эдмунду было тридцать три, и пятнадцать лет своей жизни он провел в нищете в изгнании за границей, до того, как получил убежище у Карла Бургундского. Он давно обещал свою честь Ланкастерам, и по зову сердца был согласен с озабоченностью, высказанной накануне принцем Эдуардом. Он также предполагал, что это будет последний шанс для дома Ланкастеров.
Монастырь, испещренный мягким утренним солнцем, был погружен в тишину. Большую часть дня в его проходах и окружавших садах бурлила деятельность - слуг, светских братьев, и одетых в темные одеяния монахов. Но вскоре как закончилась месса, игумены Беместера и монахи собрались в главном доме, расположенного вдоль восточного прохода монастыря. Сомерсет знал, что ежедневная встреча будет продолжаться еще час или около того. Воспользовавшись одиночеством, он слонялся по цветущему саду, а потом побрел по расчищенной дорожке, которая вела в церковь. Зайде в южный проход нефа, где миряне слушали мессу, он стоял несколько минут, не моргая, пока глаза его не привыкли к темноте, затем пробрался через лекторий, который отделял неф от хора – места молитв монахов. Он стоял там коленопреклоненный несколько минут, произнося краткие молитвы за упокой своего отца и брата. Он повернулся к двери, которая вела из южного трансепта, услышав звук позади себя, который, казалось, исходил из женской часовни к востоку от алтаря. Юная девушка, стоявшая перед алтарем, испуганно повернула к нему свое лицо. Одновременно с тем, как он узнал ее, он пришел к неприятному выводу: уйти сейчас – непременно неловко столкнуться, или даже более того.
- Прошу прощения, миледи. Я не собирался мешать вашей молитве.
Она покачала головой.
- Я не молилась, милорд.
Он запнулся, но затем сказал:
- Я Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет.
- Да, я знаю, - вежливо сказала она. Как ребенок, пытающийся овладеть любезностями взрослых, она протянула руку, а когда он наклонился над нею, сказала. – Я Анна Невилл.
Теперь пришла его очередь сказать:
- Да, я знаю.
Он отметил, что она представилась как Анна Невилл, а не принцесса Анна. Принцесса Уэльская… Ему стало интересно, как долго она сохранит свой титул теперь, когда ее отец мертв. Он открыл рот, чтобы принести свои официальные соболезнования, но оказалось, что не смог и слова сказать. Перед его глазами все еще стоял ее образ: та, какая она была вечером, когда узнала о смерти отца, и он не готов был унизить ее горе бесчувственным выражением банального сочувствия. Если он не может для нее ничего сделать, он просто может проявить больше уважения.
Взглянув на него, она произнесла:
- Вы мне расскажете о Барнете, милорд Сомерс?
Запрос его не удивил, он решил, что она имеет право знать. Он присоединился к ней у алтаря, и тщательно пересказал события битвы, что произошла два дня назад на вересковой пустоши Барнета.
Она внимательно слушала, внимательно, но отстраненно, как словно эта история е совершенно не касалась. Он лучше бы справился со слезами, но это хрупкое спокойствие давалось ему непросто – интересно, хоть что-то могло его разрушить? Только когда он рассказал о путанице в знаменах, произошедшей из-за тумана, когда люди ее дяди Монтегю перепутали восходящие звезды Оксфорда с солнцем в зените Йорка, на ее лице промелькнула тень эмоции. Он с некоторой горечью сообщил, что, по его мнению, то, что случилось с людьми Йорков – помощь злых духов, иначе как дьявольским благословением пояснить это невозможно.
Легкая улыбка коснулась ее рта, и она покачала головой.
- Неду всегда везло, - сказала она.
Это было слишком простым объяснением для него, потому он заподозрил намек на сарказм. Особенно коробило неожиданно близкое «Нед». Графиня Йоркская была ее двоюродной бабушкой, она приходилась двоюродной сестрой Эдуарду, выросшему в Глостере, и воячницей Кларенса. И она должна стать королевой Ланкастеров! Он позволил себе скупую улыбку, удивляясь хитросплетениям интриг, затеянных королем Франции. Но если он отвергал ее как королеву, то жалел, как пешку, и пытался найти слова утешения. Наконец, подобрав то, что он может сказать, не лукавя, он произнес.
- Ваш отец мертв, миледи. Вы можете им гордиться. - Она ничего не ответила, пряча за ресницами свои мысли. В виду ее родства с Йорками, он решил, что подобная доброта будет допустима. – Йорк направил посланника, чтобы сохранить вашему отцу жизнь. Тот не успел.
Она подняла взор вверх так, что их глаза встретились.
- Не думаю, что мой отец поступил бы так же, относительно Неда, - тихо сказала она.
Ему нечего было ответить ей. Она тоже, кажется, почувствовала, что им не о чем говорить. Он ступал в шаге рядом с ней, они вышли из часовни через хора, на залитый солнцем монастырский двор. Она, возможно принимая внимания его историю, неожиданно сказала.
- Одного я не понимаю, милорд… Как вы можете знать так много о том, что случилось на стороне Йорков?
Саммари: Ланкастеры сплетники, и неожиданный поклонник принцессы Анны...
Маргарита без какого-либо выражения смотрела в лицо Анны Невилл. Выражение ее лица было загадочным, необычно задумчивым, и, подойдя к ней, Сомерсет задался вопросом, так ли безжалостна их королева, как пытается заставить их думать о себе. Все его рассуждения резко закончились, после следующих слов, сказанных низким голосом и обращенных к сыну:
- Ты же знаешь, меня не беспокоит, какие развлечения ты выбираешь, Эдуард. Но забудь изливать свое вожделение в постели этой девчонки. Ни дай бог сделать ей ребенка сейчас!
Эдвард оперся на спинку стула. При этом он наклонился еще ниже и пробормотал нечто неразборчивое, чтобы Сомерсет мог расслышать, вызывая одновременно укоризненный взгляд и невольный смех своей матери. Сомерсет остановился, не желая вмешиваться в частный разговор, но Эдуард поманил его к себе.
- Ну, Глостер вроде как ваш ровесник, Ваше Высочество. Если есть такой человек, которому Йорк доверяет полностью, то это Глостер, я бы сказал, что они очень близки. Но они довольно несхожи. Кое-кто знает, что он назвал Глостера гораздо более сыном своей матери, чем его братья.
Это мало что сказало Эдуарду, он почти ничего не знал о герцогине Йоркской. Но Маргарита знала достаточно, потому она язвительно заявила:
- Какую другую убийственную характеристику вы могли подобрать лучше, чем сказать, что Глостер похож на Сесилию Невилл! Она претендует на благочестие игуменьи, имея слишком мирские амбиции, уверяю вас.
Эдвард нетерпеливо дернулся. У него не было никакого интереса к женщинам Йорк, и как только мать остановилась, перевести дыхание, он свернул разговор в свое русло.
- Вы говорите Йорк и Глостер не похожи. Так чем же именно, милорд Сомерсет.
Сомерсет осмотрелся.
- Ленивый. Потворствующий своим желаниям. Он не отказывает себе удовольствиях, в плотских, разумеется, тоже. Он незлопамятен, но не забывает ничего, память этого человека действительно достойна восхищения. Очарователен, когда захочет. С моралью котяры и удачей ангела. Он на удивление небрежен в церемониях, любит затеряться среди простых людей, словно забыв, что он монарх.Когда ему пришлось удалиться в Брюгге, он настаивал на прогулках всего в трех милях от набережной Дамман, так, чтобы народ мог его лицезреть, так сказать собственными глазами.
Эдуард скривился в отвращении, Сомерсет, улыбнувшись, кивнул.
- Согласен, Ваша Милость. Такое поведение вряд ли достойно короля. Но поступая так, он получает огромную поддержку народа.
- Но это не говорит о нем, как о том враге, которого стоит бояться, - презрительно сказал Эдвард.
- Вы описали распутника, стремящегося только к легкости бытия, - нахмурилась Маргарита. – Он опасный человек, Эдуард! Развратник и блудник, это да, но он также военачальник с несколькими соратниками, которых, Сомерсет должен признать, достаточно, - она пронзила Сомерсета холодным взглядом. – Разве не так, милорд?
- Ваша Леди-мать говорит правду, Ваша Светлость, - неохотно сказал Сомерсет. – Йорк борется как человек, который не может познать поражение, и это немалое преимущество. Когда вы спросили мое мнение о нем как о человеке, я вовсе не собирался умалять его мастерство на поле. Подобное действительно было бы ошибкой.
Маргарита все еще не получила удовлетворение.
- Он расчетливый и высокомерный человек с сомнительными моральными ценностями. Кроме того, он, кажется, не знает страха и сомнения в себе, мешающие другим людям. Не следует недооценивать этого человека, Эдуард.
Эдуард внимал ее словам с угрюмым выражением, что по ее опыту означало, что ему становится скучно.
- Если ваши мысли от этого просветлеют, Маман, то я буду смотреть на Йорка как на антихриста, - легкомысленно сказал он. Темные глаза скользнули мимо нее на Сомерсета. – У меня есть к вам один вопрос к вам, милорд Сомерсет… всего один. Сможем ли мы победить Йорка в сражении?
- Да, - без колебаний сказал Сомерсет.
Эдвард медленно кивнул.
- Это все, что мне нужно знать, - сказал он и улыбнулся.
Сомерсет улыбнулся в ответ. Маргарита прикусила губу, ничего не сказав. Эдмунд Бофор был правнуком Джона Гонта, а, следовательно, связан пусть и отдаленно, с томящимся сейчас в плену Гарри Ланкастером. Еще он был сыном человека, которому йоркисты приписывали любовную связь с Маргаритой. Титул, который он носил, был одним из самых величественных в Англии, но годы его юности был и далеки от привилегированных, и стали временем потрясений и внезапных печалей. Эдмунду было тридцать три, и пятнадцать лет своей жизни он провел в нищете в изгнании за границей, до того, как получил убежище у Карла Бургундского. Он давно обещал свою честь Ланкастерам, и по зову сердца был согласен с озабоченностью, высказанной накануне принцем Эдуардом. Он также предполагал, что это будет последний шанс для дома Ланкастеров.
Монастырь, испещренный мягким утренним солнцем, был погружен в тишину. Большую часть дня в его проходах и окружавших садах бурлила деятельность - слуг, светских братьев, и одетых в темные одеяния монахов. Но вскоре как закончилась месса, игумены Беместера и монахи собрались в главном доме, расположенного вдоль восточного прохода монастыря. Сомерсет знал, что ежедневная встреча будет продолжаться еще час или около того. Воспользовавшись одиночеством, он слонялся по цветущему саду, а потом побрел по расчищенной дорожке, которая вела в церковь. Зайде в южный проход нефа, где миряне слушали мессу, он стоял несколько минут, не моргая, пока глаза его не привыкли к темноте, затем пробрался через лекторий, который отделял неф от хора – места молитв монахов. Он стоял там коленопреклоненный несколько минут, произнося краткие молитвы за упокой своего отца и брата. Он повернулся к двери, которая вела из южного трансепта, услышав звук позади себя, который, казалось, исходил из женской часовни к востоку от алтаря. Юная девушка, стоявшая перед алтарем, испуганно повернула к нему свое лицо. Одновременно с тем, как он узнал ее, он пришел к неприятному выводу: уйти сейчас – непременно неловко столкнуться, или даже более того.
- Прошу прощения, миледи. Я не собирался мешать вашей молитве.
Она покачала головой.
- Я не молилась, милорд.
Он запнулся, но затем сказал:
- Я Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет.
- Да, я знаю, - вежливо сказала она. Как ребенок, пытающийся овладеть любезностями взрослых, она протянула руку, а когда он наклонился над нею, сказала. – Я Анна Невилл.
Теперь пришла его очередь сказать:
- Да, я знаю.
Он отметил, что она представилась как Анна Невилл, а не принцесса Анна. Принцесса Уэльская… Ему стало интересно, как долго она сохранит свой титул теперь, когда ее отец мертв. Он открыл рот, чтобы принести свои официальные соболезнования, но оказалось, что не смог и слова сказать. Перед его глазами все еще стоял ее образ: та, какая она была вечером, когда узнала о смерти отца, и он не готов был унизить ее горе бесчувственным выражением банального сочувствия. Если он не может для нее ничего сделать, он просто может проявить больше уважения.
Взглянув на него, она произнесла:
- Вы мне расскажете о Барнете, милорд Сомерс?
Запрос его не удивил, он решил, что она имеет право знать. Он присоединился к ней у алтаря, и тщательно пересказал события битвы, что произошла два дня назад на вересковой пустоши Барнета.
Она внимательно слушала, внимательно, но отстраненно, как словно эта история е совершенно не касалась. Он лучше бы справился со слезами, но это хрупкое спокойствие давалось ему непросто – интересно, хоть что-то могло его разрушить? Только когда он рассказал о путанице в знаменах, произошедшей из-за тумана, когда люди ее дяди Монтегю перепутали восходящие звезды Оксфорда с солнцем в зените Йорка, на ее лице промелькнула тень эмоции. Он с некоторой горечью сообщил, что, по его мнению, то, что случилось с людьми Йорков – помощь злых духов, иначе как дьявольским благословением пояснить это невозможно.
Легкая улыбка коснулась ее рта, и она покачала головой.
- Неду всегда везло, - сказала она.
Это было слишком простым объяснением для него, потому он заподозрил намек на сарказм. Особенно коробило неожиданно близкое «Нед». Графиня Йоркская была ее двоюродной бабушкой, она приходилась двоюродной сестрой Эдуарду, выросшему в Глостере, и воячницей Кларенса. И она должна стать королевой Ланкастеров! Он позволил себе скупую улыбку, удивляясь хитросплетениям интриг, затеянных королем Франции. Но если он отвергал ее как королеву, то жалел, как пешку, и пытался найти слова утешения. Наконец, подобрав то, что он может сказать, не лукавя, он произнес.
- Ваш отец мертв, миледи. Вы можете им гордиться. - Она ничего не ответила, пряча за ресницами свои мысли. В виду ее родства с Йорками, он решил, что подобная доброта будет допустима. – Йорк направил посланника, чтобы сохранить вашему отцу жизнь. Тот не успел.
Она подняла взор вверх так, что их глаза встретились.
- Не думаю, что мой отец поступил бы так же, относительно Неда, - тихо сказала она.
Ему нечего было ответить ей. Она тоже, кажется, почувствовала, что им не о чем говорить. Он ступал в шаге рядом с ней, они вышли из часовни через хора, на залитый солнцем монастырский двор. Она, возможно принимая внимания его историю, неожиданно сказала.
- Одного я не понимаю, милорд… Как вы можете знать так много о том, что случилось на стороне Йорков?
@темы: Мои переводы, Richard III, Анна Невилл, Солнце в зените, Марго д'Анжу
-
-
11.05.2015 в 13:07-
-
11.05.2015 в 13:13