"Шаг к горизонту". Часть 2.

[RoksiG]

Название: Шаг к горизонту
Автор:  Roksan de Clare
Бета:  Kage Tsukiyama
Исторический период: где-то 880 год
Размер: макси,~31 000 слов
Пейринг/Персонажи: принцесса Этельфлед, Утред Беббанбургский, кололь Альфред – король Уэссекса, Этельред – мерсийский лорд, жених Этельфлед, Эльсвит – жена Альфреда, Фритствит – молодая женщина в свите Эльсвит, отец Виллибальд, Стеапа Снотор – командир стражи короля Альфреда, Эдуард Этелинг – младший брат Этельфлед, Рагнар Рагнарсон – друг, названный брат Утреда, Брида – саксонка, любовница Рагнара, подруга детства Утреда, отец Пирлиг – священник, валлиец, Этельгиф – младшая сестра Этельфлед и Эдуарда, ОМП, ОЖП.
Категория: джен, smarm, экшн
Жанр: общий, POV
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: IX век. Несмотря на многочисленные нападения викингов, одному королевству саксов, Уэссексу, удается устоять, и Англия все еще не Данелаг. Король Альфред заключает перемирие с датчанами, но и та, и другая сторона понимает, насколько оно хрупкое. Утреда Беббанбургского не зря называют мечом Альфреда, но недаром многие считают этот меч ненадежным. Сакс по рождению, он был воспитан датчанами, главная цель его – родовой замок, захваченный дядей, – находится за пределами Уэссекса, а еще он язычник и у него свои счеты с церковью. Потому предложение предотвратить заточение в монастырь старшей дочери короля Альфреда он принял с радостью. Отчего бы не помочь девочке, называющей его другом? Только не все случается, как задумывается. Этельфлед уже не ребенок, а подросток, за которым глаз да глаз нужен. И не случайно принцессу через несколько лет назовут Железной леди Мерсии.
Примечание: 1) Текст является побочной историей книг Бернарда Корнуэлла "Саксонские хроники" и сериала "Последнее королевство", хотя автор очень надеется, что эта история может читаться совсем без знания канонов, а Этельфлед все объяснит.
2) Исторический факт, подтолкнувший к написанию: "В 2009 году британские археологи близ Уэймута обнаружили в братской могиле обезглавленные скелеты викингов. Ученые полагают, что это результат резни, которую местные жители устроили заморским вторженцам".
3) Географические названия:
Авултун – Альтон Панкрас, Дорсет;
Винтанкестер – Винчестер, Гемпшир;
Воденес-Ай – островок Одни (у города Кукхэма);
Кеорфан – Замок Корф, Дорсет;
Коккхэм – Кукхэм, Беркшир;
Лунден – Лондон;
Сиппанхамм – Чиппенем, Уилтшир;
Туданвис – Тидворт, Уилтшир;
Уэй – Уэймут, Дорсет.
Ссылка на скачивание: скачать

И я поплелась к повозке. Откинула желание изрезать на мелкие части чужие обноски и стала послушно их одевать. Штаны, широкая рубаха – я опоясала ее, и получилось вполне сносно, – короткая куртка без рукавов с потертым мехом; главное, нигде не жало. Сапоги были точно не по размеру, но и к этому можно было привыкнуть. Если потуже затянуть ремни от щиколоток до середины икр, то не спадут по дороге. Мне пришла мысль, что лучше тайника для несожжённого письма не найти, туда и пристроила опасное послание.
Когда я вышла, Утред остался доволен осмотром. Видимо, из меня получился неплохой мальчишка.
– А что делать с этим? – я вытащила из повозки мой девичий наряд и короткий меч.
– Этому хорошо быть здесь, – Утред прикрепил сакс у меня на поясе, а относительно моего платья и сандалий заявил: – Это я пока приберегу.
Мне стало неловко за собственное недоверие. Утред передал мне свое оружие, он считал меня не пленницей, не изнеженной дочерью короля, а равной себе. Ну, почти равной.
Одной из лошадей, кусачему гнедому жеребцу, довольно упрямому, удалось сбежать от разбойников. Утред нашел его, когда ходил за одеждой Плукки, и вновь вернул на место стоянки.
– Справишься? – Утред укоротил стремена так, чтобы они были по моим ногам, а потом попытался подсадить меня в седло.
– Еще бы, – я отвергла помощь.
Утред отошел к своему коню, предпочтя понаблюдать, что будет дальше.
Взобраться на спину зловредному жеребцу оказалось делом нехитрым, но дальше возникли некоторые трудности. Зверюга прекрасно понимала, что на ней не ее прежний хозяин, а кто-то гораздо легче и, значит, слабее. Он попытался меня скинуть, взбрыкнув задними ногами, после весь вытянулся, готовый помчать, как укушенный. Я вжалась ногами в его бока, натянула повод и стала чуть ли не единым целым со строптивцем, уже и плечи стали как не мои от напряжения, а его шея вывернулась. И вдруг как из лука выпустили стрелу. Напряжение разом спало. Жеребец покорился и признал во мне хозяйку.
– Неплохо, моя леди, – похвалил Утред.
– Разве я теперь леди? Я Утред Бесстрашный! Победитель чудовищ и великанов!
– А кто же тогда я? – Утред, несмотря на кольчугу, довольно легко, как по мне, вскочил в седло.
– Ты – Утред Сломанный Нос! – ответила я не задумываясь, но тут же поправилась. – Самый храбрый воин и мой друг!
– Значит, нас тут два Утреда? – рассмеялся он, а я вместе с ним и снова осеклась.
Вот только недавно мы похоронили саксов, добрых христиан. Их убили не датчане, а саксы, возможно, так же считавшие себя добрыми христианами. То, что хоть частично, но возмездие свершилось, слабое утешение. И уж точно не повод веселиться над их могилами.
– А твоего друга звали Селвин.
И все опять не так! Утред, видимо, уставший от смены моих настроений, нахмурился.
– Какого друга?
– С которым ты плавал на «Хеахенгеле».
Мама говорила, что несдержанный нрав – беда моя. И горя я с ним еще нахлебаюсь. Сердитая на себя, а не на Утера, я ужарила пятками в бока коня, пуская его в карьер. Кто бы знал, что так можно разгорячить тело, но остудить горячую голову.
Копыта моего скакуна ломали сухие травы, сминали васильки. На какое-то время я снова забылась, я была свободна. Я летела! Вот только куда? Наверно, Утред привык к моим причудам: я уже значительно от него удалилась, но он не собирался меня преследовать.
Мне пришлось возвращаться, совсем немного сбавив прыть коня; я сделала еще круг, а потом уже заставила коня идти рядом с конем Утреда.
– Ты не стал меня догонять.
– А зачем? – и бровью не повел мой сопровождающий.
– Потому, что ты обещал защищать меня, – это же было так очевидно.
– Но я не обещал быть тебе нянькой. Желаешь – скачи на все четыре стороны. Нет – подчиняйся.
Как-то так случилось, что, кто бы ни говорил об Утреде Безбожнике, он отмечал суровый, мрачный нрав. Может, они и не стремились увидеть его настоящего? Это как устрицу, не присмотревшись, легко принять за камень, обманувшись плотными створками. Суровость Утреда была его защитой: присмотрись внимательней и найдешь веселого, доброго, храброго человека. К тому же верного, что такая редкость. Его легко было назначить на роль героя, и честь – считать своим другом.
– Буду подчиняться, – заверила я. – А куда мы направляемся?
– В безопасное место, – последовал ответ.
Хорошо. Если Утред считает меня ребенком настолько, чтобы не посвящать в планы, касающиеся лично меня, то пусть и на мое обещание подчиняться смотрит, как на обещание ребенка.
– Мы не доедем туда.
– Почему это? – как мне показалось, мой защитник слишком спокойно принял такое заявление.
– Еще раньше я умру от голода.
– Мы едем в Кокххэм. Там ты будешь в безопасности до приезда отца.
В Кокххэм! Что может быть лучше? Это тот самый, что возле Лундена, города воистину легендарного. Место, облюбованное еще римлянами, было многолюдным и густо заселенным. Торговцы и ремесленники, церкви и рынки – все было там. А храбрости горожанам было не занимать. Флот датчан, штурмующих Лунден, насчитывал чуть меньше чем четыреста кораблей. Город был обречен, но сдался не сразу. Хоть многие жители успели покинуть город, но оставшихся горожан ждала страшная участь. Месть захватчиков оказалась ужасна. Дети и женщины, старики, раненые воины были преданы пыткам, а позже убиты. Попировав знатно на их останках, датчане выжгли город дотла, но только лишь затем, чтобы начать его отстраивать. Слишком уж соблазнительной цитаделью оказалось место. Официально Лунден находился на землях Мерсии, но с южной стороны граничил с Уэссексом, а с восточной – с землями, захваченными датчанином Гутрумом. Расположение города позволяло датчанам защищать свои корабли, а потому требовало укреплений. Силами врагов, но Лунден стал возрождаться. Саксы также начали возвращаться. Оставив старый город пришельцам, они строили свои вокруг него свои хижины. Город разрастался. Благое дело, но оно ставило под угрозу свободу Уэссекса. Потому укреплялись и мы. В самой близи от Лундена находился другой город-бург, сторожевая башня на пути викингов – Кокххэм. И хозяином, знак особого королевского доверия, там был Утред. Там же была его семья: жена и сын. Не то чтобы я любила возиться с младенцами, но мне было любопытно: а может, этот ребенок окажется каким-то особенным? К тому же совсем рядом были враги, это давало какое-то необъяснимое чувство, похожее на предвкушение. Только когда мы думаем от сладостях, то щекотка ощущается во рту, а когда о грядущих приключениях, то где-то в груди, в области сердца.
Напрасно я подумала о еде. Желудок предательски заурчал.
– В Коккхэм так в Коккхэм, – я попыталась отвлечь Утреда от постыдных звуков. Не получилось.
– Продержись еще немного. Скоро деревня, – посоветовал Утред.
– До деревни, так и быть, мы с Лламреем продержимся.
– Кто такой Лламрей? – вообще-то не сложно было догадаться, кого из нас четверых, включая лошадей, могут звать Лламреем. Но раз нужны были пояснения, пришлось пояснять.
– Он, – кивнула на скакуна подо мной.
– Странное имя.
– Так звали коня короля Артура, – о легендарном короле я узнала от бретонки Исеулт, погибшей возлюбленной Утреда. – Знаешь такого?
– Я не настолько стар, чтобы знать его лично, – спокойно отвечал он. – Но слышал. Он знатно гонял саксов, когда те явились на эту землю.
– Может, поэтому он и не встал нам на помощь в великом сражении, как было обещано. А я так ждала.
Мы проехали холм с остатками римского рубежа; от сторожевой башни почти ничего не осталось, только торчащий с вызовом еще не разрушенный угол, а стены почти сравнялись с землей, только серые камни среди зеленой травы. Сменится поколение, и от римского символа порядка ничего не останется. Развалины напоминали некогда великого воина, сломленного годами. Глупцы насмехаются над его немощью, не понимая, что сила его теперь не в мече, а в знаниях.
– Назови коня Витнер, – посоветовал Утред, совсем неверно истолковывая мое молчание. Наш наставник, монах Ассер, будучи сам бретонцем, не особо жаловал своих соотечественников. «Гильдас не без основания писал, – говорил он, – Господь отдал бриттов в руки саксов из-за их грехов. Теперь презренный народ, не принявший единого Бога, вынужден ютиться у неплодородных берегов. Но саксы приняли милость божью как должное. И вот настал их черед! Господь наслал на эту землю датчан как кару на грешников». После таких наставлений Ассер обычно вспоминал Утреда Безбожника, рассказывая о его преступлениях.
– Витнер? Мучитель? – мой жеребец фыркнул, отгоняя муху, пытавшуюся сесть ему на нос, но получилось, словно выразил недовольство.
– Так звали моего коня. Злющий, как демон, и специально обученный для битв. Жаль, не удалось испробовать.
Мы свернули на то, что осталось от римской дороги. То и дело стали попадаться белые овечки, потом поля, засеянные пшеницей, а значит, скоро должна была показаться и обещанная вожделенная деревня, где меня ждала еда и отдых.
– И что с ним случилось?
– Украли, – равнодушно ответил Утред, хотя было бы удивительно, что он так просто спустил это вору и не пытался его найти и наказать. Я прикусила язычок, чтобы не приставать с вопросами, как это могло произойти: вряд ли моему спутнику хочется вспоминать года плена и рабства. Случайно или просто зачесался нос, но Утред коснулся места перелома.
– Нет уж. Мой конь останется Лламреем. Я уже украла твое имя. Было бы совсем бесчестно еще и коня украсть.
– И об имени, госпожа: оставь его себе. Теперь ты мой сын Утред Утредсон. И постарайся помнить, что ты мальчик.
– Это будет нетрудно! – выкрикнула я и ударила Лламрея пятами в бока.
За своей спиной я услышала звук рога. Утред предупреждал жителей деревни о гостях.
Деревня называлась Туданвис, земельный надел Туды. Он получил его как награду, приведя людей на битву при Этандуне и храбро сражаясь с датчанами. Это мы узнали чуть позже, расспросив местных. Наверно, жители Туданвиса считали, что их тан силен, а местечко защищено насколько возможно достаточно. Деревня была окружена рвом и частоколом. Судя по домикам, сразу становилось ясно, куда исчезало римское укрепление. Его по камням для строительства своих жилищ растаскали предприимчивые поселяне. Из отделанного камня в центре деревни гордо высилась часовня, дом тана также был каменным и, как положено, находился в северной части Туданвиса, и даже жилая гостиница, в которой мы с Утредом остановились, была каменной.
Комната, которую нам выделили, по словам Утреда была вполне сносной. Лучше, чем ночевать на конюшне, как ему часто приходилось. Хотя, как по мне, лучше бы нам довелось спать там. Комнатушка находилась на втором этаже, а под низом были кладовые и хозяйские покои. Только спускаться нужно было не через них, а по одной из деревянных наружных лестниц, служащих выходом для вторых этажей. Она была такой мрачной: сквозь маленькое окошко почти у потолка проникало совсем мало света. На полу были два тюфяка и солома, но по стоящему запаху создавалось впечатление, что прежние жильцы предпочитали справлять нужду на месте, а не выходить на улицу. Я помогала Утреду стаскивать кольчугу и искренне надеялась, что он не оставит меня в этой зловонной тюрьме: до того, как нас привел сюда сын хозяина, мой нос учуял другой запах, манящий, желанный – запах жарящего мяса.
– Хорошо! – Утред размял плечи, сведя лопатки.
– А я могу сделать еще лучше. Стань на колени, – я тоже размяла ладони.
– Что ты задумала, лиса? Я не собираюсь даже в шутку преклонять пред тобой колени.
Жалко, что Утред мне не доверял, считая все игрой. Но я и правда знала способ снимать боль усталости война. Однажды использовала его на отце, когда тот попросил размять ему плечи после долгого пути.
– Тогда присядь на циновку. Тебе понравится.
– Нет уж, – крякнул Утред. – Или ты о голоде забыла?
– Не забыла! Идем! – не хочет – нечего и настаивать. В конце концов мой пустой желудок требовал жертвоприношения и настаивал, что он важнее, чем уставшие плечи Утреда.
Холл гостиницы был в старых традициях деревянным, разве что обложен снаружи глиной для надежности. У двери нас встречала косматая собака, она с интересом вглядывалась на выходящих их холла людей, ожидая подачки, и с равнодушием на входящих. Однако, когда прошли мы, она вдруг дернулась и щелкнула зубами, пытаясь поймать пролетавшего шершня.
Внутри, несмотря на летнюю духоту, посреди зала пылал костер, на котором жарилась всякая снедь. Те посетители, кто был побогаче, сидели поближе к нему. Те, что победнее, ютились поближе к стенам. В основном это были мужчины. Они ели сыр и мясо, пили эль. Пока не принесли нашу еду, я всматривалась в каждого: вдруг среди них были те, кто гуляли на сокровища, омытые кровью Фритсвит и наших защитников. Женщин в холле было мало. Они крутились между столами, также присматриваясь к посетителям и иногда присаживаясь за тот или иной столик. Они вели себя слишком дерзко. Неправильно. Одни мужчины хватали их, другие грубо выпроваживали, но это не мешало им дарить улыбки иным посетителям. Я знала слово, обозначающие подобных женщин...
Но потом нам принесли мясо! И шлюхи, и разбойники перестали существовать, когда предо мной возник хорошо зажаренный сочный кусок свиного бока. Наивен тот, кто считает, что отпрыски короля питаются мясом, едят его, сколько хотят и когда хотят. «Пища должна быть скромной, – говорит отец. – Скромность приятна Господу. Тогда как невоздержанность, что в деяниях, что в словах, что в еде, наказывается». Отец приводил в пример себя и свою язву. Мы язвой не страдали, но также вынуждены были есть пресные каши.
Может, дочери короля и не приличествует накидывается на еду, набивать род и вытирать жир рукавом. Но я ведь была не я, а мальчик. Мужчинам же позволяется многое.
– Какой голодный! Настоящий волчонок! – наша пара заинтересовала хозяйку гостиницы. Женщину молодую, слегка полноватую, но, в общем-то, не уродину.
– Ррррр! – мое рычание кроме шутки означало: иди прочь по своим делам.
– Какой сердитый волчонок. А отец у тебя щедрый, – хозяйка подсела на лавку рядом с Утредом. – Такой напиток здесь не в почете, но для твоего сынишки сейчас принесут молока.
– Мне и воды хватит! – огрызнулась я, продолжая давать понять навязчивой хозяйке, что ее компания нас тяготит. Только вот Утред был со мной не согласен.
– Спасибо тебе, добрая женщина, – мой сопровождающий приободрился, развернулся к соблазнительнице, она же очаровательно ему улыбнулась, склонилась так, чтобы казалось случайно коснуться его руки своими грудями.
Они ворковали, как голуби весной, а у меня аппетит пропал от возмущения. Я не знала жену Утера Гизелу, но слышала, что, когда его продали в рабство, она укрылась в монастыре, чтобы не позволить брату выдать себя замуж за нелюбимого. Кто знает, что сложнее: терпеть побои или ждать без надежды? Однако Гизела дождалась. И разве не заслуживала она почтения и верности после всего пережитого? У меня ответ был однозначным. А вот Утред Безбожник не задумываясь променял преданную женщину-сокровище на толстую корову, стоило той только выменем потрясти. Понятно о чем договорившись, Утред и хозяйка, которую, кстати, звали Кинетрит, встали.
– Куда ты? А как же я? – на мои возмущения Кинетрит только рассмеялась.
– Давай с нами, малыш. Я и с двоими управлюсь. Или, может, хочешь «поиграть» с Беей? Ты же еще не был с женщиной?
– Мал он еще для таких игр, – сказал отрезал Утред. – Сходи посмотри за Лламреем. Или можешь кольчугу мою почистить. И польза, и время быстро пройдет.
– Вот еще! – фыркнула я.
– Тогда поиграй с Эдальхаром, – предложила более приятное по ее мнению занятие Кинетрит и добавила: – Мой сын присмотрит за твоим мальчиком.
Они все равно ушли. Тогда как Эдельхарм, сутулый, плотноватый мальчишка, с торчащими ушами и волосами гладкими и жирными, словно он их салом смазывал или тот пес, что у двери лежал, долго лизал, слишком серьезно воспринял поручение следить за мной.
– Идем. Сейчас покормлю поросят и подумаю, чем тебя занять, чтобы не ныл.
Я пошла за ним только потому, что в зале начали надо мной посмеиваться и отпускать шуточки. Зато когда я увидела ведро с помоями, предназначенных на корм свиньям, в голову мне пришла одна злая идея.
– Давай я их покормлю. Люблю поросят и свинок. Они такие забавные.
– Держи. А я сейчас еще ведро соображу! – наивный Эдельхарм обрадовался возможности переложить часть своей работы на чужие плечи. – Хлев там!
– Хорошо-хорошо, – я даже честно сделала несколько шагов в сторону, где за деревянной загородкой хрюкали голодные свиньи, а потом повернула к нашему пристанищу.
Не так легко было втащить ведро наверх, но, задавшись целью, главное верно ей следовать. За это время Утред уже успел завалить хозяйку и пользовал ее полным ходом.
– Я же сказал: побудь снаружи, – проворчал сердито Утред, замирая.
– А я говорю: держи награду! – и содержимое ведра плюхнулось на неверного мужа. Смотреть на мокрого, перепачканного объедками Утреда было смешно и одновременно страшно. Я не собиралась искушать судьбу и бросилась наутек, немного потерявшись, проскочила тот вход, которым нам велели спускаться. А спустившись на землю, угодила ногой в помойную яму. Этим выходом хозяйка пользовалась, чтобы сбрасывать нечистоты постояльцев. Хоть так, но Утред был отомщен.
– Эрслинг! Задница! – если бы моя матушка услышала от меня такие слова, то схватила бы, что под руку попадется, и так отходила, что вряд ли бы я смогла на следующий день встать.
– Вот ты где! А ну пойдем со мной! – меня нашел Эдельхарм. Я же подумала, что в его присутствии Утред не станет бить меня. – Вот он.
Эдельхарм вывел меня к незнакомой женщине, темноглазой, худощавой, красивой.
– Ты и есть сын Утреда? – спросила она.
– Я Утред Утредсон, – только и оставалось подтвердить мне. И тут мир потемнел. Кто-то сзади накинул на мою голову мешок. Я пыталась крикнуть, но мне зажали рот, повалили на плечо, потом, видимо, в повозку, придавили так, что я и пискнуть не могла. Я пыталась брыкаться. Но бесполезно.
Не знаю, сколько мы ехали, но когда меня наконец-то освободили, деревни уже не было видно. Мы находились возле реки. Незнакомка сидела у каменного креста, указывающему на брод реки. Ее спутник, светловолосый силач, возился возле телеги.
– Я Брида, – представилась женщина. – Я друг твоего отца. Даже не знала, что у Утреда такой взрослый сын.
– Тогда как ты можешь называть себя его другом, если ничего о нем не знаешь и к тому же крадешь его наследника?
– Почему краду? Приглашаю на встречу, которой он будет, несомненно, рад, – усмехнулась Брида и похлопала место рядом с собой. Подожди, неужели отец тебе ничего обо мне не рассказывал?
Чтобы не попасть и не выдать себя, я решила молчать рыбой. Меня никто не собирался удерживать. Моим похитителям я нужна была лишь как приманка, чтобы заманить Утреда. Хорошему воину не составит труда справиться с парой вроде как невооруженных людей, тем более с женщиной. Им стоило бояться, а не мне. И все же я постаралась в ожидании спасителя устроиться как можно дальше от похитителей, чтобы если случится стычка не стать для них щитом. Пока ждала спасителя, постаралась рассмотреть похитителей внимательнее, чтобы понять, кто они и зачем им Утред понадобился.
– А если мой отец не найдет вас? – время шло, и меня все больше одолевали сомнения.
– Найдет. Одна серебряная монета, и тот же мальчишка, что сдал тебя нам, передаст Утреду послание: искать своего отпрыска у каменного креста, – пояснила Брида. Она успела снять платок, подняла волосы, закалывая вверх.
– Ты такая щедрая, – фыркнула я.
– О чем вы там говорите? Может, отец сам рад был избавиться от щенка, и мы ждем напрасно, – начал проявлять нетерпение мужчина. Вроде бы понятное чувство, и ничего необычного в его словах, но у меня все похолодело внутри от ужаса. Мой похититель говорил на языке датчан.
– Пока что тебе нечего бояться, – Брида хищно оскалилась. – Пока что… А вот и он!
Я и радовалась, и растерялась одновременно. Может, стоило крикнуть и предупредить об опасности? Я не заметила засады. Похитителей все так же было двое, но даже два датчанина в самом сердце Уэсекса – уже нехорошо. Что еще больше настораживало – телега. Там были бочки, в каких обычно эль хранят, и для двоих этого явно было много.
– С тобой все в порядке? – сердито спросил Утред.
Я не успела открыть рот, чтобы натравить защитника на коварных датчан, как заговорила Брида.
– Даже волос с его головы не упал. И все же: откуда взялся этот мальчик? Разве твой сын от христианки не умер? Да и для него он слишком взрослый.
– Взялся оттуда, откуда и все берутся. Из той самой щели, Утред уже успел спешиться. – Когда ты бросила меня в Хаманфунте, одна добрая женщина сумела утешить. Она утверждает, что это мой сын, я решил поверить.
– Может, и так. Смущается и краснеет он так же легко, как ты в его возрасте, Брида сделала несколько шагов по направлению ко мне, я же поспешила ретироваться за спину Утреда. – Вчера я жгла травы, призывая тебя: наша встреча не игра случая, а воля богов. И Рагнару есть, что тебе сказать.
– Рагнар здесь? – искренне удивился Утред.
– Даже ближе, чем ты думаешь, – заверила Брида. Она уже устраивалась на телеге, как будто знала: Утред не отвергнет ее предложение. Весь разговор шел на датском, я же, отцепив от седла коня Утреда повод Лламрея, гладила лошадь, за нехитрым действием пряча свой интерес. Пусть даже Утред думает, что я ничего не понимаю.
– Разве мы не едем в Коккхэм? – с самым невиннейшим видом поинтересовалась я.
Утред отрицательно покачал головой.
– Не сейчас. Сначала сделаем небольшой крюк. Держись возле меня и слушайся.
– Да-да, – искренне заверила я. Если Утред и готов был предать Уэссекс, то Господь послал меня спасти королевство. Я стану ушами и глазами отца в стане врагов.
Мы пересекли реку, углубились далеко в лес. Плутали достаточно долго, тьма уже успела поглотить свет, когда показались отблески костров среди деревьев, а Брида провозгласила:
– Вот и мы!
Ее приветствовали радостные возгласы. Сразу же несколько мужчин оказались у телеги и взялись за бочки, стаскивая их. Если бы только эль интересовал датчан. Несколько бородачей окружили нас с Утером. Один, тот, что был ближе ко мне, показался настоящим демоном. Лицо его было словно перерублено глубоким шрамом ото лба до щеки.
– Лошади хороши, Олаф. Но что за бесполезное дерьмо у них к спинам прилипло? – спросил он. Вот тут я даже губу чуть не прикусила. Благодаря сказкам Оттора после произнесения плохого слова я правда уверовала, что смогу понимать датчан. – На женщин непохожи. Разве что мальчишку в платье обрядить.
– Спроси у Бриды. Хотя мальчишку если что, можно еще и съесть, – последнее было сказано на английском, чтобы и до меня дошло. Я вздрогнула, и это вызвало смех у большей части датчан. Только не у того, что со шрамом.
– Что он сказал? – переспросил тот, а когда ему перевели, хлопнул меня по бедру.
– Скажи ему, Олаф, что мне по вкусу такое молодое мясо.
Олаф, тот самый датчанин, что сопровождал Бриду, тут же исполнил его просьбу.
Утред дернул своего коня, загораживая меня, и датчанам под недовольный ропот пришлось отступить.
– Скажи этому выплодку шлюхи, Олаф, что если он продолжит распускать руки и язык, то останется без причандала.
Теперь Олаф не торопился переводить сказанное.
– Что эта свинья прохрюкала? – может, датчанин и не разобрал сказанного, но смысл до него точно дошел.
У меня внутри все оцепенело от ужаса. Пока не желая себе даже представлять, что вот-вот может произойти, я делала то, зачем сюда и явилась: судорожно считала датчан. И насчитав лишь малую толику – три десятка, – остановилась: это наш бесславный конец!
Время нарушило свой бег. Между несколькими судорожными ударами сердца прошла целая вечность. Датчане вдруг начали расступаться, пропуская вождя. Почему-то сразу мне бросились в глаза множество браслетов на его руках, потом удивила открытая, добродушная улыбка, а потом высокий рост: на полголовы выше моего защитника, а он точно был самый высокий из людей, которых знала, не считая Стеапу. Брида спрыгнула из повозки, на мгновение прильнула к подходящему – явный знак особого положения.
– Брат! Утред! – он раскрыл объятия. – Порою нити Прях так причудливо переплетаются.
– Рагнар! – Утред и предводитель датчан, и правда по-родственному поприветствовали друг друга.
– Я говорила, что видела его во сне, – тихо сказала Брида, но, думаю, услышали ее многие. Особенно те, что уже готовы были лишить гостей жизни.
– А это?.. – кивнул на меня великан.
– Мой сын.
Я спешилась следом за Утредом. Но пока что не решалась и полшажка сделать от Лламрея, но за меня все решил Рагнар. Преодолеть расстояние между нами ему стоило пару шагов. Он подхватил меня, так что ноги оказались оторванными от земли. Сделал пол-оборота, сжимая в медвежьих объятиях, а потом только опустил.
– Тебя никто здесь не съест, парень, – пообещал он.
Как же! Я старалась сделать вид, что не заметила, как тот самый задира со шрамом лязгнул на меня зубами, показывая отсутствие некоторых из них.
Невероятная дневная жара сменилась приятной прохладой. Воздух был необычный, как после грозы, такой пьянящий. Где-то вдалеке действительно бушевала стихия, гремел гром и вспыхивали молнии. Но здесь на небе не было ни облачка. Я задумалась, не датское ли это колдовство? Думала лениво, больше прислушиваясь к неспешным разговорам. Мы мирно сидели у костра Рагнара. Я ела зажаренную на рожне печень косули, и угощение не становилось мне поперек горла. Спокойствие и азарт вернулись ко мне. Я дочь своего отца, а ему пришлось гораздо сложнее: переодевшись бардом пробраться в стан врага. Варварам чужда высокая поэзия, но Альфреду удалось усладить их слуг, провести разведку под самым носом, а уходя, еще и спасти Стеапу и несчастную монахиню, подвергшуюся насилию датчан.
Утред, Рагнар и Брида пили эль и вели неспешные беседы, а я слушала. Утреду пришлось снова рассказать историю «моего рождения», только Рагнар оказался гораздо дотошнее Бриды, удовлетворившейся короткой отговоркой.
– И как зовут мать твоего первенца?
– Энфлед, – Утред запил ответ элем.
Мне понравился такой выбор «матери». Та Энфлед, которую я знала, была в свите моей матери ее главной советчицей и почти что подругой, если жена короля может позволить себе такую вольность. При этом Энфлед была мудра и добра, чтобы иногда прикрывать, если они не переходили пределы разумного, наши шалости перед своей госпожой. Я не поняла, что сказала вмещавшаяся в разговор Брида, но, видимо, нечто неприятное об Энфлед, так как Рагнар тут же спросил:
– И ты точно уверен, что это твой сын?
– Она назвала его Утредом, – невозмутимо заявил «папаша», продолжая попивать эль.
Я даже подавилась куском и закашляла, так хотелось высказать все, что думаю, и лжецу, и злословам.
– Держи, – Рагнар сказал так, чтобы я поняла, и протянул недопитую кружку эля.
– Нет! – строго сказал Утред, и я одернула руку.
– Такой кроткий и послушный. Не в монахи ли его готовишь? – снова вмешалась Брида, причем говорила по-английски, чтобы спровоцировать. У нее это получилось.
– Я буду воином! Убийцей… – последнюю угрозу я договорить не успела, так как моя голова оказалась зажата подмышкой Утреда.
– Это он сейчас тихий, – примирительно заявил мой спаситель. – А так думаю, не связать ли его, пока не доберемся до Коххэма.
«Отцу было сложнее. Ему в захваченном Сиппанхаймме приходилось слышать бахвальства датчан и как они поносят Господа нашего и не сметь возразить», – успокаивая себя так, я решила, что лучше притворюсь спящей. Немного позевала для вида. Потом устроилась на земле, поджав колени и положив голову под голову сумку, где хранились мой девичий плащ, платье, и внимательно слушала. Кое-что начало проясняться. Датчане не использовали чары невидимости. Днем они посылали разведчиков, неотличимых от жителей Уэссекса, а ночью шли по их следам, обходя наши поселения.
– Я помню нашу клятву не воевать друг против друга.
– Знают ли это те, кто прибудут в Лунден? Ты говорил: «Занять остров», – полагаю, речь идет о Воденес-Айе. А это уже явная угроза и мне, и Коккхэму. Кроме клятвы Альфреду еще есть клятва Гизеле защищать ее.
– Ты не нарушишь клятву Альфреду, если просто ничего не станешь предпринимать. Что же клятвы твоей жене, твое логово – самое безопасное место для твоего семейства. Восточная стена слишком крепка. У Альфреда есть другая брешь.
– Идем, иначе сейчас залью костер, – если бы Утред, поднимаясь, не зацепил меня, я бы и не поняла, что задремала. – Спи, – приказал мой защитник.
Утред с Рагнаром скрылись за кустами, оставив меня с Бридой. Притворяться спящей уже не имело смысла, и я решила попробовать выведать нужные сведения другим путем.
– Вы же знаете, что вам нельзя здесь находиться? Тогда зачем вы здесь? – не очень хорошее начало, но это первое, что пришло мне в голову.
– Пришли узнать цены на рожь, – насмешливо парировала Брида, а потом протянула мне кружку эля. – Хочешь? Твой отец ничего не узнает.
Благоразумие твердило отказаться, но Утред велел вести себя, как будто я мальчик, а мужчины и благоразумие – зачастую несовместимые вещи.
– Давай! – я отхлебнула из протянутой Бридой кружки и не смогла сдержаться, слегка скривившись: напиток не пришелся по вкусу.
– До дна! – прищурилась Брида. – Покажи, что ты мужчина.
– А ты, женщина, покажи сиськи, – я вспомнила, как Эдуард приставал к одной из служанок.
– Неужели тебе никогда не доводилось видеть женскую грудь? – Брида присела поближе, продолжая допрос.
– Мне и датчан не доводилось видеть, и что? – тут я немного слукавила. Владение языком мы с братом оттачивали, слушая забавные рассказы Оттара Путешественника. Этот датчанин принес присягу отцу, а до этого успел побывать в самых далеких землях. Например, на пустынном севере, где живут храбрые охотники на лошадей-китов биармцы. Они не только делают из зубов диковинных зверей резные вещи, а шкуры выделывают для корабельных канатов, но и приручают их, чтобы ездить по морю так, как мы ездим по суши на лошадях. Еще были датчане-заложники, но Бриде это знать было не обязательно.
– Хочешь взглянуть? – продолжала искушать Брида. – Выпей, и, может, я исполню твое желание.
– Взглянуть на датчан или на твои сиськи? – я с сомнением посмотрела на почти полную кружку в своих руках.
– А тебе бы больше чего хотелось?
– Датчан. Женщины никогда не переведутся, а вот датчан, если их застанет патруль, могут и перебить как мошкару, – я снова вспомнила Эдуарда: именно так бы он и бахвалился, случись возможность.
– Пей, – приказала Брида.
Однажды Утред сказал: «Не доверяй датчанам». Тогда это была лишь детская игра, теперь же я понимала, что для Бриды это развлечение – насмешка над неопытным мальчишкой. И все же я осушила кружку и перевернула ее, показывая последние капли.
– Идем, – кинула в костер обглоданную кость Брида. Она вскочила на ноги с быстротой и грацией куницы. У меня попытка оказалась неудачной: запутавшись в лямках сумки, я бы угодила в костер, если бы Брида меня не поддержала.
– Уже ноги не держат? Ты такой слабый, парень?
Пришлось оттолкнуть ее руку.
– Справлюсь. Просто онемели.
– Тогда поторопись, пока твой отец не вернулся, – Брида больше не оборачивалась на меня. Я оглядывалась и старалась все запомнить. Датчане не собирались укореняться здесь надолго, потому и не особо беспокоились об обустройстве лагеря. Наспех сделали несколько навесов. Мы миновали воткнутые в землю колья, на которых красовались начищенные до блеска шлемы. Несколько воинов усердно чистили кольчуги. Другие обосновались своими компаниями у отдельных костров, а Брида вела меня к одному из них, самому большому и яркому, там, где собралось больше всех людей. Одна бочка была вместо стола. Еще две перевернутые бочки, поставленные по обе стороны от такого стола, служили лавками. Два молодых воина сошлись не в шуточной борьбе на руках. Первый, с жидкой бородкой, в кожаной куртке без рукавов, явно проигрывал. Его же совсем безбородый соперник явно играл с товарищем. Позволял слегка пригнуть руку, словно начинал проигрывать, потом медленно начинал жать кипятящегося злящегося соперника, у которого даже жилы на лбу вздулись. Когда он вдруг почти начал одерживать победу, большинство окружавших мужчин громко начали поддерживать его, крича: «Вальди!». И вдруг звучно подала голос Брида: «Катла!». В тот же миг, легко, словно, словно сломав веточку, безбородый загнул руку соперника на свою сторону, прижав к бочке. При этом на выдохе он издал такой высокий звук, что я пришла в восторг от своего заблуждения: безбородый оказался женщиной!
Случалось так, что женщинам из ополчения приходилось принимать участие в сражениях, но делали они это больше из-за спин мужчин. То, что женщина может быть воином, что она может быть равной мужчине по силе или даже сильнее мужчины, мне не приходило в голову.
– Катла! – закричала я, выбросив кверху кулак.
– Пойдем, – подтолкнула меня за плечо Брида.
– Что значит «Катла»? – опомнившись, что чуть не выдала себя, невинно поинтересовалась я, когда мы немного отошли от этого костра.
– Значит, если попросишь меня показать сиськи, я оторву тебе твой отросток.
Я прыснула, но, когда Брида обернулась, быстро утерла нос рукавом, как будто чихнула. Мне казалось, что я изображаю безалаберного мальчишку так, словно и родилась такой. Я насчитала уже больше ста датчан, когда мы с Бридой подошли к другому костру. Там был уже знакомый мне Олаф, и хоть остальных мужчин Брида не удосужилась представить, но они отреагировали на меня так, словно знали всю жизнь: освободили место, налили эля.
В этот раз он уже не показался мне таким мерзким. Напиток творил чудеса: мне стало легко и весело, а среди врагов я чувствовала себя так безопасно и свободно, словно с хорошими друзьями.
– Так все-таки, зачем вы здесь? – беспечно спросила я Олафа, не надеясь, что он даст правдивый ответ. Датчанин же решил отшутиться иносказанием.
– Давить сакских комаров, - Олаф выбросил вперед правую руку и резко сжал кулак. – Правда, одной рукой их уничтожать не дело. Пока приходится кормить. Но скоро… – Олаф хлопнул в ладоши, а потом развернул их, показывая кровавое пятно от раздавленной букашки.
– Это наши комары. Они свирепеют от крови датчан, – мне и самой пришлось хлопнуть себя по щеке, чтобы прибить наглого кровососа.
– Но что комар против викинга? – Олаф щелкнул меня по лбу.
И тут у соседнего костра затянули песню, а у нашего ее подхватили. Вроде мотив незамысловатый: резкий и четкий, как биение сердца, как удары весел о морские волны. Они пели о храбром воине, спасшем возлюбленную от злобного тролля, и в какой-то момент мне не просто захотелось присоединиться к хору голосов, а самой оказаться одной из датчан. Я могла бы стать такой, как Катла: путешествовать, воевать, побеждать.
– Я говорил никуда не отлучаться? – меня буквально выдернули за шкирку с насиженного места.
– Пусть остается, – добродушно попросил Олаф. – Не станешь же ты до усов его нянчить.
– Вот потому саксы как комары, назойливы, но не опасны, изнежены, как женщины, трусливы, как зайцы, – сказал Бьорн, тот самый датчанин со шрамом, обещавший меня съесть при случае. Сказал, чтобы задеть Утреда, отвечая на его оскорбления. Только вот слова его ранили меня, а ответить никак нельзя было: ведь по собственной истории я не понимала датского.
– Со своим сыном я сам и разберусь, – спокойно парировал Утред, затем строго кивнул мне: – Пойдем.
Я послушно хвостиком последовала за ним. Только когда отошли немного, дернула его за рукав. Утред и не представлял, как вовремя забрал меня от шумной датской компании. Как ни было мне весело, но эль – коварный напиток. Песня отвлекла от острой нужды отлить, ведь встать и покинуть сборище я не решалась.
– Мне нужно в кусты, – шепнула я Утреду, надеясь, что краска не залила мое лицо.
– Идем, – кивнул он.
– Нет. Не надо. Тут я и без тебя справлюсь. Не ходи! Итак над нами уже все насмехаются.
– Ладно. Буду надеяться, что хоть здесь ничего не случится. Если что – кричи, – внял моим мольбам Утред.
И, получив разрешение, я не то чтобы пошла – побежала. Темное небо, усеянное золотыми зернышками звезд. Опасная тишина ночного леса, прерываемая криками ночных птиц и ночными же шорохами, и мое журчание. Я сидела со спущенными штанами и задранной вверх головой и ощущала несравнимое ни с чем блаженство. Как будто звезды стали ниже, а ангелы Господни готовы забрать меня на небо. Я не особо выбирала место, кинулась подальше, где кусты погуще и высокое дерево, куда, казалось, никто не зайдет, и не обратила внимания на одно опасное соседство – осиное гнездо. Просто надо мной нависал огромный серый кокон. Если ос не трогать, то и они тебя не тронут, тем более ночью. Это я помнила, но все же на какое-то время оцепенела, пораженная открытием. Эдуарду наверняка бы пожелал его снять, чтобы похвастаться находкой. И это при том, что располагалось оно не так и высоко. Только вот зачем оно мне?
Тихий смех вывел меня из задумчивости.
– Утред всегда предпочитал странствовать в женской компании. Но чтобы такой нежный цветочек за собой таскать? Что же в тебе такого особенного?
Брида выследила меня, раскрыла тайну, теперь подходила медленно, уверенная, что никуда я от нее не денусь. Мне же нужно было совсем немного времени привести себя в порядок. Когда же между нами оставалось пара шагов, развернувшись от лагеря викингов, я пустилась наутек.
– Стой, – прошипела Брида, попытавшись одним рывком догнать меня и схватить. Она оказалась ловкой, ее рука едва не коснулась подола моей рубахи. Мне пришлось пригнуться и отпрыгнуть в сторону. Понимая, что, скорее всего, в ловкости преследовательница меня превзойдет, оставалось полагаться на заячью хитрость. Выиграв благодаря своему маневру небольшую толику времени, позволяющему скрыться с глаз Бриды, я сделала еще одну петлю, заскочила за дерево и, упершись спиной в ствол, замерла, даже дыхание старалась сдерживать.
Мне удалось оказаться позади Бриды, но то, что со своим словно звериным чутьем она меня не обнаружит, я сомневалась. Женщина шла осторожно, с медленной звериной грацией, прислушиваясь к каждому шороху, а мое громко бьющееся сердце грозило выдать хозяйку. Я осторожно стала обходить дерево, стараясь превратиться в тень. Я и сама поверила, что стала бесплотной движущейся тенью. Хрустнула сухая ветка. Для меня этот тихий звук стал громче грома, но и Брида его услышала и пошла к его источнику, удаляясь от моего укрытия. Она обманулась. Наша короткая погоня разбудила какого-то зверька. Вероятно, он решил покинуть логово и тем самым помог мне.
Мне следовало вернуться в лагерь, несмотря на разоблачение. Там оставался Утред. Если бежать, то вместе. Но как отвлечь датчан, ведь столько глаз, включая предводителя, устремлены на него? Великолепный план побега возник и созрел молниеносно. Перво-наперво, мне нужно было добыть какую-нибудь тряпку.
Отыскать лагерь оказалось делом несложным. Заплутать я не успела. И мне повезло выйти как раз к костру Рагнара еще тем, что здесь было то, в чем я так нуждалась: покрывало, прятавшее щит и доспехи вождя.
Из меня получился неплохой эльф-воришка. Ползком я добралась до цели и осталась незамеченной. Мне хорошо было слышно, о чем говорил Рагнар, и от услышанного все внутри похолодело, как будто ночные духи прошли через мое тело.
– Так значит, ты украл дочь Альфреда? Редко когда нити Норн так ловко складываются. Может, юная Скульд также неравнодушна к тебе, как твоя принцесса?
Они сидели спиной ко мне и, конечно же, видеть меня не могли. Я же не могла видеть их наверняка довольных лиц, но я лицезрела руки Рагнара, и если имела какие-то сомнения в предательстве Утреда, то они развеялась. В руках датчанин крутил мою фибулу.
– И что же напряли мне пряхи? – лениво проговорил Утред.
– То же, что и предрекал тебе я: стать королем – твоя судьба. Не Нортумбрия, так Уэссекс, – Рагнар вернул фибулу Утреду. – Дни Альфреда сочтены.
– Разве не проще тогда отдать трон Этельвальду? Он наверняка будет послушным правителем, – Утред отправил фибулу обратно в сумку.
Этельвальдом звали моего кузена, сына прежнего короля Уэссекса Этельреда. Он был слишком мал, когда тот умер, потому трон наследовал мой отец. Потому некоторые злые языки говорили, что Альфред украл трон у племянника. Отца эти толки не тревожили. Все случилось по Господнему провидению. Кузен мне нравился: был веселым, шумным и совершенно бестолковым, любил женщин и выпить; трудно было представить его хорошим королем, и Рагнар внезапно согласился с моими выводами, но высказал их гораздо жестче:
– Этельвальд дурак.
– А разве датчанам другой правитель нужен?
Проклятый комар присосался к моей щеке, а я замерла, не решаясь даже пошевелиться, чтобы его прогнать: речь шла уже не просто о вторжении, но и об измене. Мой мудрый, добрый отец оказался окружен врагами. Злость захлестывала меня: сколько же иуд делили с ним хлеб и пользовались его благодатью?
– Нет. Этельвальд как щенок: кто поманит за тем и побежит. Нам нужен сильный правитель. Такой, чтобы был своим и между саксами, и между датчанами. Правитель-сакс, но сын ярла Рагнара, одна жена датчанка, но другая саксонка, еще и дочь прошлого короля. Ты знаешь такого?
– На меня уже трудно будет надеть ошейник. Возьми сына Альфреда Эдуарда, стань ему отцом, как твой отец стал мне. Вот и будет тебе король, – видимо, Утред желал урвать себе побольше свободы, так нагло торгуясь, прежде чем окончательно изменить клятве.
– Нет, – снова отказал ему Рагнар. – Прежде чем мальчишка вырастет, его трон будет шататься. Проще сделать то, что не решился сделать Альфред с племянником: перерезать горло – и все.
Теперь мне не зачем было вытаскивать Утреда из передряги и предупреждать его. Нужно было бежать самой и предупредить мятеж. Это было бы разумно, но где говорит злость, разум предпочитает молчать. «Там, где льется эль, оружию не место. Таков закон», – сказал Рагнар отбирая меч Утреда и мой нож. Я забрала покрывало, и наше оружие оказалось там, лежало среди мечей и щитов датчан. Это было то, что мне нужно. Я отказалась от мысли отомстить Утреду, забрав меч, который он называл Вздохом змея и который собирался обернуть против соотечественников. Мне нужен был нож. Утред нарек свой сакс Осиным жалом, и очень скоро ему предстояло оправдать свое имя.
Рискуя вновь столкнуться с Бридой, я вернулась к дереву с осиным гнездом. Залезть на него, как и предполагала, оказалось простой задачей. Капы на стволе располагались почти как ступени. Дальше нужна была ловкость дотянуться до ветви, подтянуться, затем, обхватив ствол, сделать шаг в сторону – и вот я на нужной ветви, осторожно срезаю добычу и заворачиваю ее в покрывало. Оставалось спуститься вниз, но делать это тем же путем, как и забиралась, было неудобно. Даже коты знают: проще влезть на дерево, чем спуститься. Пусть я и не была кошкой, но понимала, что в моем случае это лишняя трата времени. К тому же потревоженные осы начали сердито жужжать. Ветка находилась не настолько высоко, чтобы не спрыгнуть. В прошлом я благополучно спрыгивала и с больших высот, только однажды сбив колени.
Завернутое и плотно завязанное гнездо, а также Осиное жало я сбросила вниз, затем спрыгнула сама. Посмеиваясь, представляя, как злятся осы от такой встряски, я попыталась вернуть мешок и оружие. Первое удалось легко: узел был большим и находился на видном месте. Зато с поисками ножа пришлось повозиться, прощупывая руками траву. В какой-то момент мою ладонь ощутимо кольнуло множество игл, и я едва не вскрикнула. Мне повезло, что я не прыгнула на ежа, зато теперь, свернувшись в клубок, он защищался от мнимого нападения, выставив свое оружие – иглы – и грозно шипя. Однажды я поймала такого зверька и принесла в дом. Он пил молоко и даже ел кашу, но вызвал жгучую ненависть отцовских собак, которые постоянно разыскивали его, пытались развернуть колючий клубок и устраивали гвалт. В конце концов, несмотря на слезы Этельгиф и наши с Эдуардом уговоры, нам приказали отнести ежа туда, где взяли.
– Не сердись. Я не буду больше забирать тебя, – прошептала я, как будто это был тот самый еж. – Помоги мне найти нож, и я уйду.
Вряд ли это была помощь ежа, но тут же моя ладонь нащупала острое лезвие сакса. Быстренько подхватив его и спрятав, я поспешила к кострам. Кинув взгляд к костру вождя, я не обнаружила там ни Рагнара, ни Утреда. Видимо, обеспокоенные пропажей ценной заложницы, они присоединились к Бриде в ее поисках. Другие датчане потеряли интерес к безобидному мальчишке-саксу. Я уже добралась до большого костра, где играли в кости и боролись на руках, и только тогда один из наблюдающих, заметив меня с внушительным мешком, окликнул:
– Что там у тебя? – вряд ли он ожидал внятный ответ, тем больше хотелось взглянуть на его вытянутое лицо, когда я, крикнув по-датски: «Комары саксов!», – швырнула мешок в огонь. Хотелось взглянуть, но я мчалась так, что пятки сверкают, к лошадям, один раз ловко проскочив под кулаком разозленного датчанина, пытавшегося меня сбить.
Наши кони стояли чуть поодаль коней датчан. Оказалось, что оба они обладали скверным неуживчивым нравом, но друг с другом каким-то чудом примирились. Господь придал мне силы одним махом вскочить в седло Лламрея, но тут заупрямился жеребец. Крики, шум, суматоха напугали его, а возможно, одно из рассерженных насекомых, мстя за разорение дома, преследовало меня, но ужалило несчастного Лламрея. Он бил копытом, тревожно ржал, приседал, как бы предупреждая: «Берегись, скину, ты меня знаешь!» В ночи с ним трудно было бы управиться. Зато вороной конь Утреда, по сравнению с моим, был как глыба льда по сравнению с бурным потоком. Нет, он, конечно, косил глазом и пофыркивал, но все же был поспокойнее.
– Витнер? – тихо окликнула я его, вспоминая наш с Утредом разговор о его похищенном жеребце, а конь пряднул ухом в мою сторону. – Витнер, – уже уверенней шепнула я, хватаясь за луку седла вороного. Конь Утреда был просто великаном по сравнению с другими лошадьми. С земли на него забраться было бы трудно. Зато со спины Лламрея такое совершить быстрее, чем до пяти посчитать, если бы только мой конь не взбрыкнул ненароком. – Тише, тише… Лламрей. Хороший мой, тише, м успокаивала я его, меняя на другого скакуна. Когда все прошло успешно, я ударила Витнера в бока пятками, и он рванул быстрее ветра. Вовремя! Датчане уже подбежали к нам. Один попытался сдернуть меня, схватив за ногу, но одернул руку, когда я замахнулась саксом, другой схватил за узду Витнера. Тут умный конь меня защитил, встав на дыбы и замахнувшись передними копытами так, что захватчику пришлось отпрянуть. Мы скакали, отгоняя ветер. Тьма стала нам покровом, а деревья – чудовищами, жаждущими остановить, растерзать разлогими лапами. Но куда страшней были оставшиеся позади язычники. Прижавшись к шее Витнера, чтобы не быть сбитой ненароком ветвями, я полностью доверилась ему.
Мне казалось, за спиной я слышу шум погони, и сильнее подгоняла бешеный бег коня. До поры мы стали единым существом, чудовищем, подобным римскому кентавру, пока внезапно мой желудок как будто узлом не скрутило. Понимая, что долго так не выдержу, я попыталась замедлить бег, но конь не подчинялся. Очевидно, датчане отравили меня, а может, и Утреда, а все разговоры и братание были только обманом. Глаза заволокло туманом, тело ослабевало, но каким-то чудом я все еще удерживалась в седле. Когда я смирилась, Витнер, доказав превосходство над слабым седоком, начал замедляться. Когда конь наконец-то остановился, я попыталась слезть с него, но вместо этого неуклюже сползла на землю, не способная даже на ногах удержаться. Отползла в сторону, чтобы не попасть под копыта, и тут меня стошнило. Собрав остатки воли, я откатилась в сторону, чтобы не упасть в содержимое собственного желудка. Меня бил озноб. Звезды в небе расплывались неясными пятнами. Перед глазами стоял отец, указывающий место на карте. В голове кузнечным молотом било: «Не Лунден! Брешь! Остров! Датчане!». Я знала, откуда придут вражеские корабли, и я умирала…