Название: Подделка и оригинал
Канон: «Мир Дикого запада»
Автор:  Roksan de Clare
Размер: драббл, 379 слов
Пейринг/Персонажи: Человек в черном,

Гость

Логан Делос (Ben Barnes), Эмили
Категория: джен
Жанр: драма, вероятное AU, постканон
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: каждый сам ответственен за глубину собственной могилы
Примечание:

спойлер

Фамилия Уильяма, если автору не изменяет память, нигде в каноне не указывается. Что касается Эмили "Грейс": а) это могла быть ее фамилия в браке; б) это мог быть ее "ник" в игре

Безумие… Самая страшная кара в этом мире — безумие. Когда не можешь доверять собственным глазам, когда на пороге твоей весьма комфортной, но все-таки камеры, стоит мертвец.
Хронометр сердца слегка сбился, отсчитав лишний удар. Однако такой недопустимый диссонанс позволил мистеру Делосу вернуть способность мыслить здраво.
— Неплохая подделка. Даже возраст добавили, — он плюхнул виски в пару стаканов, толкнул один из них по столу на пару дюймов к посетителю. — За встречу!
Хост — а мистер Делос был теперь абсолютно уверен в природе гостя, — не тронулся с места. Слишком медленно и сочувственно, что совсем не соответствовало его характеру, он выдал фразу, которую оригинал не сказал бы ни при каких обстоятельствах.
Дичайшее несоответствие подделки оригиналу вызвало приступ головной боли, о которой мистер Делос не вспоминал уже неделю.
— Убирайся! — прошипел он, сжимая виски. — Дурацкая шутка.
Он не видел, так как пришлось наклонить голову, но по звуку закрывающейся двери, который отдался в голове новым тупым толчком, понял, что тот послушался.

***

— Мне жаль тебя…
Это не было притворством и не было местью. Хотя после того, как этот ублюдок оставил его голого испытать судьбу где-то на окраине парка, Логан Делос много лет мечтал оказаться в обратной ситуации. Ладно, злую шутку можно было бы забыть, если бы где-то подобранный сестрой голодранец, которого Логан благосклонно пытался ввести в общество, сначала по праву супруги не присвоил себе их имя, потом не занял место Логана при его отце, потом, ловко избавившись от мешавшего шурина, не подмял под себя корпорацию.
Он думал, что никогда не простит, но, увидев врага в плачевном состоянии, вдруг осознал, что не испытывает ничего, кроме жалости. В конце концов, именно Уильям преподал ему замечательный урок: если тебя топят в аквариуме с пираньями, нырни глубже и, пусть с кровью, но пробей стену. В конце концов, это Уильям показал ему реальный мир, тогда как сам, считая, что идет прямо, запутался в собственном лабиринте.
— Это жестоко, — в конце концов, это Уильям научил его философски воспринимать несовершенство и неравновесие жизни.
— Это необходимо, — говорит Эмили. — Ему нужна была встряска.
Ею движет больше месть за смерть матери, желание причинить такую же боль. Она все дальше уходит в свой лабиринт. Логан готов ей помочь и даже спуститься за ней, если она попросит помощи, но уж никак не потакать. Единственное одолжение напомнило еще один урок от Уильяма: каждый сам в ответе за глубину собственной могилы.

@темы: ФБ, Любимая графомань

---

Три вещи

Флешмоб про три вещи

Правила: вы отмечаетесь в комментах, и я называю 3 вещи, которые вы, по-моему, умеете хорошо, в ответ нужно написать пост, где прокомментировать это мнение или опровергнуть его, а также от себя написать о 3 вещах, которые вы НЕ умеете (проявите фантазию!)

От  Irene-Assole

1. Придумывать сюжеты про исторических персонажей. Я вот побаиваюсь.
На самом деле это не так и сложно. Прошлое само подбрасывает такие истории, которые ни один писатель не выдумает. Остается только записать и чуть-чуть добавить жизни.
2. Писать большие хорошо продуманные тексты. Для меня это сложно.
Хочется верить) Вообще-то это такая заноза. Особенно, когда начинают о себе напоминать старые истории, в которых ты поставил точку. А те, которые хотелось бы продолжить, лежат чемоданом без ручки.
3. Играть (или не знаю, что там делают с ними) во флешмобы, у тебя они такие длинные и ты идёшь до конца, я восхищаюсь, сама часто забрасываю.
Хорошая вещь, позволяет немного отвлечься. Кое-что даже разложить по полочкам, иногда понастальжировать, чаще выгулять "тараканов", или снова окунуться в то, чем на данный момент горишь. Правда в флешмобах я медленная-медленная черепашка.

Я не умею...
1. Рационально планировать время. Все время что-то отвлекает. И грандиозные планы рушатся, а в конце дня разочарование.
2. Делать долго монотонную работу. Устаю. Бросаю. Отвлекаюсь на другие дела. Хорошо, если это можно оставить и вернуться к ней после. Когда оскомина спадет.
3. Когда заведусь сдерживать эмоции. Причем как позитивные, так и негативные. Стараюсь не переходить грань, но не всегда получается.

---

Название: Еще один шанс
Канон: Робин Гуд (BBC)
Автор:  Roksan de Clare
Размер: драббл, 435 слов
Пейринг/Персонажи: Сэр Гай Гизборн, Робин Гуд, Мэг
Категория: гет
Жанр: драма, AU
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: иногда чудеса случаются.
Примечание: написано на заявку:

спойлер

уползите Мэг! Пусть они с Гизом хоть в шайку Робина вступают, хоть уезжают из Англии, предварительно разобравшись с Изабеллой.

— Совсем обнаглел, Гизборн? Грабить воров?
— У меня был неплохой учитель, Локсли. Хотя вряд ли ты помнишь, с чего все началось…
Неважно, с чего все началось. Важно теперь все закончить. Раз и навсегда. Гай помнил, как они с сестрой нищими изгнанниками возвращались во Францию. Сколько сил ему стоило стать рыцарем, найти Изабелле достойного мужа, вернуться в Англии в родные-чужие места, втершись доверие крысоподобному ноттингемскому шерифу. Угождать, делать черную работу, растоптать собственную гордость, лишь бы когда-то свершить месть и вернуть свое. Падал, поднимался, больше терял, чем приобретал. А потом вдруг откуда ни возьмись появилась она – несносная девчонка. И все покатилось в тартарары, когда эта дурочка кинулась на копье, пытаясь закрыть его. Зачем? Он бы увернулся, а вот она…
Первым желанием было схватить ее как самое ценное сокровище, бежать прочь из этой кутерьмы. Они ведь живы! Чудом, но казнь не состоялась! Их головы на месте! Мэг наконец-то замолчала, но она улыбалась. А он даже не подумал, насколько ей плохо.
— Стойте, сэр рыцарь, — услышал он рядом с собой негромкий картавый голос. — Вот так вы точно ее убьете.
Только тогда, как очнувшись, Гай взглянул на свою руку, прижатую к боку девушки — сквозь нее сочилась кровь, а потом на невысокого сухощавого мужчину в колпаке и с желтой шестиугольной звездой на черном кафтане.
Милая, добрая Мэг… Когда-то ее семья во время погрома укрыла еврейского мальчика, и вот его дед вернул ей долг сторицей.
Гай слышал разговоры о врачевателе Йуде из Ноттингема, но не думал, что придется проверить его искусство на практике. Выздоровление шло не так быстро, но странное дело: вместе с раной Мэг заживала и рана в душе Гая. В конце-концов, если им нет места на этой земле — они найдут другую. Во Франции у Гизборнов еще оставались какие-никакие связи, да и герцогу Бретани нужны крепкие мечи и руки, которые их удержат. Случись что с бездетным Ричардом, именно его племянник, молодой Артур, следующий претендент на трон, а не принц Джон. Вот на него нужно и ставить! Этого Мэг конечно не стоит знать, но с тем, чтобы покинуть Англию им необходимо, она согласилась.
— А Изабелла? — в последний раз попыталась возразить она, наивно продолжая считать ту, что едва не лишила ее головы, подругой.
— Изабелла получила то, что хотела – свободу. Думаю, она знает, как ею распорядиться, — ответил он, не добавив, но подумав: змея уже укусила свой хвост.
Оставалось одно: найти достаточно средств, чтобы путешествие едва поправившейся Мэг не причиняло неудобств. И тут как раз вовремя пришло известие о похищенной казне. И кто бы мог подумать, что Гай Гизборн окажется по ту сторону закона. И кто бы мог подумать, что им с Локсли удастся договориться. Чудеса иногда случаются.

@темы: ФБ, Любимая графомань

---

"Западня", AU

Продолжая начатую с  VelvettVi тему. Испания, где-то 15-16 век. Два симпатичных, благородных мошенника...



Полный размер Мак, Джин

---

Тепла и романтики в осень)

08.11.2018 в 20:44

Пишет  VelvettVi:

Пара с номинацией на "Золотую малину", сломавшая уйму стереотипов
Видео по канонным парам делать никогда не умела и не любила (просто менять кадры и добавлять эффекты мне скучно, а если "исходник" один, то фантазии и вовсе разгуляться негде), но работа по "Западне" стала исключением. Пересмотрели это кино на пару с  Roksan de Clare, прониклись историей персонажей и невероятной химией между актерами, подходящая песня нашлась практически сразу - вот в результате нескольких бессонных ночей и получилось то, что получилось

Роксыч, мега-гигантское тебе спасибо, это видео на пятьдесят процентов твое, так что смело записывай себя в соавторы и хватит спрашивать разрешения на репост

---

Часть 2.

Название: Дракон и медведь
Канон: Меч короля Артура
Автор:  Roksan de Clare
Размер: макси, 17574 слова
Пейринг: Артур (Чарли Ханнем) / Катия (Милли Брейди)
Категория: гет
Жанр: драма, романс, экшен, мистика, мир меча и магии
Рейтинг: R
Краткое содержание: В решающий момент король Вортиген не смог пожертвовать дочерью. Судьба девушки в руках нового короля и его советников. Выбрано оптимальное решение, с которым ей приходится согласиться — но не смириться. Не веря, что новый король является истинным наследником Пендрагонов, Катия считает себя последней из рода
Иллюстрация: коллаж Связанные
Примечание: альтернативная история в духе оригинального канона, но использованы некоторые мотивы Артурианы и истории Англии
Предупреждения: AU

— Уведите королеву, — коротко приказал он. Тот же солдат, что не смог защитить королеву от несостоявшейся убийцы, теперь не грубо, но настойчиво начал подталкивать её к паланкину.

— Позаботьтесь о короле, — Катия слабо пыталась сопротивляться, но запоздалый страх парализовал любое желание геройствовать. Что плохого она сделала этой женщине, что она так настойчиво пыталась её убить?

Люди местного барона лорда Честера и люди короля довольно грубо оттесняли толпу. Бунтарку схватили.

— Со мной все хорошо, — произнес Артур.

Он храбрился, держался прямо, но глаза Катии подсказывали, что все не совсем так: по его белоснежному дуплету расползалось красное пятно.

Хорошо, что Артур оказался не настолько безумен, и через короткое время присоединился к жене. Там вместе с Кей они попытались остановить кровь. Точнее, рану обрабатывала больше старая подруга Артура, Катия же со своими дрожащими неумелыми руками и непроизвольными всхлипами только больше неприятностей доставляла, чем помогала. Бездействовать она тоже не могла. Каждый взгляд на Артура заставлял её снова и снова переживать недавнюю картину. Так что короткая дорога до замка Честера показалась ей длиннее и кошмарнее всех ранее пережитых страхов.

В замке опытные лекари, осмотрев ранение, обработав и перевязав его, заверили, что рана не смертельная, никакие важные органы не задеты, а здоровье короля отменное и позволит очень быстро поправиться. Нужно всего лишь день-два отдыха.

Испуганный, что на его землях произошло покушение на короля, барон Честер заламывал толстые пальцы, унизанные перстнями, и обещал такое щедрое гостеприимство, что гости позабудут обо всех неприятностях и о том, что они вдали от дома, а также клялся непременно провести тщательное расследование и воздать виновным по заслугам.

Что касается последнего, кое-какие жестокие догадки о виновнике покушения у Катии были. Артур защитил её, но не был ли он хоть ненароком, но причастен к покушению?

Не то, чтобы Катия собиралась устраивать допрос, просто спросила. Однако учитывая, как часто в последнее время они просто разговаривали наедине без уколов и взаимных обвинений, на прямой и честный ответ она не рассчитывала.

— Ты знал эту женщину?

— Первый раз видел, — как-то слишком отрешенно ответил он.

«Он вправе упрекнуть тебя в неблагодарности, — корила себя Катия, готовясь к великолепному пиру, который обещал устроить лорд Честер. — Он собой закрыл тебя от смерти, а ты смеешь его еще и подозревать. Он ранен, видимо, серьезней, чем хочет показать. Ты же отделалась только царапиной».

Возможно, маленькая царапина на ключице была оставлена не ножом сумасшедшей, а фибулой — с белоручки Гарет сталось бы ранить госпожу, но она была какой-то подозрительной — слишком воспаленной. Любое легкое прикосновение жгло как раскаленное железо. Тогда Катия не придала этому особого значения — за день, два все заживет, а пока прикроется платьем. И уж точно это не повод отсутствовать на пиру!

А лорд Честер расстарался для важных гостей! Блюда подавались одно за другим. Слуги так и мелькали по залу. Запеченные свиные ребра, олений бок, говяжья вырезка под клюквенным соусом, седло барашка. И жирное, и постное — на любой привередливый желудок. И птица, какуб только можно было найти в лесу: тетерева, восседавшие на своих блюдах, как в гнездах, глухари, бекасы, вальдшнепы, кулики, цапли, голуби, перепела, цыплята… А столько рыбы и в реке не водилось: осетры, вьюны, какая-то мелкая рыбешка. Если все попробовать по маленькому кусочку, то сыт будешь неделю. Это при том, что еще сладкое не выносили! А вино, самое разное, просто рекой лилось в таком количестве, что могло бы стать домом для всех рыб на столе. Конечно же, хозяин знал заранее, каких гостей ждать и подготовился, но роскошь и помпезность праздника слегка затмевала приемы королевского двора.

– Наш друг Честер решил переплюнуть короля роскошью! — очень громко как тост произнес сэр Персиваль.

Барон заерзал на месте: слишком уж неоднозначно звучала похвала. Опасно вассалу показывать, что он в чем-то превосходит суверена. Слово оставалось за Артуром. Насколько знала мужа Катия, вряд ли бы он смолчал, но пауза затягивалась.

— Что с тобой? — Катия обернулась к мужу, и его болезненный вид её встревожил: бледный, в лице — ни кровиночки, взгляд безразличный, а от виска капелька пота стекает. К еде он не притронулся, что совсем на него было не похоже, а вино, видимо, едва пригубил.

— Король отравлен! — закричала какая-то дама.

Разом стихла музыка. Всеобщие тревога и напряженность стали настолько ощутимыми, словно все присутствующие дышали ими вместо воздуха. Артур попытался поднять руку и привстать, чтобы разрядить обстановку , но вместо этого сделал только хуже. Несложный жест дался ему с явным трудом, а потом силы совсем оставили его. Глаза закатились, он обмяк, лишившись сознания, и не упал только потому, что его успели поддержать вовремя подскочившие сэр Персиваль и сэр Уилл.

Кто-то вскочил с места. Какая-то женщина начала причитать как над покойником. Барон бросился утверждать, что он не причастен к отравлению, может лично попробовать любое блюдо, испить любой напиток, и если он скончается в муках… Что случится тогда, Честер так и не успел рассказать. Его перебил сэр Бедивер, потребовав, пока не случилось непоправимое, отнести короля в спальню и срочно вызвать лекаря.

— Непоправимое — это когда я в тебя впихну твою травленную снедь через обратный ход, — прорычал сэр Персиваль.

Барон Честер закивал так активно, что толстые щеки ходуном заходили. И неизвестно, что его больше напугало: угроза дебошира Персиваля или недовольство первого советника Артура. Катия склонялась к последнему. Может, для римских завоевателей были привычны жители далеких жарких стран с их кожей темнее смолы, но в Англии он выглядел как грозный чужак или же отмеченный таким образом колдун. Седая же борода выдавала в нём человека если не хитромудрого, то опытного. Со своей темно-смоляной кожей и седой бородой он выглядел не просто необычно, а как пришелец из другого мира.

Тут же были сооружены носилки, и Артура перенесли в его покои. Почти сразу барон Честер лично привел лекаря, заверяя, что тот способен вылечить все хвори мира. В другой момент Катия посмеялась бы с забавной картины, когда плотненький, невысокий лысоватый барон, одетый ярко, как экзотическая птица, стоял рядом с высоченным седовласым лекарем, худобу которого не скрывал даже черный балахон.

Почти всех попросили покинуть комнату. Остались сэр Бедивер, сэр Уильям и Катия — никто не посмел указать ей на дверь, — и, конечно же, лекарь. Он снял повязки с раны Артура, внимательно её осмотрел. Катия, которой никто не препятствовал быть рядом с мужем, внимательно наблюдала за выражением лица врачевателя, но так ничего и не поняла. Лицо как из камня было выточено.

Лекарь сделал надрез на руке короля, выпустил немного крови, смешал её с какой-то жидкостью в миске. И только потом как-то нехорошо наморщился. Кровь в посудине потемнела и стала черной.

— Что это значит? — сразу же приступил к допросу сэр Бедивер.

Доктор отошел в сторону, а трое избранных последовали за ним. Артур все еще не пришел в себя, расслышал бы вряд ли, о чем они говорили, но доктор все равно слегка понизил голос.

— Хорошая новость, — лекарь поскреб пальцем крючковатый нос. Как ни старался, он все-таки выдал свое волнение. Или же та нервозность, которая исходила от троицы ближайшего окружения короля, сказалась и на нем. Или же он понимал, что плохие вести могут стоить жизни не только королю, и опасался уже за собственную жизнь. — Наш король отравлен не на пиру.

— Для кого это хорошая новость? — не сдержался сэр Уильям, его прищур и склоненная набок голова означали, что его терпение уже достигло уровня натянутой перед выстрелом тетивы.

— Все-таки отравлен?! — это вскрикнула Катия и тут же прикрыла рот тыльной стороной ладони, прикусив костяшку: если Артур, очнувшись ненароком, такое услышит…

— Моя вина, — оглашал дальше приговор лекарь себе или Артуру. — Я не так тщательно осмотрел рану его милости.

Лекарь продолжал говорить также ровно, но Катие послышалось в его голосе скрытое отчаяние. Наверно, прозорливый сэр Бедивер это тоже заметил.

— И что теперь? — спросил он.

Лекарь сглотнул, набрал побольше воздуха, причмокнул, как будто губы его слиплись и ему стоит труда продолжать объяснения, и только потом произнес:

— Я сделаю, все, что от меня зависит, — после минутной слабости, он вновь овладел собой и дальше вещал уже более уверенно. — Молитесь. Приставьте к королю смышленую сиделку, которая будет следовать всем моим указаниям.

— Не надо сиделку. — Решение было внезапным, но твердым. — Я позабочусь о муже.

Сэр Бедивер и сэр Уильям перебросились короткими взглядами. Их недоверие было понятно, поэтому последний попытался вежливо отказать королеве.

— Вам бы отдохнуть, ваша милость…

— Нет! Я не устала. К тому же, это мой долг чести — король меня защищал, и долг королевы! — она говорила пылко и уверенно. И ясно было, что отказа бы она не приняла.

Сэр Бедивер одобрительно кивнул.

— Но, надеюсь, от помощи одной из дам вы не откажетесь? Только так я могу вам это позволить, — неожиданно тепло согласился он и даже слегка грустно улыбнулся и кивнул.

— Не откажусь, — ответила тем же Катия. После всех событий у неё не было повода ему доверять. У него, определившего ей роль королевской пешки и внезапно потерявшего контроль над игрой, видимо, тоже. В иной момент это могло бы обернуться грандиозной войной, но несчастье дало повод для заключения мира.

Может, ей и доверяли, но не настолько, чтобы совсем оставить без внимания. Катия верно догадалась, что вряд ли ей в помощь пришлют кого-то из её подруг. Впрочем, от Элейн толку было бы мало — одни вздохи и причитания. Кэй она не хотела бы видеть, но та доказала, что кое-что понимает в лечении и ближе других к Артуру. Зато, когда Катия увидела на пороге Гарет, то даже обрадовалась. Сейчас Гарет — без пререканий, без фальшивого сочувствия, но непонятно как, с её прошлой жизнью, сохранившая деликатность — была помощницей лучше не придумаешь: послушная, сообразительная, тихая, почти невидимая.

Когда лекарь закончил все процедуры и дал распоряжения, что делать, когда больной очнется, Катия наконец-то смогла присесть. Усталость брала свое. Она так переволновалась и вымоталась, что даже зрение стало подводить и затуманиваться. Пить хотелось так, что можно было и море выпить. Море — не море, но бокал она выпила одним залпом, и ей показалось мало. Но кувшин оказался пустым, что стало поводом отослать Гарет.

После её ухода Катия посетовала, что забыла предупредить девушку попросить растопить камин. Она как-то не заметила за хлопотами, что в комнате как-то зябко. Это ей, а Артуру тем более. Он лежал на кровати такой спокойный, такой беспомощный.

Катия сама не знала, что думала в тот момент, когда, скинув туфельки, улеглась на край кровати, рядом с ним, может: «Кресло не совсем удобное, чтобы вздремнуть пару минут, а мое тело так ноет, ему-то я точно не помешаю и места много не займу». Потом она убедила себя, что ничего страшного не случится, если она сомкнет на пару мгновений веки…

Ее щеку словно задели крылья бабочки. Это было так странно. Откуда ей было здесь взяться? Катия открыла глаза и её взгляд встретился со взглядом Артура.

— Что ты здесь делаешь, принцесса? — иссохшими губами прошептал он.

— Не принцесса. Королева. И пока еще твоя жена, — она с удивлением обнаружила, что её рука преспокойненько лежит у супруга на груди, а она как-то случайно перекатилась ему почти под бок.

Жена! Но такая безответственная! Совсем забыла все наставления лекаря. Катия подскочила как осой ужаленная, кинулась к столику, пытаясь сообразить, какое за каким снадобье давать и что с чем смешивать.

— Сейчас-сейчас, — поспешила на помощь Гарет.

— Почему не разбудила? — огрызнулась на неё Катия.

— Не посмела. Вы так красиво лежали. И это оказалось лучше любых лекарств, — леди Белоручка оказалась спиной к Катии, но та была абсолютно уверена — фальшивая скромница улыбалась и подмигивала её мужу. Он тоже подмигнул ей:

— И что я пропустил, детка?

— Ничего, что стоило бы внимания, — Катия отобрала у Гарет чашу с настоем. Странное дело, она показалась ей слишком тяжелой, или же руки её совсем ослабели, но показывать такое было никак нельзя. — И, кажется, я тебя не поблагодарила за спасение.

— Не помню такого, — Артур приподнялся на локтях, и по тому, как он скривился, было очевидно: это движение стоило ему усилий.

— Пей, — велела она. Он послушно выпил всё до капли, а потом, снова откинувшись на подушку, закрыл глаза и погрузился в беспамятство.

Гарет ушла доложить обстановку главному лекарю и, вернувшись, едва не поймала Катию на горячем. Никакого покушения, ничего такого, за что её могли бы сжечь заживо или четвертовать. Просто оставшись наедине, Катия занялась внимательным созерцанием лица мужа. Теперь оно не казалось таким ненавистным, а даже приятным. Она заметила странную особенность: уши у него были оттопырены так же, как у её пропавшего кузена Гвидра. Может, если бы сбрить усы и бороду, она бы точно развеяла сомнения, хотя до такого бесчинства с раненым, Катия точно не дошла. Все, что она себе позволила, просто провести пальцами по выступающему рубцу давно зажившего шрама, начинавшемуся на лбу на дюйм выше брови и заканчивающемуся у самого виска. Сколько же опасностей пришлось пережить несносному Артуру из трущоб! Глупо было бы умереть теперь, процарствовав едва лишь год. Вряд ли он себе это позволит. Послышался скрип двери, и Катия вовремя одернула руку.

Вернулась Гарет не одна, а с Кэй.

Вам надо отдохнуть. Я позабочусь о нем, — заявила та.

— Не сомневаюсь, — не осталась в долгу Катия, но все же подчинилась.

Кроме того, что ей действительно был нужен отдых, Катия больше не желала жить как раньше, в неизвестности. Если беспечная Элейн в своей дружбе с Персивалем время от времени выбалтывала кое-какие секреты хозяйки, то обратной стороной медали было то, что ненароком избранник доверенной особы королевы и сам мог сболтнуть лишнего. В этот раз расчет как никогда оправдался: слишком подавлен был сэр Персиваль и слишком желал выговориться. События действительно развивались совсем не радужно.

Женщину, пытавшуюся лишить жизнь королеву, даже не успели толком допросить. Она умерла, но совсем не от усердий шерифа. Тот лекарь, что рискнул лечить короля, определил, что умерла она от нанесенной ей легкой раны. Причем, по выводам эскулапа, рана была нанесена до покушения, но, скорее всего, тем же оружием. Успели поймать и мальчишку, из-за которого случилась остановка. Он был жив, но толку с него тоже было немного. Ребенок оказался немым.

Слишком сложно для мести бывшей любовницы. Теперь Катия понимала, как была неправа. И, несмотря на все, жертва Артура оказалась напрасной. Стрела, описав дугу, все же настигла нужную цель.

Катия рассматривала рану на ключице. Она не собирался заживать и стал почти черной, с белым, как обожженным кислотой, краем. Теперь в природе пореза не оставалось сомнений. Точно такое же ранение, только более глубокое и более жуткое, было у Артура.

«И в жизни, и в смерти, хотели бы мы этого или нет», — мысленно произнесла печальный обет Катия.

Утро не принесло облегчения ни Артуру, ни обитателям крепости. Лекарь делал все возможное: пускал кровь, готовил припарки, но все было бесполезно. Элейн принесла еще одну ужасающую новость. В своем стремлении спасти короля, с позволения барона, он провел ужасающий эксперимент, заразив маленького немого узника. Именно на нём лекарь испытывал некоторые снадобья. Возлюбленный Элейн после всего обещал скрутить доктору его куриную шею, а с барона снять шкуру.

— Король этого так не оставит, — пообещала Катия.

Элейн на пару ударов сердца замялась, а потом согласилась:

— Конечно, не оставит.

Катия почувствовала, что подруга соврала, не желая лишать её надежды. Тогда сама она соврала второй раз, понимая, что может никогда не выполнить обещание:

— Я тоже…

Было ли это последствием переживаний, или же яд дальше продолжал вытягивать из неё жизнь, сжав желудок до горошины, однако Катия отказалась от еды, возвращаясь, чтобы сменить у постели Артура Кэй. После того, что она узнала, и речи уже не шло о том, чтобы доверить страшный секрет беспринципному лекарю, даже если для неё это был приговор.

В холле королевских покоев собралось слишком много народа. Они заранее облачились в темные цвета, желая показать печаль и скорбь, но были похожи на стаю ворон, ждущих агонии жертвы для начала пиршества. Но эти люди были гораздо хуже птиц. Теми двигал голод, этими — любопытство. Не всеми, но, все-таки, даже друзья короля готовились к худшему. Если элегантный сэр Уильям и так предпочитал черное, то сэр Бедивер обычно носил более яркие цвета, но не сейчас. Он тоже был в черном. Катия в небесно-голубом платье смотрелась среди них слишком неуместно, слишком беззаботно.

Ее слух невероятно обострился. Она смогла услышать приглушенные шепоток:

— Делает вид, что печется о нем, хотя сама и отравила. Брак же их явно не на небесах был сотворен.

Это касалось её, а это, видимо, Артура.

— Если не произойдет чудо, говорят, до ночи он не дотянет.

Катия сделала несколько шагов и оказалась отделена от них всех тяжелой дубовой дверью.

В прошлый раз в этой комнате было больше света. Теперь же все окна были плотно завешаны. Ни лучика света. И свечи… Катии это напоминало дни, когда родилась Моргана. Когда Катия просила показать ей, ночь на дворе или день, одна из повитух сказала, что это для её же блага. Когда человек приходит в этот мир и когда уходит, его должен окружать покой. А что может быть надежней материнской утробы. А что может быть надежнее материнской утробы? Катии тьма покоя не принесла, и Артуру тоже не принесёт!

Вчерашнее улучшение самочувствия короля было лишь временным облегчением. Теперь он метался в бреду и никого не узнавал, и вряд ли слышал, что говорила ему Катия.

— Ты должен жить для нашей дочери. Она еще слишком маленькая для такой ответственности. У неё нет никого, кроме тебе. И у меня тоже…

И в этих словах не было ни капли лжи.

Пламя свечей внезапно дрогнуло. Катия обернулась, чтобы узнать, кто так бесцеремонно посмел врываться к королю, и увидела Смерть. Она была настолько же реальна, насколько необычна. Смерть выглядела как молодая женщина: невысокая, очень худая, слегка сутулая, острые скулы и слегка тяжелые нижние веки, как будто сон ей был неведом. У смерти была бледная кожа, как и положено существу, не знающему солнца, черные волосы, глаза красивые и взгляд хищный, с поволокой, а губы сочные, чувствительные. На гостье был синий плащ, расшитый перьями, и настроена она была решительно.

– Ты! — указала она на Катию. — Уходи.

— Нет, — первая волна страха прошла. За спиной вторгшейся стоял сэр Бедивер, и он её видел. Значит, она принадлежала миру живых, а не мертвых. — Кто ты?

— Это друг, — вместо неё заверил Катию сэр Бедивер. — Пойдемте, миледи. — Он протянул ей руку. Катия послушно приняла её. Уже при выходе главный советник Артура доверительно сообщил: — Может, это как раз то чудо, которого мы ждем.

— Если так, то я спрошу у вас, кто наша благодетельница, только тогда, когда оно случится, – пообещала Катия. — И вы мне расскажете долгую и увлекательную историю.

А за дверью вовсю обсуждали, кто же эта незнакомка в плаще и как она смогла проникнуть в замок, обойдя стражу, и что ей нужно от короля, и почему ей так легко дали его увидеть. Даже появление королевы и её наряд уже не вызвали такого интереса. Зато теперь угодники, как могли, пытались выразить свою поддержку. Все те же вороны, но уже заинтересованные блестящей игрушкой. Король уйдет, но останется королева. Видимо, слишком неискушенный был у Катии вид, раз они решили, что смогут заслужить её доверие парой лестных слов. Одна дама, то ли кузина барона, то ли сестра его жены, имела наглость даже прикоснуться к королеве. Она присела в подобострастном поклоне, схватила руку Катии и приложила её ко лбу, словно выпрашивая благословение.

Катия брезгливо одернула руку, но дама успела что-то вложить в её ладонь. Держать плечи прямо становилось все труднее, поэтому несчастная королева взмолилась, обращаясь к Бэдиверу:

— Уведите меня отсюда.

Самым большим желанием Катии сейчас было упасть головой на подушку и, может даже, больше никогда не вставать. Где-то в глубине души она уже жалела, что сама не стала под удар ножа. Тогда она бы умерла быстро или сгорела бы скоро, как Артур, а не тлела бы от яда так долго и мучительно. Она хорошо научилась притворяться. Никто не замечал её боли, её одиночества. Даже отец… Тогда это было ради него. А ради кого сейчас? Для себя самой? Чтобы уйти тихо, без притворных слез?

«Если вас интересует судьба истинного короля, вашего отца…»

Катия развернула зажатую в руке записку, и взгляд зацепился именно за эту строку. Сердце подпрыгнуло и словно упало в пропасть. Катия не могла сообразить, как у неё оказалось это послание. Конечно же! её передала одна из родственниц барона. Катия откинула прошение на столик, посчитав его мелочным и неуместным в такое время. Потом, даже не задумываясь, подобрала: видимо, любопытство живучее надежды, но то, что она прочла, было подобно грому среди ясного неба.

«Если вас интересует судьба истинного короля, вашего отца, найдите способ остаться в полдень в вашей комнате в одиночестве. Ваши друзья близко».

«Не бойся. За стенами Камелота у тебя есть друзья».

Нельзя было серьезно воспринимать тот горячечный бред во время родов. Но слишком уж много случилось совпадений: отец, Артур, друзья за стенами Камелота… А времени на размышление почти не оставалось.

Если это ловушка, проверка её верности Артуру, и она в неё попадется, то, так или иначе, она уже всё равно почти мертва.

Если есть хоть маленький шанс увидеть отца — она не может его упустить.

Пока оставалось загадкой, как «ее друзья» смогут проникнуть к ней в комнату, но Катии вдруг стало легче. Как будто в неё влили новые жизненные силы.

Таинственная знакомая Артура могла ходить сквозь стены. Зато некоторые обитатели замка могли эти стены отодвигать. Ровно в полдень отодвинулась портьера и оттуда, где должна была быть глухая стена, появились две женщины.

Одну из них — невысокую, с отвисшими щеками, и черными, курчавыми как у овечки волосами — Катия знала, и даже вспомнила её имя — Беатриса. Вторая, молоденькая миловидная девушка, была одета гораздо скромнее, держалась позади, в руках у неё был довольно внушительный узел.

— Вам нужно торопиться, — взяла все в свои руки Беатриса. — Вас ждут.

— Я никуда не пойду, пока вы мне все не объясните, — воспротивилась Катия, в то время как спутница Беатрисы наскоро развязала свою суму и разложила на кровати нехитрую одежду горожанки: платье, тунику, покрывало. — Рассказывайте все немедленно! Или я позову стражу.

— Вы не хотите увидеть отца? — всплеснула руками Беатриса.

Такой наглый шантаж едва не сыграл против заговорщицы. От Катии требовали веры, не предоставляя доказательств. Было бы так глупо, так наивно поддаться на провокацию, тем более после покушения. Вспышка возмущения подстегнула болезнь. Как будто невидимый великан грубо сжал внутренности одной рукой, а другой стиснул голову беспомощной жертвы, пытаясь расколоть как орех. Не выдержав, Катия схватилась за спинку кресла в поисках опоры, а голову опустила вниз, пытаясь поймать как можно больше воздуха. Помимо воли, она сделала шаг к кровати, чтобы если упасть, то не на твердый пол. Целостная Катия как будто распалась на две половины. Благоразумная половина твердила: «Не нужно никуда идти, все, что ты сейчас хочешь, остаться здесь, упасть в кровать и наконец уснуть. За стенами замка никого нет». Безумная же половина вопила: «Ты же не хочешь умереть в этом замке».

— Что с вами? — насторожилась Беатриса.

— Если вы действительно посланник моего отца, вы должны знать нечто, что должно меня убедить… — медленно, чеканя слова, процедила Катия, все еще не поднимая головы.

— Когда вы виделись с ним последний раз, он вам сказал: «Просто живи».

Это действительно были его последние слова. Никто не мог их знать, кроме Катии и короля Вортигерна. Сомнений больше не оставалось. Он жив! Он ждет её! Все остальное не имело значения.

Предвкушение встречи, которую она ждала так долго, что даже устала от ожидания и смирилась, подействовало как бодрящее лекарство. Одна мысль, что скоро она окажется в объятиях отца, подняла её на ноги. Катия позволила переодеть себя как ребенка. Если леди Беатриса и понимала, что с королевой что-то не так, то виду не подавала и только раз нахмурилась, заметив ту самую злополучную рану. Беатриса торопилась, но когда Катия уже полностью была облачена и готова к вылазке, дверь неожиданно открылась.

— Я принесла вам молока. Вы ведь с вечера ни к чему не прикоснулись, — тихоня Гарет, после того, как пробыла чуть ли не целый день с королевой, помогая выхаживать короля, необычно осмелела. Она решила действовать не согласно установленным приличиям, а согласно собственным побуждениям, и ослушалась приказа оставить королеву в покое. Теперь из-за её доброты или же желания наконец-то заслужить расположение королевы, все присутствующие оказались в неловком положении. Она крутила головой, пялясь то на внезапных, невесть откуда взявшихся гостей Катии, то на неё саму в странном для неё наряде, сжимала в руках кувшин и только несколько долгих мгновений спустя. — А что вы здесь делаете?

Самым простым и естественным разрешением ситуации было бы связать девчонку, только это отняло бы много времени, да и шум бы мог привлечь и других любопытных. Не веря, что удастся обмануть шпионку, Катия попробовала схитрить.

— Эта добрая женщина вызвалась показать знахарку, которая умеет выводить яды…

— Я пойду с вами! — решительно заявила Гарет.

— Тогда накинь хотя бы мой дорожный плащ, — велела Катия. Хоть теперь фрейлина выглядела богаче госпожи, но это не имело никакого значения. Разговоры утомляли, и Катия уже начала сомневаться, сможет ли найти силы добраться до отца, не свалившись в беспамятстве.

Нажав на один из камней в стене, Беатрис отодвинула засов. Катия ожидала долгого туннеля и темноты, однако пройдя несколько шагов и отодвинув еще один хитроумный засов, они оказались в галерее. Беатрис пожелала им удачи и отпустила. её служанка Анна провела их через черный ход во двор. Там уже стояла обыкновенная крестьянская телега, на которой в замок, видимо, привозили молоко или муку. Возле неё стояли два работника. Чувства Катии были притуплены, поэтому она не успела ни удивиться, ни испугаться, что их обнаружили.

Один из мужчин шагнул к Гарет и чуть склонился:

— Миледи…

— Ты ошибся, — сказал второй и сделал шаг к Катии, а она к нему. Она знала этого человека — он всегда находился при отце. Такой надежный, рассудительный, утончённый. Катия даже была немного влюблена в него.

— Лорд Мерсия…

— Девочка…

Катия без всякого смущения позволила обнять себя.

— А отец? Где он? Что произошло? — бормотала Катия, прижимаясь к его груди.

— Ты скоро все узнаешь, — лорд Мерсия осторожно отстранил Катию, приподнял, усадил на повозку.

И тут приглушенным писком напомнила о себе Гарет. Спутник Мерсии одной рукой прижимал хрупкую девушку к себе, сдерживая сопротивление, другой закрывал ей рот.

— Что с этой делать? — пальцы мужчины впились в щеки беззащитной Гарет. Он был довольно крупный, и хрупкая девушка на его фоне была как муха в лапах паука. Вот сейчас он всего лишь повернет кисть — и шея Гарет хрустнет, ломаясь.

— Она со мной! Не причиняйте ей вреда! — потребовала Катия. — Свяжите, заткните, прикройте глаза — но оставьте мне.

— Ты же не сбежишь? Не будешь звать на помощь? — говорил Мерсия.

Как могла, Гарет попыталась показать, что принимает условие: замычала, попыталась кивнуть головой. Катия не доверяла бы такой покладистости. На месте Гарет, она бы не упустила возможности сбежать, схватить заговорщиков, насолить обидчице.

Несмотря на заверения Гарет, ей сунули в рот кляп и стянули ремнем запястья. Однако она успела шепнуть Катии:

— Чтобы ни случилось, я с вами. Я вас не оставлю, — это звучало совсем не как угроза, но Катии было все равно.

Мерсия, предупредив, что так надо для их безопасности, прикрыл девушек соломой и мешковиной. Было бы чего пугаться, но у Катии возникло неприятное ощущение, словно её могильную яму засыпали первым пластом земли. Ей бы хотелось найти какое-то более удобное положение, чтобы не прекратить, а хотя бы уменьшить боль, кромсавшую её тело, но любое движение превращалось в пытку. Не нужно быть гением, чтобы понять, что своим безрассудным побегом она сожгла мосты. Для новой власти и отец, и его друзья — враги. Но если для них с Артуром единственная возможность спастись — чудо, то, что это, как не возвращение короля Вортигерна. Истинного короля, который должен по праву занять свой трон. Он мудр, и он что-нибудь придумает. Катия — его единственная дочь и наследница. Артур — её муж. Сэр Бедивер был прав в том, что их брак может разрешить многое. В том числе, свести на нет зреющую гражданскую войну…

Так наивно думала она до того, как оказалась в телеге. Ничего не изменилось. Просто, имея перед собой цель, Катия могла хоть как-то справляться со своим телом, которое все меньше и меньше слушалось её. Тьма и лежачее положение сделали свое дело — боль победила. Из всех хлипких обоснований для побега осталось только одно — обнять отца хотя бы напоследок. Осталось только убаюкать боль неравномерными толчками телеги, поймав хоть какой-то их ритм. Это почти удавалось, и это было почти тот покой и постоянство, которого Катии так не хватало в последний год.

Не то, чтобы она начала привыкать к поездке, просто не думала, что ей может стать хуже, чем было. Когда же телега остановилась и мешковину сняли, оказалось, что проклятый яд обездвижил её тело.

Голоса окружающих звучали так, словно они находились где-то за дверью — глухо, хотя они находились рядом. И среди этих голосов не было того, ради которого Катия отправилась в рискованное путешествие.

— Отец? Где он?

— Очнулась, — это говорил седобородый северянин, тот самый, что был послом викингов при дворе Вортигерна, а потом Артура. — Что с нею? Решил привести моему королю заразу, чтобы его убить? — не скрывал злости северянин.

Видимо, Катия все-таки умудрилась уснуть и многое пропустила. Гарет уже успели развязать. Теперь она сидела в головах королевы, а её колени служили Катии вместо подушки.

Мужчины спорили. Мерсия, оказывается, не выполнил какой-то договор, и этот договор касался Катии. Все, что она слышала, казалось ей бредом. её продали чужому королю, как залог за его могучих воинов. И это сделал её отец…

— Все будет хорошо… Я никому не позволю Вас обидеть, — шептала Гарет, приглаживая волосы Катии, а голос её дрожал.

— Эй! А ты случайно не девчонка с Веселого моста в Лондиниуме? — зацепил её один из мужчин. Катия почувствовала, как напряглась Гарет, но все-таки сквозь зубы ему ответила, прошипела как рассерженная кошка:

— Ты ошибся. Даже не знаю, о чем ты говоришь…

Северянин хмыкнул, не поверил, пошел и что-то шепнул предводителю. О чем они еще совещались, Катия не слышала. Мерсия вроде был недоволен, но, в конце концов, смирился. И наконец-то Катии и её фрейлине вынесли приговор.

— Ты поедешь с нами! — заявил седобородый Гарет. — Шлюха, сумевшая притвориться благородной дамой, сойдет и за принцессу.

Гарет слегка сжала плечо Катии.

— Нет! Я никуда не пойду!

— А если я пущу кровь твоей хозяйке, а потом тебе? Так будет убедительней? Нам не нужны свидетели, детка. Мордашка у тебя смазливая — моему королю понравится.

— Мы так не договаривались! — заявил Мерсия, и его люди тесным кругом обступили телегу.

— Мы не договаривались, что ты привезешь мне дохлую принцессу.

Люди седобородого обнажили мечи. Защитников Катии было гораздо меньше, чтобы действительно отстоять её и Гарет, но настроены они были решительно. Северяне тоже не собирались уступать.

— Соглашайся ехать с ними, – уговаривала Катия подругу по несчастью. — Веди себя достойно, как если бы ты была мной.

— Нет! — противилась Гарет.

— Я все равно уже почти мертва. Это яд, такой же, что у Артура… — как легко было проявлять великодушие, зная, что от тебя уже ничего не зависит.

— Нет! — Гарет попыталась закрыть Катию собой. Она действительно плакала, и плакала так искренне, что Катия поверила, что это не притворство.

Лязг мечей обозначил начало стычки, наблюдать за которой у Катии не было ни возможности, ни желания. Отчаявшись, она закрыла глаза, ожидая свой удар милосердия, который навсегда прекратит её муки. И тут её подхватили. Гарет заорала так, словно увидела монстра. Где-то совсем рядом кто-то крикнул:

— Принцесса исчезла!

Похититель действовал нагло и самоуверенно. Кто он и что происходило, Катия не могла увидеть, так как, прижимая её к себе, он просто укутал её в свой плащ, прикрыв даже голову.

— Тише, — шепнул он. — Я не причиню вреда.

Голос у него был молодой и приятный. Катия решила послушаться незнакомца. Чтобы он ни означал — спасение или погибель, — он был её единственным шансом. К тому же, хоть перед смертью она желала раскрыть его тайну: как он заставил всех ослепнуть, почему ни враги, ни сомнительные друзья их не заметили.

Неся Катию как ценный груз, незнакомец двигался бесшумно, плутал, наверное, обходя разъяренных воинов, иногда останавливался. Потом, видимо, они вышли с поля сражения, поскольку шаг похитителя стал ровным. Наконец незнакомец опустил Катию на землю, бережно прислонив к дереву.

— Уже скоро, моя госпожа, — сказал незнакомец.

Катия собралась с силами и подняла голову, но не увидела ничего, кроме неизвестно откуда взявшегося тумана. Что было странно: они не так долго шли, чтобы совсем удалиться от места схватки, но никаких звуков, кроме биения собственного сердца, Катия, как ни прислушивалась, не обнаружила.

— Ты призрак? — почему-то она даже не удивилась.

— Нет, — голос его зазвенел веселыми нотками. — Весь фокус — в нем. — Мгновение — и он предстал перед Катией в полный рост, а в руках у него был плащ. С одной стороны он был белоснежным, с другой — черным как уголь. — Всего лишь плащ Падаэна.

— А вы и есть тот самый Падаэн? — улыбка получилась вымученной и натянутой. Незнакомец это заметил, потому что стал очень серьезным.

— Я всего лишь Ланцелот. И нам нужно торопиться.

Он накинул плащ белой стороной вверх и в этот раз не исчез. Потом, не спрашивая разрешения, поднял Катию на ноги, очень бесцеремонно обнял и прикрыл плащом.

— Как вы смеете? — спросила Катия скорее устало, чем возмущенно.

— Потом я рассыплюсь тысячей извинений, побрею голову, приму самое страшное наказание, но пока просто поверьте и делайте так, как я прошу: закройте глаза и сделайте несколько шагов со мной.

Катия сомневалась, что у неё это получится, но вдруг сама обнаружила, что под чудесным плащом и боль утихла, и дышать стало легче, и ноги стали слушаться. Первый шаг был неуверенным, но Ланцелот её никуда не торопил. На втором шаге она едва поборола искушение открыть глаза. Она сделала это после третьего шага.

Она как будто бы преодолела тысячи миль и оказалась совсем в другом краю. Перед Катией открывался величественный город: мощеные камнем улицы, аккуратные домики, увитые плющом, маленькие садики возле них. И яркий солнечный свет с безупречно-синего неба, от которого даже стало резать глаза. Катии было так легко, что казалось, если она оттолкнется и подпрыгнет, то может даже взлететь. Ничего подобного вытворять она не собиралась. Тем более приветствовать их с Ланцелотом или же просто удовлетворить своё любопытство высыпали, наверное, все жители городка.

Ланцелот все еще держал над Катией плащ, закрывая от солнечных лучей и любопытных глаз, но теперь уже не прикасаясь, а на вытянутой и согнутой руке. Из-за этого Катия не могла видеть в полной мере, куда они идут, и ей было немного страшно или волнительно. Была опасность или её не было, была ли она пленницей или гостьей, Катия предпочитала держаться поближе к своему похитителю. Волшебные сны иногда могут обратиться кошмаром. Потому, когда к Катии из толпы выскочила девочка, она шарахнулась, как испуганная лошадь. У девочки в руках был не нож, а всего лишь венок из синих цветов. Катия преклонила колени и позволила надеть себе его на голову как корону.

— Это — мир мертвых? — осторожно продолжала она расспросы.

— Это — Авалон, Катия, моя прекрасная дева Камелота.

Что она могла сказать в ответ на такую осведомленность о её делах?

— Оу… — однако она не могла позволить себе долго пребывать в изумлении и молчать. — И в каком же краю находится ваш чудесный… город?

— Везде и одновременно нигде, — уклончиво ответил Ланцелот.

Катия уже начинала понимать, куда он её ведет — к высокому белоснежному замку с острыми шпилями.

Хозяйкой замка, а также некоронованной королевой Авалона, оказалась леди Вивиан — очень красивая, стройная, неземная. Катия так и не смогла определить, сколько же ей лет. На лице и на руках её не было ни единой морщинки. Стан был гибким, а движения — плавными. Но взгляд её ледяных голубых глаз был покровительственно-мудрым, что совсем не свойственно пылкой юности. Еще Ланцелот называл её матушкой. Кроме того, спаситель Катии сообщил, что леди Вивиан известна и в крае Катии как Озерная Леди.

— Правда? — это прозвище Катии ни о чем не говорило, но ради вежливости она предпочла изобразить радостное изумление. Она так и не смогла прочитать по слишком спокойному лицу леди Вивиан, рада она или нет тому, что её сын притащил какую-то чужестранку. Но то, что её присутствию здесь рад Ланцелот, не вызывало никаких сомнений. Не хорошо было говорить так по отношению к собственному спасителю, но Катии он радовался как щенок — появлению хозяина. У неё же самой была прекрасная возможность узнать его получше, и пока она находила в нём только достоинства и никаких недостатков. Он был не просто хорош, а красив так, что дух захватывало: бледное идеальное лицо в обрамлении черных ровных волос. Его лицо напоминало бы статуи римлян, если бы он не улыбался своей белозубой улыбкой и не подмигивал вишнево-черными глазами, точный цвет Катия хотела определить, но не могла: в ответ на каждый её пристальный взгляд Ланцелот прищуривался и отворачивал голову. Однако в этом она не видела кокетства, просто игра, как она играла детстве с… Гвидром…

От этого воспоминания стало слишком тяжело и неуютно. И Ланцелот заметил изменение её настроения.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал он и преподнес еще один сюрприз.

Оказывается, для неё уже была приготовлена комната. Там было все, что нравилось Катии: огромная клетка с певчими птицами, вода с лепестками роз, ваза с персиками, а также книжка с яркими картинками и описаниями дивных зверей.

— Если пожелаешь, то некоторых из них ты сможешь увидеть и даже покормить с руки, — пообещал Ланцелот.

— Когда же? — поинтересовалась Катия.

— Как только Мерлин вылечит тебя. Сейчас твоя болезнь только замерла, но не исчезла.

— Вот как… – все оказалось не так уж и радужно для Катии в этом веселом краю. Она помимо воли прикоснулась к царапине. Та не болела, но никуда не делась.

Ланцелот, приняв молчание Катии за признак усталости, извинился и покинул её на время, но оставил свой плащ, посоветовав накинуть его темной стороной вниз. Так будет безопаснее, заявил он, и яд не будет дальше распространяться. Катия заверила, что не снимет его и даже укроется им, если приляжет вздремнуть.

Успокоенный, Ланцелот ушел. Катия же дождалась, пока его шаги стихнут, просчитала до полста, а дальше действительно накинула на себя плащ, но черной стороной кверху. Если она правильно поняла его свойства, то она должна была стать невидимой. Пока что она не планировала побег, а желала осмотреться. Все здесь было странным и подозрительным, те же персики в начале весны. Хотя в Авалоне было тепло как в мае.

Катия осторожно приоткрыла дверь, за ней никого не оказалось. Можно было спокойно выскользнуть наружу, что она и сделала. Она немного погуляла по замку и, к своему удивлению, не обнаружила ни других обитателей, ни слуг. И все-таки замок не выглядел запущенным. Потом она спустилась вниз и, пройдя небольшой двор, нашла сад и убедилась, что странный город Авалон не подчиняется законам природы.

Здесь днем пел соловей. Здесь рядом цвели нежные крокусы и шиповник, хотя цвести им было положено в разное время. А в шиповнике Катия нашла еще одну странность: на кусте не было ни единой колючки. От исследования шиповника Катию отвлекла чья-то тяжелая поступь и вздохи. Она сама задержала дыхание, чтобы не выдать себя, и замерла. По каменной дорожке, опираясь на клюку, шел старик. Каждый шаг давался ему с трудом, и он кряхтел и стонал на ходу. Плащ работал — старик прошел мимо Катии и даже не обернулся. А вот в правильном городе Авалоне действительно было не все так безупречно. Этот старик имел доступ в королевский сад, но у него были худые карманы. Что-то выпало из одного из них и покатилось к ногам Катии. Это было простое колечко. Из любопытства Катия подняла его, но не нашла ничего примечательного. Хотя даже если бы оно было драгоценным, нехорошо было бы обкрадывать старика. Можно было бы, пользуясь невидимостью, снова положить его в карман рассеянного бедолаги. Только где гарантия, что он снова его не обронит? Тем более, Катии выпал хороший шанс распросить об этом мире кого-то, кроме Ланцелота, который если не врал, то наверняка старался приукрасить достоинства своей родины.

Скинув плащ, Катия крикнула старику:

— Подождите! Вы потеряли!

— А ты нашла? Значит, оно твое, — не оборачиваясь и не сбавляя шаг ответил старик.

Меньше всего Катии хотелось, чтобы потом люди, которых она не знала, обвинили её в мелочности или воровстве. Она быстро подбежала старику и вдруг заметила, что не такой уж он и немощный. Шел он вальяжно, на палку не опирался, а чертил какие-то знаки в задумчивости, спина его была ровной, а возраст трудно было определить из-за длинной густой бороды и косматых волос, закрывавших лицо. Но волосы были абсолютно седыми, так что хоть в этом Катия не ошиблась, а вот в другом глаза снова подвели. Когда она раскрыла ладонь, то обнаружила, что кольцо не такое уж и простое, так как на нём были выгравированны затейливые узоры.

— Что это? — Катия переводила изумленный взгляд то на кольцо, то на старика.

— Удивлена, что с виду простая вещь, поднятая из грязи, может оказаться сокровищем? Ты же и сама все поняла, не так ли…

У Катии вдруг даже дыхание перехватило. Старик словно говорил об Артуре. И сердце сжалось: как он там, жив ли…

— Он жив. О нём есть, кому позаботиться, — старик своим заявлением заставил Катию встрепенуться. Как он понял, о чем она думает? А чтец мыслей тем временем продолжал сыпать загадками. — Странно, что Нимуэ не заметила на тебе печать смерти. Старик прикоснулся ладонью к плечу Катии, как раз к тому месту, где была рана. По телу Катии прошла сначала холодная волна из острых льдинок, потом горячая — из жгучих искр. — Возвращайся к себе, — приказал старик.

Не то, чтобы осознанно, а вроде мимо её воли ноги Катии принесли её в комнату с птицами и персиками. Тело само припало к кровати. Это не было неприятно, но просто странно. Как будто её душа стала вместилищем в другом сосуде и просто наблюдала. Единственное, над чем Катия смогла взять контроль, — это скрутиться клубочком и крепко обнять подушку.

Утром Катия обнаружила кое-что новое, но кое-что пропало. От этого пропавшего — роковой царапины — она с удовольствием избавилась. Зато кольцо старика каким-то образом оказалось на её пальце. И оно пришлось ей ровно в пору.

– Значит, ты уже познакомилась с Мерлином? — спросил позже Ланцелот.

Он сделал вид, что немного расстроен, ведь он лично хотел показать гостье красоты Авалона. Катия согласилась, но с условием, что он расскажет, как ему удалось быть настолько осведомленным об её жизни и интересах.

Вот так она узнала еще об одном сокровище Авалона — озере Атму, предсказывающем судьбу.

— Когда бы я ни смотрел в его воды, там была ты… Ты — моя судьба.

Такое заявление не могло не польстить. И, конечно же, она не могла уступить соблазну самой заглянуть туда.

Сначала на водяной глади она видела только отражения себя и Ланцелота. Она уже готова была упрекнуть спасителя в неудачном розыгрыше, когда вода потемнела. Очень медленно там стали проступать образы: мужчина, девушка… Он обнимал ее, а в руке сжимал нож. Катия узнала отца и себя. Она очень ярко помнила момент, когда последний раз видела отца. Вот только и не подозревала, что он собирался ее убить.

Катия не сдерживала слезы, когда снова услышала: «Просто живи». Ланцелот попытался утешить ее, обнять, но она отстранилась и смотрела дальше.

Отец оставил ее, но когда он выходил из комнаты, Катия заметила тень, метнувшуюся от двери. Отец спускался в какие-то пещеры, о существовании которых под Камелотом Катия даже не представляла. За ним направился и стоявший под дверью человек. Когда он вышел на свет, оказалось, что это лорд Мерсия.

Король Вортигерн сделал шаг и погрузился в темную воду. Лорд Мерсия едва не кинулся к нему, но замер в испуге. Что-то чудовищное утаскивало его господина вниз.

— Вот откуда он знал, что говорил мне отец в тот вечер. И он знал, что отец мертв… Ты понимаешь, отец не хотел, чтобы заговорщики его казнили. Он предпочел гордость позору, — плакала Катия и делилась горем, которое переливало через край. Ланцелот держал ее за руку и слушал, но когда Катия попыталась снова взглянуть в озерную воду, остановил ее:

— На сегодня хватит…

Настроения для прогулки не было, потому ее решили отложить на завтра.

На следующий день стояла прекрасная солнечная погода, хотя Катия подозревала, что на Авалоне — всегда так. Ланцелот выполнял свое обещание показать Катии чудеса, она же свое — спрятать глубоко тяжелые воспоминания. Для конной прогулки Катии запрягли прекрасную, спокойную, тонконогую, белоснежную кобылку с голубыми глазами. Конь Ланцелота был несколько крупнее, серый в яблоках, но тоже спокойный и послушный. Хотя по тому, как он пытался заигрывать с кобылой Катии, покусывая ее, когда предоставлялась возможность, можно было предположить, что он имеет на нее виды. Как, видимо, и Ланцелот на гостью. Он вел себя очень деликатно, но все-таки позволил себе одну вольность.

Леса Авалона только на первый взгляд напоминали леса Англии. Здесь было столько неведомых ранее Катии растений — с разлогими или резными листьями, яркими цветами или сочными фруктами, которые так и хотелось съесть, только Катия сомневалась, съедобны ли они. Ланцелот заверил, что она не разочаруется новым опытом. Зная местную флору, по дороге он срывал для Катии то один, то другой фрукт, так что вскоре они смогли устроить небольшой пикник. В качестве подстилки использовали всё тот же плащ Ланцелота. Спутника Катии совсем не волновало, что он может испачкаться соком или травой, или чем-то ещё. Ланцелот вызвался покормить гостью, разрезав фрукт, похожий на грушу, только необычного темно-синего цвета, протянул его Катии, но игриво отдернул руку, когда она попыталась его взять. Он поднес кусочек к губам девушки, а она, все еще под впечатлением насыщенной прогулки и приятного общества, позволила себя покормить. Для дегустации следующего фрукта Ланцелот предложил Катии закрыть глаза, чтобы лучше ощутить вкус. У Катии было так легко на душе и так приятно было доверять кому-то, что она поддержала развлечение, не находя в нем ничего предосудительного. Сначала в ее рот действительно отправился кусочек фрукта. Он был очень сочным и сладким, совсем немного напоминал любимые персики, но был чуть более терпким.

— А вот теперь — что-то особенное, — было бы смешно ожидать, что вместо лакомства Ланцелот подсунет ей, например, червя. Потому без ожидания подвоха она послушалась его и приподняла лицо в ожидании. Ее губ осторожно коснулось что-то мягкое. Катия не отличалась терпением, когда дело касалось сладостей, поэтому она чуть лизнула новое угощение, но обнаружила, что оно совершенно несъедобно. Она открыла глаза и подтвердила догадку. Её взгляд столкнулся с взглядом Ланцелота. Он сразу же выпрямился, как будто ничего не случилось и предупредил гневный вопль Катии: «Да как ты смеешь» шутливыми извинениями.

— Каюсь! Каюсь! Но ты такая сладкая, что трудно удержаться! — Ланселот вел себя как мальчишка, пойманный на шалости, осознающий, но совсем не признающий свою вину. Он пытался сдержать улыбку, а Катия не собиралась злиться, наоборот, хотела скорее забыть о неловкой ситуации.

— Ты обещал показать зверей.

— Они пока тебя боятся. Чувствуют чужака, но очень скоро ты сможешь любоваться и кормить их, сколько пожелаешь, — Ланцелот беззаботно развалился на боку, подпирая подбородок локтем.

Уже не раз Катия убеждалась, что за любые блага нужно платить. Гостеприимство Авалона не беспредельно, и все ниточки ведут к благосклонности Ланцелота. Она, может быть, и согласна была уступить не сердцем, но разумом, только следовало выторговать для себя еще одну самую важную уступку. Для Катии пикник превратился в самые важные переговоры в ее жизни, и она сделала первый шаг осторожно, словно ступая по тонкому льду:

— Это ничего. Но хорошо бы приручить их до появления Морганы.

Ланцелот не отвечал. Тогда Катия аккуратно сделала следующий шаг:

— Моя дочь… — За что она винила себя больше всего – так это за то, что она отказалась, пока они были единым целым. Если ее судьба — жить с принцем Авалона, то единственное ее условие — он должен принять ее дочь.

— Прости, но ей здесь не место, — прозвучал приговор. Ланцелот не отворачивался, но и не смотрел на Катию.

— Если хочешь любить меня, полюби мою дочь, — она не ожидала, что так скоро придется выдвигать собственные условия и открываться.

— Я готов, но это совсем другое. Ты пока не поймешь. Наверное, нам уже пора домой.

С этим Катия не могла не согласиться. В этот день она открыла еще один фокус Авалона: как далеко бы ты ни отдалился от дома, стоило развернуться — и ты окажешься на самой кратчайшей дороге к своей вотчине. Только могла ли она считать Белый Замок своим домом?

Когда Катии удалось избавиться от общества Ланцелота, она снова отправилась к озеру предсказаний.

— Покажи мне мою дочь! Покажи мне Артура! — просила она. Но озеро отображало ей нечто жуткое и страшное.

Детей вырывали из рук матерей. Некоторые женщины так отважно пытались отстоять своих отпрысков, что прощались с жизнью… Она видела мальчишку лет шести, которого едва смогли оторвать от тела мертвой матери и бросили в клетку. Благодаря продолговатой родинке на щеке, он был довольно приметным. Потом Катия видела корабли, на которые грузили живой товар. Потом другие корабли с хищными зверями на носах и яркими парусами приставали к этому берегу. Потом были воины, численность которых сосчитать было невозможно. Они шли вперед как неумолимая стихия или кара Божия: насилуя, убивая, сжигая на своем пути все. Один из воинов второпях насладился надругательством над пленной девушкой и передал ее по жребию следующему побратиму. Он был очень молод — борода только начинала расти и еще не прикрывала родинку-полумесяц на его щеке.

— Зачем им нужна была тысяча мальчиков? Почему именно мальчиков?

— Стань моим мечом.

Одновременно прозвучали слова Катии и ее отца.

— Если останешься здесь — тебе нечего бояться Великой армии, — произнёс над ухом Катии голос вполне реальный, а не внушаемый озером. Она вздрогнула и, обернувшись, узнала Мерлина.

— А куда я отсюда денусь — прекрасная, но все же тюрьма, — не очень вежливо отозвалась Катия.

— А ты разве пыталась сбежать? И что это: твое желание или каприз рассерженной девочки, получившей отказ? — за бородой не видно было, гневается ли маг или насмехается.

Вот Катия после его слов гневалась. Или же была на грани того, чтобы нарушить правила приличий и высказать старику нечто колкое и наверняка неразумное. Она сжала кулаки, как будто готовясь к драке, но большой палец зацепил два кольца — то, которое ей подарил Мерлин, и то, которое надел на неё Артур, назвав своей женой.

— Если Артур мертв, я должна быть с дочерью.

— Почему ты решила, что он мертв?

Видимо, всеведущий Мерлин не всё знал о событиях в обычном мире.

— Почему же тогда озеро не показывает его мне?

— Может, потому что ты плохо смотришь?

Вода Атму снова потемнела, затем пошла мелкой рябью и на ней появилось светлое пятно. Когда гладь воды успокоилась, то Катия увидела лицо испуганного или удивленного мальчика. Он был в лодке. Вокруг него была тьма, вода, камни. Катии показалось, что она уже видела это место — пещеры, где погиб отец. Но что там было делать ребенку? Мальчик потянул руки к мечу, но взял его совершенно неправильно — за лезвие. Такая беспечность была оправдана: малыш не просто игрался, он передавал меч мужчине, а тот явно был в беде, поскольку, забрав оружие, даже не обратил внимания на то, что разрезал детские ладони. Этим мужчиной был дядя Катии — король Утер, а мальчик… Это был Гвидр!

И вдруг картинка вновь пошла рябью.

— А дальше? Что дальше произошло с Гвидром?! — закричала в разочаровании Катия.

— Смотри сама… — послышалось за спиной.

Вода снова стала гладкой, но рассмотреть в ней что-то оказалось делом сложным. Можно было слегка различить силуэты деревьев, но так, словно они были окутаны туманом. Кто-то брел через этот туман. Когда он подошёл совсем близко, сердце Катии радостно подпрыгнуло.

— Артур! Он идет сюда? Но как он смог найти это место? Ему помог меч из камня? — засыпала вопросами мага Катия.

— Меч, да. Но он, видимо, тебя искал, потому нашел Авалон. Если ваши чувства взаимны, Авалон вас впустит или выпустит. Только вот любовь или ненависть…

— Как мне попасть к нему? — перебила мага Катия.

— Когда-то давно из посоха величайшего злодея был выкован меч Эскалибур. Дама Озера привязала его к кровной линии Пендрагонов. Оставалось еще немного заговоренного металла, как раз для кольца…

— Все это хорошо, но как мне добраться до Артура? — в другой раз Катия с удовольствием бы послушала занимательные истории Мерлина, но в тумане она заметила мелькнувший белый плащ. Даже если Ланцелот благородно не перевернет его и не воспользуется невидимостью, то все равно от его схватки с Артуром не будет ничего хорошего. Пусть меч Артура и считается волшебным, но его хозяин еще недавно был смертельно ранен. Поэтому Катия готова была вытрясти из старика правду.

— Сними кольцо и посмотри через него, — обиженно проворчал старик. Она тут же так и сделала и увидела Артура так, как будто он стоял рядом.

Катия обернулась поблагодарить Мерлина, но позади нее теперь стоял Ланцелот и от его печального лица у любого бы сердце разорвалось. Но, видимо, у Катии не было жалости, а сердце переполняло чувство к другому.

— Прости, — сказала она и сделала шаг к Артуру. Она обняла его и почувствовала, как его руки обхватывают ее поясницу, прижимая к крепкому телу.

— Нагулялась?

— Вернулась, чтобы научить тебя королевским манерам…

Артур отстранил ее.

— Туман… И тот парень… Твой любовник, принцесса?

Туман действительно развеялся. Ланцелот исчез. За короткое время пребывания в Авалоне Катия привыкла к странностям и к этому чуду отнеслась равнодушно, а вот неотесанность Артура все еще продолжала ее возмущать. Она никогда не позволяла себе такого, просто вышло само собой. Рука поднялась, замахнулась, правая ладонь загорелась от пощечины, нанесенной по наглой роже бестолкового мужа.

— Давай, давай! Можешь прямо здесь начать раскладывать костер, чтобы сжечь меня. А я тебе помогу. Лучше умереть невинной мученицей, чем жить с таким дураком. Или нет! Подозревай! Мучайся! Но недаром! — она развернулась и закричала, в сколько мощи хватало горлу. — Ланцелот! Ланцелот! Вернись! Теперь я сделала выбор! Я буду с тобой!

— Похоже, он рад, что от тебя избавился. Что-то он не особо торопится.

Катия доказала, что левой тоже может нанести неплохой удар. Ее правая рука требовала реванша, но Артуру удалось сковать движения Катии, схватив за предплечья. Извиваясь и пытаясь пнуть его, она делала все, чтобы вырваться.

— Отпусти!

Не то, чтобы Артур ее послушался, отпуская ее левую руку. Просто теперь он смог перехватить затылок Катии. Она успела пару раз стукнуть его кулаком в грудь, когда он прижался губами к ее губам. Да что там прижался — этот поцелуй нельзя было и рядом поставить с почти невинным касанием Ланцелота. Пользуясь тем, что она стала задыхаться от борьбы, он начал действовать языком и мог бы его уже лишиться, если бы Катия неожиданно для себя не начала действовать также нагло в ответ.

Даже когда Артур завалил ее на землю, она только шире развела бедра, пропуская его между ними. А он вдруг остановился, замер в нерешительности.

— Начал, так действуй, — крикнула Катия и потянулась к его штанам, намереваясь стянуть их вниз.

Артур не замедлил воспользоваться ее одобрением. Но только это не он брал ее, это она вбирала его в себя, поглощала, насыщалась его силой. Она выгибалась, чтобы захватить больше его естества, хищно, обхватив ногами, давила пятками на поясницу, а потом как-то умудрилась оказаться сверху… Дракон победил медведя.

Хорошо, что для объяснений им не понадобилось слов. Зато теперь все стало просто и ясно. Если где-то и существовал Авалон, мир гармонии и покоя, то это между Катией и ее мужем. Она не помнила, когда ей было так хорошо и спокойно. Артур это тоже чувствовал, иначе почему бы он как-то невпопад, перебирая ее волосы, произнес:

— Как на море после бури…

— Я никогда не видела моря, — призналась Катия.

— Я покажу тебе, — пообещал Артур, и она согласилась, не смея сомнениями омрачать чудесный момент. Артур напомнил, что они не могут оставаться тут вечность, как бы ему ни хотелось.

Катия промолчала, что дело не в месте, а в них самих. Дорога не казалась утомительной, хотя Катия и не знала, куда направляет коня. Оказалось, что они ехали к морю: безбрежному, волшебному, самому невероятному чуду. Артур смеялся детскому восторгу Катии, когда она, сняв туфли, пыталась отскакивать от набежавших волн, а потом пыталась догнать волну, когда она откатывала. Когда ему надоело, он поймал неугомонную жену, пытаясь ее оттащить, а она чуть ослабила их объятия, разворачивая его ладони. Его ладони поперёк линии жизни пересекали шрамы, похожие на вторую линию судьбы. Судьбы, приведшей их друг к другу.

@темы: Артуриана, ФБ, Любимая графомань

---

Часть 1.

Название: Дракон и медведь
Канон: Меч короля Артура
Автор:  Roksan de Clare
Размер: макси, 17574 слова
Пейринг: Артур (Чарли Ханнем) / Катия (Милли Брейди)
Категория: гет
Жанр: драма, романс, экшен, мистика, мир меча и магии
Рейтинг: R
Краткое содержание: В решающий момент король Вортиген не смог пожертвовать дочерью. Судьба девушки в руках нового короля и его советников. Выбрано оптимальное решение, с которым ей приходится согласиться — но не смириться. Не веря, что новый король является истинным наследником Пендрагонов, Катия считает себя последней из рода
Иллюстрация: коллаж Связанные
Примечание: альтернативная история в духе оригинального канона, но использованы некоторые мотивы Артурианы и истории Англии
Предупреждения: AU

— Зачем им нужна была тысяча мальчиков? Почему именно мальчиков?

Королеве было не по себе на аудиенции короля и его совета и северных воинственных гостей. Круглый выступающий живот выдавал её особое деликатное положение. Не считая служанок, подносивших еду и питье, она была единственной женщиной на этом собрании. Ей с детства внушили, что там, где мужчины обсуждают важные дела, женщинам положено молчать, и подавать голос только тогда, когда к ним обращаются. Может, отец хотел от неё совершенно другого, когда требовал от неё присутствия на всех решающих советах, на которых Катия откровенно скучала? Она жалела, что не вникала в то, что происходило, а предпочитала игры и шалости, которые, чем она становилась старше, тем более раздражали отца. Но как не похоже было все происходящее на строгие, полные достоинства приемы отца, когда он, гордо восседая на королевском троне, решал важные государственные дела. Он делал это сам! Не опираясь на чье-то мнение. Тем более на мнение каких-то мужланов.

«И вообще! Это не королевское собрание!» — Катия держала лицо, но в душе негодовала. — «Это сборище бандитов в притоне! Хотя чему удивляться, зная, откуда явился узурпатор!».

Сэр Персиваль уплетал мясо в то время, когда его король произносил речь. Конечно же, это могло считаться верхом неуважения, но никому не было дела. Даже сэру Бедиверу, который был старшим в этой несуразной компании, а соответственно, более умудренным. Тот, кто должен был служить залогом порядка, сам же вел себя не совсем достойно, усевшись на край стола. Да и сам Артур вел себя вовсе не с достоинством короля. Он не сидел на месте, жестикулировал, выходил навстречу этим жутковатым викингам, как будто после этой встречи они стали его закадычными друзьями. Половина стола была свободна, потому стоило ожидать, что новых союзников пригласят разделить пищу. Какая беспечность! О таких друзьях отец говорил, что следует держать их близко, на расстоянии острия меча. Но никак не брататься! Раскрывая руки для объятий, в рукаве они могут прятать нож. Правда, кому было дело до мудрости исчезнувшего короля. Если бы Катия услышала хоть одно дурное слово против короля Вортигерна, она бы выступила на его защиту. Однако Артур не спешил поносить предшественника. Он его даже не упоминал. Только по его словам получалось так, что все, что делал и решал Вортигерн, было неправильным.

Даже не так! Эти пришлые желали, чтобы даже память о прошлом короле исчезла, как исчез он сам. Пришлые были живучие как сорняк или как упорный плющ, лезущий вверх несмотря ни на какие преграды и разрушающий стены крепкого замка. И как с ними бороться, если опыта маловато, а руки и голос слабы? И все же, её услышали…

— Миледи, вам нехорошо? — полушепотом спросил сэр Уильям. Из всего собрания он вел себя наиболее спокойно и благородно, больше слушал, чем говорил.

Катия неопределенно кивнула — и в этом жесте не было ни лжи, ни правды. Ребенок усиленно пинался, как будто раньше срока собирался вырваться наружу.

Артур замолчал, а неловкую паузу вдруг заполнил громогласный голос гостя.

— Может, ваши женщины сразу по трое рожают, госпожа? — заявил седобородый северный гость. — У вас товар — у нас есть куда его пристроить. И ваша казна полна, и мы не в убытке.

— Так больше не будет! — снова вступил в переговоры Артур.

Почувствовав, что кто-то помогает ей подняться, придерживая за локти, Катия позволила ему это сделать и обернулась. Это был сэр Уильям. Ей бы хотелось сказать «верный сэр Уильям», но, как и все в этом зале, он был сторонником Артура, а услужливость к Катии была лишь знаком вежливости.

Сэр Уильям фактически из рук в руки передал свою королеву одной из её фрейлин — Кей, которую вряд ли можно было величать титулом леди. Как оказалось, Катия ошиблась, считая себя единственной женщиной на совете. Эта наглая особа Кей стояла где-то за спинами — наблюдала, слушала. Огромная честь для женщины с весьма сомнительной репутацией оказаться в свите королевы. Чего хотел добиться этим Артур? Унизить дочь врага? Показать, что её место теперь — среди женщин публичного дома?

Катиа проговорила слова извинения, спрашивая разрешения удалиться. Кажется, никто не собирался её останавливать. Почти насильно, почти добровольно Кей выводила свою хозяйку из зала. Меньше всего Катия желала бы принять помощь от этой женщины. Только чтобы сохранить хоть какие-то остатки былой грации, её локоть был просто необходим.

— Осторожней, госпожа, — предупредила о ступеньке неугодная служанка. — Вы сегодня такая бледная. Всё время молчите. Не заболели?

— Больше чем полгода уже больна. Заражена сорным семенем, — лениво огрызнулась Катия. Это было уже почти развлечением: указывать место и надеяться вызвать раздражение у новых служанок. Если бы они начали дерзить в ответ, тогда она прогнала бы их с легким сердцем и никакими приказами или уговорами не позволила бы больше приблизиться к себе. С юной, вечно перепуганной, почти безответной Гарет игра была довольно скучной, а вот с Кей напоминала поединок. Не стоило расслабляться и опускать щиты, ведь враг не упустит возможности этим воспользоваться.

— Вы хотели знать, зачем Вортигерну нужно было каждый год избавляться от тысяч и тысяч мальчиков? — негромко произнесла Кей. — Ему важно было, чтобы исчез один. А он выжил. Тот самый сорняк…

Катия вскрикнула, но не от возмущения, а от волны боли, прокатившейся от поясницы до низа живота и ставшей нестерпимой.

— Что ты ей сказала? — грозно накинулась на обидчицу королевы Элейн — одна из её первых фрейлин, бывшая при Катии, когда она еще была принцессой.

— Я все еще здесь! — осадила Катия верную подругу, забывшую об уважении в своем желании защитить.

Хотя есть ли в их время понятие «верность»? Утром Катия наблюдала, как Элейн перемигивалась с еще одним приспешником Артура — сэром Тристаном. А в душе её хозяйки занозой саднила боль от предательства Мэгги.

Для Катии Мэгги была более чем наставницей и подругой. К тому же принцесса оказалась достаточно наблюдательной, чтобы заметить, что отец ценил эту женщину более чем умную и ловкую служанку. Он оказался обманут её добротой, пониманием и мнимой преданностью. Также как и Катия, которая совсем не возражала, чтобы однажды Мэгги стала для отца больше, чем любовницей. А Мэгги все эти годы, улыбаясь и протягивая правую руку, в левой за спиной держала нож. Ждала удобного момента… Планировала заговор… Однажды она пропала, и именно так отец объяснил её исчезновение. Он не хотел вдаваться в подробности, что там произошло, и как дальше сложилась судьба Мэгги. Катия же не стала бередить его рану, сделав вид, что готова легко забыть предательницу, выбросить из головы и из сердца. Она помнила, как становился печален отец, когда она еще ребенком расспрашивала его, куда делись мама и Гвидр…

Боль, которая было начала отступать, накатила снова. Казалось, что внутри её тела катился вниз огромный камень, а острая пика пробивала позвоночник. Катия едва не взвыла и посчитала не зазорным чуть ли не навалиться на Кей, чтобы не сползти на пол. Та выдержала, к тому же ей пришла на помощь Олвейн, еще одна из её подруг по прошлой жизни.

— Все хорошо, — успокаивала Кей.

Если бы она или кто-то другой из свиты добавили: «Через это проходят все женщины», то Катия точно бы взвыла и зарычала как разъяренный зверь.

***

Всего только одну ночь Катия и Артур делили ложе.

«Через это проходят все женщины. Никто пока не умер», — напутствовала и подбадривала Катию накануне важного события завершающего брачную церемонию одна из ее подруг Олвейн.

— Если не зажиматься, то может даже быть приятно, — советовала Элейн, и, смутившись, осекшись, добавила, — мне так говорили.

Самое забавное, Артур не собирался требовать от жены близости. Что стоило поддаться на его уловку и изобразить, что все было, когда на самом деле ничего не было? Наверно, Катии просто претило пойти на сделку с врагом. Еще голос отца — верный признак сумасшествия — после пережитых тревог говорил в её голове. Еще страх какой-то непонятной ей ловушки… Еще… Неважно, чем она руководствовалась, заставив Артура завершить брачный договор. Он не стал отказываться.

Потом, когда все закончилоь, растерянная Катия, напрасно оглядывала пол возле кровати, пытаясь найти свою пропавшую неизвестно куда сорочку, чтобы скрыть наготу. Занятие казалось довольно глупым, так как после всего происшедшего никаких секретов на её теле для мужа не было. И все же Катия была в смятении. Несомненно, Артур познал не одну женщину, был опытен в постельных забавах и, как оказалось, не эгоистичен, чтобы думать только о своем удовольствии. Но он не был колдуном, чтобы очаровать Катию настолько, чтобы она забыла, что он — тот, кто отнял у неё все. То, что произошло между ними, было не просто приятным. Несмотря на некоторую боль, ей не хватило совсем немного, чтобы почувствовать восторг полета птицы. Сердце еще не вошло в свой привычный ритм, а Катия уже начинала себя ненавидеть за слабость к похоти и распущенность, которую раньше в себе не могла и предположить.

— Такая горячая. Такая жадная и требовательная, — Артур по-свойски положил Катии ладонь на поясницу и даже попытался сжать то, что находилось ниже.

Она вскочила, как будто он не приласкать пытался, а ударить кнутом. Зато нашла отлетевшую на несколько ярдов сорочку и проворно её надела.

— Достаточно! Брак заключен! Больше не надо притворяться!

— Ах, так! — Катия через плечо покосилась на мужа. Тот даже не думал прикрываться, вальяжно раскинувшись на кровати. — Если ты так дотошно относишься к нашему договору, то будь добра выполнять его до конца.

— Что еще? — хрипло проговорила она, все еще не поворачиваясь.

— Когда-нибудь мне понадобится законный наследник.

Катия не нашлась, что ответить. По закону она теперь была чуть ли не его собственностью. Король вправе требовать от неё исполнения долга, чтобы она об этом не думала.

— Как прикажешь, — нашла в себе силы проговорить Катия, и её плечи и голова предательски опустились.

— Иди в кровать, — он и приказал. А потом, видимо, наслаждаясь потерянным видом Катии, загнанной, как зверь в ловушку, добавил: — на сегодня было достаточно. Не бойся, больше тебя не трону, если сама не начнешь приставать. Или думаешь всю ночь так простоять?

Вот это было бы точно глупо. Тем более Катии уже нечего было защищать от этого несносного типа с манерами и деликатностью медведя. В то время как Артур занимал большую часть кровати, она скромно пристроилась на самом краю, повернувшись спиной к мужу, чтобы не видеть самодовольного выражения на его лице. Ей надо было подумать, как договориться с узурпатором, чтобы получить толику свободы. Тогда… Катия не могла сказать, что будет «тогда».

«Папа! Папа! Что мне делать?» — взывала она. Но голос единственного родного ей человека молчал.

К счастью для Катии, Артур согласился практически со всеми её условиями и выдвинул только одно свое: к себе в свиту она возьмет двух его протеже, при этом старые фрейлины могут остаться при ней. Катия не противилась, хоть и понимала, что новенькие будут при ней скорее шпионами, а не наперсницами. В свою очередь, она вытребовала себе право выгнать любую из них, если они проявят неуважение к ней как к хозяйке. Артур не нашелся, что возразить.

Обозначив правила, Катия решила проверить границу той свободы, которую предоставляли ей захватчики. её дом, её родной Камелот, несмотря на новую власть, все еще стоял, только штандарты с золотым соколом короля Вортигерна уже сняли. Зато новый король оказался достаточно честолюбив, чтобы вывесить свои знамена, вот только голову с собственным гербом он не ломал. Артур — значит медведь. Вот и красовался теперь на единственном пока что в замке штандарте шагающий увалень.

Увидев такую картину, Катия презрительно фыркнула:

— Он желает показать всему миру, что пришел самозванец? На гербах Пендрагонов никогда не было никаких медведей. И у короля Утера никогда не было сына по имени Артур.

Единственного ребенка короля Утера и леди Игрейны, друга Катии по детским играм, её кузена и обещанного ей мужа, звали Гвидр. Многое что могло забыться — их ссоры и совместные радости, маленькие секреты, — но не это. Отец сказал, что Гвидр никогда больше не вернется. Отец никогда не врал. И это Катии следовало доказать.

— Это Люси дала ему имя Артур, — Катия даже удивилась, услышав голос своей новой дамы. Катия подозревала, что она немая. В отличие от статной остроязыкой черноглазой смуглянки Кей, кипевшей жизнью, белокурая, миниатюрная Гарет, с её светлой кожей, тонкими острыми чертами лица, больше походила на эльфа, заблудившегося в мире людей. Несмотря на то, что Артур вытащил её из трущоб, девушка оказалась довольно разборчива. Элейн поведала как забавную историю, что Гарет ни в какую не хотела идти в королевскую свиту, предпочтя должность посудомойки на кухне. В первый же день, перебив часть посуды и чуть не устроив пожар, она была выдворена оттуда с прозвищем «Белоручка» и все же прикреплена к Катие, хотели ли они обе этого или нет. Можно было только представить, как она смогла выжить в трущобах, но то, что она слишком восторгалась Артуром, не могло остаться незамеченным. Она с такой нежностью говорила о его прошлом и знала столько подробностей, хотя вряд ли по возрасту могла наблюдать их собственными глазами. — Он был завернут в медвежью шкуру и похож на медвежонка.

— Скажи, он спал с тобой? — прервала её Катия, точно не нуждавшаяся в подобных откровениях.

Гарет вздрогнула и словно на мгновение потеряла возможность дышать. И тут в разговор вступила Кей:

— Не все рождаются в золотых колыбелях. Но и счастливчиков судьба может бросить в грязь.

— О ком ты? — решила добавить и свое слово Элейн.

— Конечно же, о короле Артуре, — нетерпеливо прервала Катия зарождающуюся стычку. В её ближайшие планы не входило быть арбитром в ссоре собственных дам. Ничто так не проясняет мысли и не разгоняет тоску, как конная прогулка. Лламрей, серая кобылка, не знавшая другого седока, кроме Катии, после того, как её приручили к седлу, уже застоялась в стойле.

С поручением к конюху была специально отправлена Белоручка — просто проверить, как быстро она справится с таким легким заданием. Новость, принесенная Гарет, ввела Катию в замешательство: Лламрей была занята, как раз сейчас её объезжал сам король.

Катия не подумала внести в их договор с Артуром пункт о единоличном владении Лламрей. Это было как-то вполне естественно и безоговорочно. Недоразумение требовало выяснений. За этим, сопровождаемая свитой, она и отправилась к мужу.

Одно удовольствие было смотреть, как упрямилась Лламрей под незнакомым всадником, но Катия пришла не злорадствовать, а отвоевывать свое. Однако Артур вернул ей её же аргумент: на конюшне достаточно лошадей.

Глупец требовал урока. Когда Катия потребовала подготовить для неё отцовского жеребца по имени Кабал, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что делает.

Кабал был воистину великаном среди своих сородичей. Угольно-черный, без единого светлого пятнышка, конь казался грозным и неукротимым. Это впечатление было обманчивым. Кабал был достаточно смирным… Если только рядом с ним не было других лошадей.

Пока конюх разогревал жеребца, Катия с досадой наблюдала, как смиряясь, её Лламрей становится все более послушной. Настало время и Катии показать свои навыки.

Непривычно было только десяток первых ударов сердца. Катия была уверена, что никто даже не заметил несколько мгновений её нерешительности. Она ловко задавала ритм скакуну и заметила интерес Артура. Пока никто не успел предупредить короля о привычках вороного коня — любимца прошлого короля, Катия ударила его в бока, через плечо крикнув:

— Поймай, если сможешь.

Расчет оказался верным. Чуть оглянувшись, Катия заметила, что Артур бросился в погоню. И если бы она пожелала, то навряд ли он одержал бы победу в этом состязании. Дорога и все её препятствия были ей хорошо знакомы: с холма — резко вниз, потом вверх, разлапистый корень, через который Калеб легко перепрыгнул. Зато ветвь развесистого дерева чуть не наказала отчаянную всадницу за самонадеянность: если на Лламрей достаточно было слегка пригнуться, то на Калебе Катии пришлось чуть ли не к его гриве припасть. Избежав опасности, всадница еще более поддалась азарту. Артур преодолел все препятствия и продолжал преследование. У Катии мелькнула шальная мысль, что пожелай она выманить его и сдать врагам — лучше момента не найти. Впрочем, если не ловушку, то одно испытание захватчику — а еще, как оказалось, конокраду — предстояло пройти. Катия перестала подгонять коня. Артур, уверенный, что загнал противника, настигал. Они почти поравнялись, и вот настало время дать волю лошадиной природе.

Калеб означало «заговор». Королевский конь был особым, но особым не статью. Он был одиночкой, презирал своих собратьев и держался всегда особняком. А тем более он был разгорячен гонкой. Когда рядом с ним оказался его сородич, он, не подчиняясь удилам, вывернул шею, прижал уши и попытался куснуть соперника.

Лламрей означало «взбрыкивающая». Катия знала, что лошадь под Артуром не останется в долгу и, вильнув крупом, ответит на покушение. И это испытание фальшивый король не прошел, вылетев из седла. Правда, Катии самой пришлось испытать толику напряжения после резкого разворота Калеба. Но желудок от ужаса сжало совсем не от этого.

Катии никогда не доводилось видеть ярость лошади. Задние ноги Лламрей взвились вверх в резком рывке. Катия знала, что будет, а Артур нет. Удержаться в седле у него не было шансов. Он и не удержался. Упал на спину, и, в общем-то, довольно удачно — шею точно не сломал. Только на этом его злоключения не закончились. В Лламрей словно вселился демон. Она, вильнув задом, крутанулась и взбрыкнула снова, случайно или нет, едва не задев поверженного всадника. Следующий миг показал, что била лошадь намеренно и прицельно. Подпрыгнув, лошадь ударила снова, теперь точно целясь в голову.

Катия закричала. Только невероятной ловкостью и везением Артур увернулся от разящего копыта, откатившись в сторону. Не сумев убить врага, лошадь дальше действовала самым естественным для неё образом — бегством.

Лошадь стремительно улепетывала с места преступления. Артур медленно вставал — но все же ноги-руки его были на месте и шея не свернута. Катия, не отрываясь, смотрела на него.

— Фуууух… Неплохо… Тебе почти удалось стать вдовой… — тяжело выдыхая, посетовал Артур. — А дальше что?

Ответа не последовало. Как будто в истошный вопль ушел весь голос, и горло теперь, как ни сжималось, не могло выдавить ни звука. Руки дрожали, но пальцы намертво вцепились в повод. Катия приходила в себя и удивлялась: каким-то неимоверным усилием ей удалось удержать Калеба, отвести его в сторону от взбесившейся любимицы. Она все время была в безопасности, но чувствовала себя такой разбитой и потерянной, словно это над нею только что вознеслись копыта Лламрей.

— Хорошо, что все хорошо. Со мной. А ты как?

— Да… В порядке, — выдавила из себя Катия, голос получился неёстественно высокий и тихий, как писк мышонка.

— Вот и ладно, — примирительно сказал Артур. Он подходил все ближе, шел слегка прихрамывая, но все-таки уверенно, а потом после всего показал удивительную ловкость, быстро забравшись на коня позади Катии.

Его руки, взявшие повод, в сущности, обнимали её талию. Калеб тронулся, никто его не подгонял, просто направлял обратно к дому. С каждым его мерным движением, тела всадников, которые и так почти прикасались, теснее прижимались друг к другу. После пережитого страха Катии было спокойно и одновременно тревожно. Словно при каждом сближении кожу пронзали меленькие искорки, такой чувствительной она стала, как будто на обоих не было одежд или, наоборот, одежды мешали.

Оставалось надеяться, что Артур не заметил глубокого дыхания спутницы, а если и почувствовал это, то списал это на пережитый ею страх. Конечно, все происходило слишком быстро, но, как и в первую их совместную ночь, Катия в мыслях бичевала себя за то, что не могла контролировать непонятное волнение перед незнакомцем. Или все же не таким уж и незнакомцем? Может, меч в камне действительно указал на него, того, кто жил в её памяти грустным добрым призраком?

Обернувшись так, что чуть шея не вывернулась, Катия попыталась взглянуть на мужа, отыскивая знак, позволивший бы ей утвердиться в том, о чем говорили все.

Артур приподнял и опустил брови, без слов задавая вопрос: «Что?».

— Я вспомнила, как в детстве мы с братом почти также чуть не подрались из-за игрушечной лошадки, — Катия снова повернула голову в обычное положение, показав Артуру затылок.

— И кто победил? — последовал естественный вопрос.

— Я. Хотя мне кажется, что мой соперник мне уступил, — если Артур и не мог увидеть подступившие слезы, Катию выдал дрогнувший голос.

— Мне жаль, — сказал он. — Я не знал, что у тебя был брат.

«Конечно, не знал! — хотелось ответить ей. — Потому что ты — не он. Ты — не Гвидр».

Их уединение подходило к концу. Их настегал отряд, отправившийся на поиски сбежавшей королевской четы. Кто-то из них оказался достаточно проворным, чтобы поймать Лламрей. Или же глупышка сама бежала туда, где как ей казалось, она будет в безопасности.

— Ты должен показать Лламрей, кто её хозяин. Заберись на неё снова, — может, и не нуждался Артур в таком совете. Это было даже не наставление, скорее благословение. Артур благородно не стал упрекать Катию за её неудачную шутку, едва не стоившую ему жизни. Он заслуживал благодарности. А Лламрей, безусловно, заслуживала наказания…

— Я запомню. Это ведь не только с лошадьми действует.

От бесцеремонной наглости этого несносного человека Катия даже сбилась с мысли. В отличие от мужа, ей привили такт и воспитание, чтобы оставить его реплику без ответа. И все-таки хорошо, что приближающаяся свита была далеко, а к Артуру она находилась спиной. Она почувствовала, как кровь прилила ей к лицу, наверняка от возмущения, но у неё было время собраться с мыслями, подумать совсем не о том, на что наверняка намекал Артур. Подумать о Лламрей… Она, безусловно, заслуживала наказания. Только Катия никогда бы не позволила её тиранить. Тем более, если бы король решил, что лошадь дикая и непокорная, что попытки её приручить — пустое занятие. Но он не посмеет избавиться от неё, если она будет отдана ему как дар.

— С ней нужны терпение и ласка, — продолжала Катия.

— Я запомню, — пророкотал над её ухом Артур, и Катие показалось, что он опять говорил не о лошади. Она сделал глубокий вдох, прежде чем закончить свою речь. Она вспомнила древний обряд, когда селения после долгих войн приходили к соглашению и заключали договор, подкрепляя его особым даром — животными, которые считались священными, а потому их не трогали, чтобы не гневить богов.

— Она — твоя. Это моя Корова мира.

Артур засмеялся, не зло, но заразительно. Катия и сама понимала, как необычно это прозвучало — лошадь-корова — и тихонько засмеялась вместе с ним.

Она вдруг получила надежду пусть не на любовь — в благородных династиях такой брак, какой был между её родителями, был великой редкостью, — а скорее на спокойствие и доверие.

Приключение, начавшееся с обиды и желания реванша, неожиданно стало приятным. Оно напоминало сон. А что есть сны, как не кратковременная иллюзия.

Иллюзия Катии развеялась тем же вечером. Все оказалось обманом: и желание нового правителя позаботиться о судьбе несчастной сироты, и стремление устранить возможность гражданской войны. Для них это было такой же мелочью, как и её чувства. Им нужна была земля! её земля! Но как же красиво они сплели сети лжи!

На королевском совете необходимо было присутствие Катии для решения какого-то важного и безотлагательного вопроса. Она восприняла новость тревожно. Зачем она нужна? Что могла подсказать искушенным мужам? Что разумное она может сказать мудрым мужам? Или же они хотят принудить её к чему-то противному. Они могли потребовать у неё отречься от отца. Этого Катия никак бы не позволила, ни под уговорами, ни под пытками.

Стоит ли гадать, если сама в скором времени все узнаешь. Чтобы не терять время понапрасну, а заодно отогнать тревогу, Катия занялась выбором наряда для грядущего собрания. Оказалось, что все её платья совершенно не подходят к её новому статусу замужней женщины, королевы. Ушла пора беспечности, нежных цветов и распущенных кос. Как ни крути, это неизбежно как приход за весной лета. Отвергнув несколько любимых платьев, Катия выбрала то, которое ни разу не надевала, так как оно выглядело слишком мрачным и строгим. Оно было цвета запекшейся крови, со скромной золотой вышивкой на рукавах и вороте. Олвейн уложила волосы хозяйки вокруг головы в прическу, напоминающую корону, а Кей поднесла зеркало. В его отражении Катия увидела незнакомку с чертами лица и фигурой как у неё. Она казалась такой взрослой и смелой — как прекрасный воин, готовый к любым испытаниям. И эти изменения ей нравились.

В тронный зал Катия входила уверенным шагом и, как бы ни было трудно, со сдержанным любопытством. Хотя теперь его следовало называть, наверно, Залом круглого стола. Холл казался несколько меньше из-за этого массивного предмета мебели. Стулья вокруг него были все одинаковые, так что оставалось загадкой, как кто узнавал, где его место. Может, по какому-то счету от короля, а король сам решает, где он сядет. Как ни пыталась Катия отыскать взглядом великолепное королевское кресло — не смогла. Зато свое место на совете нашла быстро. Все стулья были заняты, кроме одного, по правую руку от Артура. Несомненно, честь для женщины, пусть и королевы, если бы за этим не стоял какой-нибудь подвох.

Подвоха не было. Была дверца ловушки, которую узурпаторы церемонно и с пафосом захлопнули за спиной пойманной жертвы.

С той же беспристрастностью, с которой сэр Бедивер рассказывал Катии о двух путях её судьбы — замужестве или монастыре, теперь он оповещал её и присутствующих о волнениях в одной из провинций — Уэльсе. Хотя, со слов Бедивера, Уэльс не был провинцией. Это было королевство, но пока без правителя. Бедивер все подробно объяснил, скорее для неё, чем для присутствующих. Последний король Уэльса не оставил после себя сыновей. Его наследницей стала единственная дочь Эльза, мать Катии. Однако принцесса, еще в раннем возрасте обрученная, а позже ставшая женой одного из принцев Англии, больше ни разу не ступала на землю своего королевства. Отказалась она покидать мужа и потом. Печальные события для Уэльса давали возможность Англии объединить два королевства путем брака между следующими наследниками Уэльса и Англии.

Катии было горько, хотя она вроде бы радоваться была должна. Но было гадко, словно по её с любовью взращенному палисаднику потоптался отряд солдат. её детская дружба с Гвидром оказалась всего лишь политическим союзом. Ничего удивительного, просто давно следовало забыть сказки и смыть радужную пелену с глаз. Только себя стоило винить, что она не желала знать таких элементарных вещей. Она хотела спросить, а что бы случилось тогда или несколькими годами спустя, если бы у её родителей родился еще ребенок — мальчик…

Она промолчала. Сэр Бедивер провозгласил, что теперь все зависело от Катии: принять, или эта ноша окажется для неё слишком тяжелой.

— Я не собираюсь отказываться от того, что мое по праву, — сказала она твердо и непреклонно. А пальцы до боли сжали подлокотник — нельзя выдавать свои чувства! Нельзя!

Именно такого ответа от неё и ждали. Дальше речь шла о налогах, о смуте на юге, о настороженных соседях. Катия слушала вполуха. Душой и мыслями она уже была в Уэльсе. Катия старалась сохранять невозмутимый вид, но, после данного согласия, вряд ли она кому-то была интересна. Может, только тому, кто желал получить от неё еще большую благосклонность.

— Катия, — Артур впервые назвал её по имени.

— Ваша милость… — впервые Катия назвала его уважительно, как положено по его нынешнему титулу.

— Я не лгал тебе.

— Но и правду не говорил. — Катия осеклась: если она хочет выжить, обмануть и наказать обманщиков, ей следует сдерживаться, показать им, что она наивна и безопасна. — Конечно же, для моего блага.

Получилось не очень искренне. Артур нахмурился. Затевать ссору, когда на них обращено столько глаз, было не разумно. Катия не заметила, что непроизвольно ускорила шаг. Артур тоже пошел быстрее, и они слегка оторвались от свиты.

— Снова пытаешься сбежать, принцесса?

Она остановилась и замерла, когда он коснулся её локтя. Как же ей хотелось развернуться и наградить его звонкой пощечиной. И все же она взяла себя в руки и вспомнила уроки Мэгги, которая пыталась привить девочке-сорванцу немного манер: «Женщинам не надо драться и размахивать кулаками, чтобы доказать свою силу. Будь мягкой как вода и нежной как шелк — и любой силач падет». Та девочка попробовала новый опыт на отце — и была восхищена результатом.

Все это было в прошлом, и все же… Вода сносит плотины, а шелк гладок и крепок, так что им можно и удушить…

— Я немного растеряна. Я думала, Уэльс — всего лишь дальняя провинция Англии… И вдруг… — тихо проговорила он и как бы невзначай приложила ладонь к груди Артура — как раз там, где должно было биться сердце. Потом она усилила голос, так, чтобы те, которые шествовали позади, слышали. — Ты же позволишь мне и дальше принимать участие в советах Круглого стола, как вашей королеве и хозяйке Уэльса? — дальше она снова заговорила тихо, как дышала, просто произнесла одними губами. — Я буду благодарна.

— Этой ночью, — ухмыльнулся её муж, придвигаясь почти вплотную.

Катия не ответила, просто опустила ресницы, что вполне можно было принять за согласие. Она отступила, Артур её не преследовал. Он стоял с таким видом, словно уже представлял её голой. Она представила его лицо, когда его распутные желания не осуществятся. Оно будет такое же кислое, как сейчас у сэра Бедивера?

В её покоях Катию ждал сюрприз. Милая Олвейн, желая подбодрить подругу, раздобыла целую миску сочных спелых вишен. И Катия щедро приказала отсыпать половину для мужа.

— Я же обещала его отблагодарить.

С этим подношением она отослала к нему Кэй, а Гарет пошла вслед за нею, чтобы сообщить Артуру, что этой ночью и несколько последующих ему закрыт вход в спальню Катии по самой естественной женской причине.

Теперь можно было лакомиться вишнями и болтать с подругами, как в старые добрые времена.

— Но это же ложь, — опасливо предупреждала Олвейн. — И это небольшая отсрочка. А что ты скажешь ему дальше?

— Это отсрочка на несколько месяцев. Ты не знала, что через два дня наш король покидает Камелот? Норманны после смены власти решили, что могут захватить север.

— И, может, норманны избавят нас от короля, — неудачно попыталась поддержать Катию Элейн, за что и была осаждена упреками.

— Не говори глупости!

— Сама не знаешь, что несешь.

Почти разом воскликнули Олвейн и Катия. Не то, чтобы она желала здравия мужу, но перспектива оказаться во власти северян, когда она беззащитна, пугала её гораздо больше вынужденного брака.

— И все же? Что дальше? — продолжала настаивать Олвейн.

— Что-нибудь придумаю, — Катия в задумчивости слизнула с пальцев вишневый сок. Ей бы только добраться до Уэльса, а там она найдет союзников и сумеет разорвать противный ей союз.

Все случилось не так, как желалось. И все, опять же, из-за Артура. Когда он вернулся с победой в Камелот, его уже ждало важное известие. И он не собирался упускать возможность вывести жену-обманщицу на чистую воду.

— И как это понимать? Ты хлопнула перед моим носом дверью, утверждая, что у тебя течет кровь. Тогда откуда ребенок? Как ты собиралась выкручиваться?

Еще ни разу Катия не видела мужа таким злым. Но он желал говорить с нею наедине, а значит, не хотел предавать огласке их ссору. Выкручиваться она не собиралась. К тому же, по первому взгляду определила, что Артур знал о её положении, еще даже не заехав в ворота Камелота.

— Зачем оправдываться? Ты и сам прекрасно знаешь, как все произошло. Ты требовал от меня наследника — и вот он.

Артур вдруг сделал резкое движение к ней, резко поднял руку, как будто замахивался, и Катия вдруг сделала то, чего сама от себя не ожидала. Она взвизгнула, отшатнулась, закрылась руками в защитном жесте. Катия не хотела злить Артура и для разговора накануне подбирала совсем другие слова, но, видимо, желание причинить друг другу боль у них было взаимным.

Никто никогда не посмел бы ударить дочь короля Вортигерна. Если бы он только руку поднял тогда, то тут же её лишился. А теперь…

Нет, Артур не стал её бить, просто схватил за плечи и встряхнул. Не толкал, но ноги вдруг словно стали ватными, и когда муж отпустил её, Катия, словно потеряв опору, опустилась перед ним на колени.

Меньше всего Катии хотелось оказаться перед соперником в таком унизительном положении. И было очевидно, что Артур принял её слабость за очередную уловку.

— Я больше не позволю тебе делать из меня шута, принцесса.

Катия промолчала. Тогда жестокий супруг решил добить её, пусть не силой, а своей властью.

— Строптивых жен сжигают заживо. Знаешь?

— Неверных, — поправила Катия. Она знала, но не видела в нём ничего предосудительного. Ведь у неё должен был быть самый лучший муж, выбранный её отцом.

— И это тоже, — безразлично ответил Артур. — Я думал его отменить, но, видимо, рано…

Он ушел, вернулась свита Катии, которая и помогла ей подняться.

— Он перешел грань! Я с ним поговорю! — неожиданно разозлилась Кей, поддержав хозяйку.

— Не смей! — отвергла её заступничество Катия. её опять тошнило. А поза, в которой застали Катию её девушки, и перекошенное от неприятных спазмов лицо легко могли ввести их в заблуждение. Чтобы прекратить их разговоры, а не для того, чтобы обелить Артура, она пояснила. — Он не бил меня!

И не важно, что они, скорее всего, ей не поверили. Все вокруг лгали, все предавали. Случайно или нарочно — не имело значения.

Кэй время от времени оставалась на ночь в спальне короля и навряд ли для того, чтобы сыграть в шахматы. Элейн выдавала секреты хозяйки, любезничая с другом Артура сэром Персивалем…

Первую Катия благословила: «Он — мужчина. И у него есть потребности. И хорошо, что есть доступные женщины, чтобы их удовлетворить».

Вторую она слегка отчитала за болтливость, но в целом постаралась показать, что осталась равнодушна и к Артуру, и к сплетням о себе. Если бы это действительно было так!

Измена Артура больно задела её: только женщин убивают за измену, мужчину никто и порицать не станет. Проступок Элейн стал солью на рану не из-за возможного вреда, который она принесла своим болтливым языком, а из-за еще одного напоминания для Катии — ей не суждено быть откровенной с тем, кто ей близок. Ни кому не верить, ни на что не надеяться… Даже на таинственных друзей.

Артур, несмотря на оскорбленное достоинство, не забрал обратно обещание разрешить жене присутствовать на королевских советах. Сэр Уильям назвал её украшением, делающим их сборы нескучными. Чтобы остальным мужчинам казаться тоже всего лишь упрямой, ничего не понимающей женщиной, Катия со всем старанием делала вид, что скрывает скуку и еле сдерживает зевоту. Но на самом деле она училась без учителей. Впитывала каждое слово говоривших, каждую букву в старых свитках и книгах. Папа бы удивился, узнай, что библиотека стала чуть ли не обиталищем его легкомысленной дочери. И он бы ею, несомненно, гордился.

Хотя сначала знакомые слова книг и свитков, сплетаясь в понятные фразы, в общей канве казались ей полнейшей бессмыслицей, как заклинания колдунов, однако постепенно хаос рассеивался. Вдруг в какой-то момент Катия поняла, что из своих знаний еще не сможет выстроить башню, похожую на ту, какую наяву строил отец, но фундамент её уже заложен. Момент, когда однажды, прочитав страницу, она поняла её так ясно, словно сама написала, стал яркой вспышкой в её нынешней тусклой жизни. Она ощущала себя птенцом, который после безуспешных попыток взлететь и нелепых прыжков наконец-то стал на крыло. Она и была молодым драконом, готовым первый раз выпустить огонь. Она была последней из рода Пендрагон.

Именно тогда Катия решила, что ей тоже нужен собственный герб — огненно-красный дракон.

С Артуром они почти не разговаривали. Чужие друг другу, они ограничивались несколькими репликами. Только раз случился прорыв. Катия как обычно сидела в библиотеке, изучала законы Солона, когда её уединение нарушил Артур. Катия еще ниже наклонилась к книге, делая вид, что не замечает его. Он вроде тоже не жаждал общения. Он забирал с полки какой-то нужный ему свиток, стоя спиной к Катии, и вдруг произнес:

— Сбежать собираешься?

Катия чуть рот не открыла от удивления. Мысли о побеге, конечно, у неё были, но ничего конкретного она не планировала.

— Что? — она буравила взглядом спину мужа, но тот не оборачивался.

— Ты планируешь побег в Уэльс, — ровно произнес он.

— Нет, — ответила она, подражая его тону.

— Хорошо. Я сам отпускаю тебя. Можешь убираться в свое королевство.

Он продолжал испытывать её терпение и дразнить. Она уже убедилась, что верить ему нельзя, но все равно спросила:

— Ты отдаешь мне Уэльс?

— Он твой. Забирай.

— А Совет? Что скажет Совет?

Артур наконец-то обернулся. Подошел к столу Катии, наклонился, чтобы смотреть глаза в глаза.

— Мое слово все-таки кое-что значит. Совет согласится.

— Благодарю… — Катия встала, чтобы оказаться с ним, по крайней мере, на одном уровне.

— И все? Ты ничего не хочешь спросить?

Она в ответ тяжело вздохнула.

— Конечно… Любое благородство имеет свою цену. Чего ты хочешь? Мое тело?

Артур хохотнул.

— Только об этом и думаешь, принцесса? — затем добавил холодно и жестоко. — Ребенок останется здесь.

— Понимаю. Тебе нужен заложник, — стараясь оставаться спокойной, произнесла она. А пальцы так сжали край стола, что еще мгновение — и хрустнули бы либо они, либо стол. Артур этого не заметил — и это была её маленькая победа.

Он наклонился и поддел её подбородок большим пальцем так, что теперь они смотрели глаза в глаза.

— Мне нужен мой сын. Хотя тебе этого, видимо, не понять, — Катия отпрянула, едва сдерживаясь от возмущения. её муж сам предложил подобную сделку, и теперь смеет её в чем-то обвинять. Артур замолчал, ожидая ответной реплики, которой не последовало. Тогда он заговорил снова. — Когда я впервые тебя увидел, все сводилось к тому, что жить мне оставалось не дольше, чем ты произнесешь: «Неплохой парень. Жаль его». Среди тьмы ты была ярким светлым пятном. Я шел не на смерть, а к тебе и думал: «Эта девушка никогда бы не была твоей. Ты бы даже мечтать не смел притронуться к ней. Но лучше представлять, как она млеет от твоих ласк и просит пощады, чем свою голову — без тела». И вот как все обернулось. Некоторым мечтам лучше оставаться мечтами. Принцесса оказалась красивой оболочкой с гнилью внутри.

Катия просто кипела от гнева. Пока еще в ней оставалась толика благоразумия, она отступила на пару шагов, оставляя стол, как преграду между собой и Артуром, а потом выплюнула ему в лицо свою простую правду:

— Когда я впервые увидела тебя, я подумала: «Зачем устраивать такое пышное представление ради смерти какого-то мошенника? Быстрее бы все закончилось, и мы бы вернулись в замок».

— Не случилось, — с искривленной ироничной улыбкой, Артур развел в фальшиво-почтительном поклоне руки. — Теперь это — мой замок. Родишь — и можешь лететь на все четыре стороны, птичка. Только не сломай крылья.

Он ушел. Катия осталась. Она снова уселась за стол, пыталась читать, но возвращалась к одной и той же строчке, даже не пытаясь понять её смысл. Скоро начнет темнеть, и заботливые слуги, зная о блажи королевы, зажгут свечи. Катия снова вспомнила отца. Однажды он показал ей забавный фокус: зажег одну из свечей без огнива. Просто поднес ладонь — и вспыхнул огонек. Потом папа затушил свечу, усадил Катию себе на колени и и приказал: «Теперь попробуй ты. Не балуйся. Сосредоточься на огне».

Сосредоточиться непоседе было трудно, но она старалась. Также как отец, Катия поднесла ладонь к фитилю, задержала дыхание, представляя резвое пламя, закрыла глаза. Когда воздуха уже перестало хватать и голова закружилась, она решилась взглянуть на свои старания — и была разочарована. Не было ни малейшего намека на успех. Катия даже недоверчиво потрогала свечу пальцем, настолько она была уверена, что все должно получиться. Воск был холодным, а фитиль — необугленным. Катия едва сдерживала слезы. Ей даже не так была обидна собственная неудача, как то, что отец почему-то разочаровался в ней. Он не пытался утешить дочь, не рассказывал, в чем же фокус, а просто спустил её на землю и сказал: «Иди, играй».

Катия не стала капризничать, не стала требовать открыть ей секрет. Просто у отца был такой голос, как тогда, когда Катия начинала расспрашивать о маме и Гвидре. И снова Катия предпочла сделать вид, что эта была всего лишь бессмысленная скучная игра, которую нужно забыть.

Не веря в чудо, просто уходя в мыслях в то счастливое время, где не печалить отца было её главной заботой, Катия поднесла ладонь к верхушке свечи. Она ни на что не надеялась. В чудо не верила. Просто закрыла глаза. Постаралась отрешиться от всех мыслей, и тут ощутила толчок внутри себя. Катия потеряла связь с реальностью. В голове так явно звучал голос отца, словно он стоял за спиной: «Мальчишка уже сам взял лопату для собственной могилы. Не бойся. За стенами Камелота у тебя есть друзья».

Катия попыталась повернуться, но ребенок снова боевито шевельнулся. Ребенок! Катие не нужно было объяснять, что произошло. Впервые то, что зрело в ней, подало признак жизни. Другая мать, не она, наверно бы радовалась. Только зачем привыкать любить то, с чем будешь вынуждена расстаться?

***

Этот день должен был настать, но не так скоро, немного раньше положенного времени. Фрейлины и повитуха с помощницами продолжали утверждать, что всё в порядке, всё идет естественным путём. Только по их испуганным, взволнованным лицам она понимала, что что-то не так. В общем-то не требовалось особой наблюдательности, чтобы знать: она может не пережить эту ночь. её тело разрывало от боли. Короткие мгновенья забытья были невероятным благом, но когда сознание возвращалось, ей не оставалось ничего, кроме страданий. Разум начинал ей отказывать. После новой волны боли, открыв глаза, Катия обнаружила кого-то, кто явно принадлежал миру мертвых — предательницу Мэгги.

Сколько она так мучилась, Катия даже не могла предположить. Служанки успели занавесить окна, и теперь сквозь них не мог проскользнуть даже маленький лучик. Горели свечи. Предательница Мэгги поднесла к губам бывшей воспитанницы черную чашу из орлиного камня. Катия хотела оттолкнуть её руку, но сил не было. Она жадно глотнула отвар из трав и провалилась во тьму.

Совсем другой мир, пустой и одинокий. Не было даже твердой почвы под ногами. Катия словно в воздухе висела. А этот воздух был таким плотным, как вода… Или все-таки она была под водой? Но как тогда дышала? И дышала ли? Катия с ужасом обнаружила, что лишилась такой простой и естественной надобности — дышать.

Как в страшном сне, она не могла ни двинуться с места, так словно к ногам её прикрепили свинцовый груз, ни крикнуть, словно горло её залили смолой.

«Я умерла! Это ад! Это конец!».

Если бы только она могла закричать!

«Тише».

Это нечто, сказанное знакомым голосом, заставило Катию попытаться закричать с удвоенной силой, хотя крик отказывал вырываться наружу.

«Тише», — повторил папа и провел ладонью по её щеке.

Катии хотелось к нему приласкаться, обнять, но кроме того, что она не могла двинуть ни единым членом, что-то еще было не так. её кожа утратила чувствительность, но все равно она могла сказать, что рука отца была такой холодной… Как рука мертвеца…

— Папа?..

Кем бы он ни был, он хотела быть ближе к нему — прижаться, прильнуть. Она сказала это, даже не размыкая рта, а получила в ответ:

— Не кричи.

— Папа, — повторила она, удивляясь тому, что может говорить без голоса.

— Ты подвела меня, моя девочка, — говорил он. — Ты могла стать сосудом, чтобы я вернулся, но в тебе так мало было любви и ненависти.

— Любви и ненависти? — так удивительно было говорить без голоса.

— Любви ко мне и ненависти к моему врагу, — грустно ответил отец, отводя руку и разрывая прикосновение.

— Это ведь не так. Даже когда я думала, что схожу с ума, даже когда твой голос в моей голове требовал невероятного — отдаться врагу, я тебе верила. А потом ты перестал со мной говорить…

Ей было так больно, хотелось плакать, хотелось впервые показать отцу, насколько ей не безразлично всё, что происходит, но слез не было. Еще обидней было услышать от отца упрёк.

— Ты перестала меня слышать, милая. Видимо, твой муж так очаровал тебя, что ты добровольно разорвала нашу связь.

— Неправда! — мысленно кричала Катия, но отец только покачал головой, повторяя: — Тише. Я уже привык к безмолвию. — Тогда она отогнала лишнюю панику и сосредоточилась только на одной мысли: — Что же делать?

— Просто постарайся больше ничего не испортить, — сказал отец. — Ты не стала моим сосудом, тогда стань моим мечом.

— Не испортить? Мечом?

Вопросы остались без ответа. Образ отца стал таять, а Катию словно закружило в воронке и выбросило. Спиной она лежала на достаточно твердой опоре. Она попробовала пошевелить ступнями — и у неё получилось. Потом кисти рук — результат тоже порадовал. Двигаться, дышать, рассматривать себя оказалось совсем не сложно. Главным открытием было то, что она была живой и находилась в своем знакомом, пусть и не идеальном мире, а не в жутковатом, потустороннем. И все же что-то было не так.

Катия опустила руку, провела по животу. Такого привычного, похожего на готовый лопнуть наполненный бурдюк, его не было. Точнее он был обычный — плоский…

— Ребенок! — резко схватившись, Катия ощутила еще один признак того, что жива — боль в уже опустевшем лоне.

— Все хорошо. У тебя просто замечательная, красивая девочка, — предательница Мэгги очень мягко попыталась уложить бывшую воспитанницу.

— Я хочу её видеть! — даже сама не зная зачем, потребовала Катия.

— Хорошо, — внезапно согласилась Мэгги. Кивнула служанке у себя за спиной, помогла взбить подушки Катии так, чтобы та смогла сидеть. А потом ей принесли сверток, из которого едва выглядывало недовольное личико. Мэгги показала, как нужно его держать, сама же присела рядом.

— Маленькая, — доченька скорее напоминала маленького гнома, чем человека или младенца. Красивой Катия её бы точно не назвала. Необычной? Удивительной? Катия действительно никогда раньше не видела, не держала новорожденных. Но эта девочка действительно была особенной, хотя бы потому, что совсем недавно была частью Катии. У неё был особый, неповторимый запах. Такой неуловимый… От него болезненно, но приятно заныла грудь.

— Она вырастет, — пообещала Мэгги, отрывая Катию от созерцания дочери.

— Он её видел? — Катия невольно прижала сверток крепче и малышка открыла глаза, Катия же перевела внимательный взгляд на Мэгги, как будто та должна была открыть ей сокровенную тайну.

— Да, — коротко ответила Мэгги, а по чуть сжавшимся губам и тону, Катия определила, что та чем-то недовольна. — Его милость Артур уже и имя ей дал.

— Это его право, — если уж ей придется отказаться от дочери, справедливо сразу отдать ответственность за неё отцу. — Как он её назвал?

— Люси…

Причина недовольства Мэгги сразу же стала очевидна — имя не совсем годное для принцессы. А в памяти любезно всплыло воспоминание: «Это Люси дала ему имя Артур».

— Люси?! Он решил наградить мою дочь именем шлюхи?! Никогда! — испуганная криком девочка проснулась и заплакала. Мэгги поспешила её забрать и снова вернуть кормилице. — Моргана! её зовут Моргана, как и ту, которая объединяет меня и сына короля Утера! Мать наших отцов! Королеву Моргану!

Злость, которую она испытала, лишила её сил. Она тяжело опустилась на подушки. Наверно, прав был отец — она все портит. Краем глаза она заметила, что за кормилицей выскочила из комнаты и Гарет-Белоручка. Наверняка побежала докладывать Артуру о высказываниях его ненавистной супруги.

«Мне все равно», — и ей вдруг действительно стало безразлично всё, даже собственная жизнь. Всё потеряло смысл. Она все портит, прав был отец. И не было надежды на его возвращение. Если она говорила с призраком, значит он мертв. Он мертв, а те, кто были им приговорены — живы. Она, никому не нужная, бесполезная, тоже жива… А тот, кто никому не нужен, почти что мертв…

Она и умерла на целых сорок дней. По крайней мере, так было положено обычаем для благородных женщин после рождения ребенка, пока они не очистятся. Правда, обычай ограничивал только общение с мужем, но Катия добровольно превратила комнату в собственный склеп. Все было почти так же, как тогда, когда после переворота она ждала вердикта захватчиков. Только тогда её держали в покоях насильно, теперь же она добровольно обрекла себя на затворничество. Это было совсем не потому, что она решила опровергнуть убеждение отца в том, что она очарована узурпатором. Она точно была к нему равнодушна. Впрочем, как и к своему будущему, и к себе самой тоже.

Мэгги кормила её, переодевала, расчесывала волосы. Мэгги как в детстве рассказывала ей истории, которые теперь Катия слушала вполуха. Спустя несколько дней по распоряжению наставницы в комнату внесли несколько клеток с птицами. Как бы ни старалась Мэгги, теперь щебетание пичуг не трогало её сердце.

— Довольно! — заявила Мэгги, видя неблагодарность подопечной. — Сейчас же приводи себя в порядок и приступай к своим обязанностям!

— Каким еще обязанностям? — проворчала Катия, не особо сопротивляясь.

— Ты нужна мужу и дочери, — укладывая волосы своей подопечной, заявила Мэгги. — Пока молоко не исчезло, может, и не стоило тебе её видеть. Теперь же они оба должны хоть вспомнить твое лицо.

— У дочери наверняка есть кормилица. У мужа — любовница, и не одна. Я не нужна им, — без бурных эмоций продолжала Катия.

— Глупости! — заверила Мэгги, продолжая украшать строптивую хозяйку. Слишком уж расслабилась Катия, чтобы почувствовать подвох в действиях бывшей подруги.

Она догадывалась, что Мэгги приведет её к дочери, но не ожидала, что там будет кто-то еще, кроме кормилицы и, может, какой-то из служанок.

Там был Артур. Катия засомневалась, что они с Мэгги были в заговоре — слишком уж удивленным он выглядел. Очевидно, что он тут бывал уже не первый раз — так по-свойски держал сверток, а мог бы просто посмотреть на дочь в колыбели. Так очевидно было, что это для него не в первый раз, в отличие от Катии. Ей показалось, что делал он это достаточно уверенно, без страха упустить или раздавить крохотное существо. После всего случившегося Катия стала слишком чувствительной. Она, даже не заметив мужа, приближалась к своей девочке, как цветок тянется к свету или бабочка — к огню. Она была уже так близко, что могла прикоснуться к её личику, разгладившемуся, ставшему идеально красивым, нежным. Она могла уже и сама взять её на руки. Артур вроде был готов передать младенца матери. Он так тепло улыбнулся и как будто ножом резанул ей по сердцу.

«Видимо, твой муж так очаровал тебя, что ты добровольно разорвала нашу связь».

— Нет!

Воспитанная, благородная женщина не должна так себя вести: не владеть собственными чувствами, быть резкой, несдержанной. Катия должна была это помнить, но как-то стерлось из памяти, когда она чуть ли не бегом выскочила из комнаты дочери и, проскочив между удивленных слуг и свиты, промчалась в свою комнату.

Захлопнув дверь, она почувствовала себя лучше. Ненадолго. Просто стоило присесть за прикроватный столик, и она в оставленном зеркале увидела отражение бледной, измученной женщины с впалыми глазами.

— Именно такое лицо они должны запомнить? Мой муж и дочь…

Даже не оборачиваясь, Катия знала, что за спиной стоит Мэгги. Она умела ходить бесшумно, но за столько лет Катия научилась ощущать её присутствие. Хотя отсутствие, между прочим, тоже. Она поняла, что больше злилась даже не на предательство, в которое поверила и о сути которого могла только догадываться, а на то, что в один прекрасный день та просто взяла и исчезла.

— Ведешь себя как маленький ребенок. Какой пример для принцессы Морганы? — Мэгги развернула к себе несчастную королеву Англии, обняла, прижала к себе как ребенка. Катия, затосковавшая по теплу и участию, не отталкивала её. Предупреждая естественный вопрос подопечной, Мэгги продолжала. — Он назвал дочь Морганой. Понимаешь, что это значит? А как он о тебе беспокоится! Когда вы с дочерью были на грани, твой муж сказал повитухе: «Делайте, что хотите, но моя жена должна жить». И это он позвал меня…

За дверью тем временем послышался шум и голоса. Один из них, самый громкий, принадлежал Артуру.

— Ваша милость! Вам сюда сейчас нельзя!

— Я не за этим делом, женщина. Уйди!

И Мэгги повернулась и ушла.

— Ты выполнила свою часть договора. Можешь хоть сегодня уезжать в свой Уэльс, — сказал он.

— Благодарю вас, ваша милость, — кротко ответила Катия.

И на этом разговор был завершен.

***

Никто, конечно же, не собирался выставлять её за ворота Камелота в тот же день. Путешествие в Уэльс готовилось со всей помпой, как выезд королевской четы. Ни на одном совете, где Катия продолжала присутствовать после некоторого перерыва, не говорилось об их с Артуром разводе. Благородные и не очень рыцари Круглого стола, видимо, не подозревали о договоре супругов. Они на полном серьезе обсуждали, что, вступив в свои права, Катия обязана короновать мужа. Она молчала, делая вид, что не понимает или же полностью согласна. Может, она и не знала всех законов Уэльса, но один точно: в этих землях женщина может наследовать равно с мужчиной за своим отцом или же матерью. Может управлять своими землями сама, а не под опекой покровителя. Как бы ни любила или ни доверяла мать Катии мужу — она не посадила его рядом с собой на трон и не передала права на Уэльс. Почему же Катии следовало действовать по-другому, если это — последняя из её привилегий?

Существовал в Уэльсе и другой закон: внебрачные дети имеют те же права, что и рожденные в законном союзе. Вот и всплыл один из таких дядюшек, некто Горлойс. У Катии было больше прав, но он родился и жил в Уэльсе, потому легко начал набирать сторонников. Восстание на границе было подавлено, но упущенного года хватило, чтобы снова начать говорить о надвигающейся опасности.

Откладывать больше было нельзя. И как только позволили весенние дороги, пышная процессия из Камелота отправилась на восток к резиденции королей Уэльса, крепости Тинтагель. Это был первый выезд королевы и первое долгое путешествие Катии. Большую часть дороги, несмотря на то, что невероятно уставала, она предпочитала ехать верхом, а не в паланкине. Было немного тревожно и по-детски волнительно. Чтобы дальше ни последовало, но это была самая дивная весна. В первую ночь, закрыв глаза, Катия все еще продолжала видеть нежную зелень первых листочков и ковер лиловых крокусов вдоль дороги, по кромке безжалостно сминаемых лошадиными копытами. Еще они проезжали через города и поселки, и везде их встречали с триумфом. Звучали трубы, били барабаны, люди приветствовали их хвалебными криками.

Особенно неистовствовали женщины — и совсем юные, и те, у которых наверняка появились первые седины. В их восторгах проскальзывало не только почтение и восхищение королем, но и нечто большее — животный восторг и желание. Еще бы, если сейчас он был таким недосягаемым, то еще совсем недавно любая из них могла претендовать на его внимание. Артур словно купался в их восторге, то даря улыбку, то подмигивая очередной красотке. Это была первая капля, упавшая на чашу весов.

Второй каплей стало нарастающее утомление походной жизнью. Уже через пару недель прекрасные пейзажи стали казаться ей однообразными, тело болело, но гордость не позволяла ворчать, как той же Элейн и жаловаться. Теперь Катия понимала отца, не особо жаловавшего длинные поездки. Были, конечно, и краткие дни отдыха, когда они позволяли себе чуть дольше ночи задержаться в гостях у кого-то из баронов. Только эти дни утомляли еще больше постоянно повторяющимися протокольными церемониями, из-за которых в последующих воспоминаниях лица и города смешивались в одну серую, как грязь в полупросохшей луже, массу. А потом — опять дорога.

Все чаще Катия дремала в паланкине днем, а ночью, где бы они ни остановились, крутилась без сна. Капельки капали и капали, и не доставало только самой маленькой, чтобы ей самой попросить Артура: «Я знаю, что ты хочешь от меня поскорее избавиться. Но давай разойдемся миром. Если я умру от истощения — чести тебе это не принесет».

Беда могла случиться еще раньше, чем они с мужем начали бы переговоры. Последним городом, через который им предстояло проехать, был приграничный с Уэльсом Дева Виктрикс. Даже при их въезде чуть не случился дурной знак: на дороге у ворот лежала мертвая птица. Потом одна из лошадей королевского парада, попятившись, едва не задавила ребенка. К восторгу толпы, Артур спустился узнать, в чем дело. Катия не одобряла такой невзыскательности, но решила спуститься за ним, чтобы показать единство, дала знак одному из солдат. Он оказался слишком нерасторопным: с почетным поручением справился отменно, а вот защитить не смог. Все произошло слишком быстро. Ноги Катии едва коснулись земли, как на неё в стремительном рывке бросилась молодая женщина с всколоченными волосами, безумными глазами и ножом в руке. Лезвие блеснуло в опасной близости, Катия едва успела отшатнуться. Сумасшедшая снова замахнулась, но между нею и Катией внезапно щитом стал Артур. Он не смог остановить удар, вернее, остановил его собственным телом. Король вскрикнул и выругался как последний извозчик. Его крик вывел Катию из оцепенения, она взвизгнула, попыталась приблизиться к мужу.

@темы: Артуриана, ФБ, Любимая графомань

---

И Чарли такой молодой...

Стив Карп – студент-первокурсник. Вместе со своими друзьями он вливается во взрослую жизнь. Шумные вечеринки, соблазнительные девушки и море алкоголя, а не скучные лекции и семинары – вот, что сейчас стоит на первом месте у новоиспечённых студентов.
Стив рад, что наконец-то он оказался предоставленным самому себе: родителям не до него, они переживают острый кризис в отношениях. Но парень не думал, что развод матери и отца сыграет с ним очень злую шутку: омрачённый расставанием с женой Хэл Карп ищет способ развеяться, и не находит ничего лучше, чем весёлые тусовки сына и его сокурсников. Теперь отец вместе с сыном посещает все студенческие тусовки и развлекается там не по-детски.
Легко ли придётся Стиву, когда все его вечеринки проходят при участии отца?

Неопределившиеся

Сыны Анархии, 5 сезон
Американская история ужасов, 8 сезон
Доктор Кто, 11 сезон
Как избежать наказания за убийство, 5 сезон
Вторжение титанов, 2 сезон
Как построить средневековый замок 5 серия
Ди Грей Мен Святой 9 серия
Судьба. Ночь схватки
Звездный путь: Следующее поколение
Под куполом. 2 сезон, 7 серия
Бесстыдники

---

И вот, что у меня есть.

На эту ФБ нужно было пойти хотя бы ради такой чудесной иллюстрации Спасибо  Alizeya

Название: Связанные
Канон: Меч короля Артура
Форма: коллаж
Пейринг/Персонажи: Артур (Чарли Ханнем)/Катия (Милли Брейди)
Жанр: драма
Исходники: 1
Рейтинг: PG-13
Иллюстрация к макси: Дракон и медведь
Примечание/Предупреждения: использована цитата песни Three days grace "Drown". Послушать и перевод.
Для голосования: #. fandom GBActors 2018 - "Связанные"

+1 ч-б

---

Итоги ФБ 2018.

В этом году я скромненько поиграла) Всего две команды. Зато додала себе (надеюсь и не только) много Чарли Ханнема, реализовала несколько историчек, оторые давно в голове сидели занозкой, ну и остальное по мелочи.

Верстка
Драбблы G — PG-13
Подделка и оригинал
ББ-квест. Макси
Дракон и медведь
Драбблы R — NC-21
Баш на баш
Спецквест
Затишье

Замкэп Верстка
Драбблы G — PG-13	Еще один шанс
Мини G — PG-13	Она — тигрица
Челлендж	Аналитика: Cherchez la femme
Драбблы R — NC-21	Прощение
Мини R — NC-21	Один чудесный день
Спецквест	Город, где все обо всех все знают

@темы: ФБ

---

"Ты ковбой, ты и прыгай".

---

---

Узнать, кто я на кошачьей свадьбе

---

Моб на букву

Заразилась от  Irene-Assole

Суть: вы получаете букву и пишете 7 слов, начинающихся с неё. Это должны быть семь вещей, (или человек, понятий, концептов), которые важны для вас.
Если кто-то хочет продолжить игру, отмечайтесь в комментариях, и я дам вам букву.

От  Irene-Assole мне досталась И

Игра - вообще я латентный игроман. Поэтому никаких казино и лотерей. Зато, уже 8 год, кажись, сбилась со счета, каждые полгода иду в баню на ФБ.
История - в обще-то включая средние века был любимый предмет в школе. Дальше уже не так интересно. В общем-то это в чем-то даже стало хобби. Особенно одна эпоха, особенно один король, но он... увы не на "И".
Информация - незнание - худшее из мучений. Кроме того "выкапывание" этой самой информации часто похоже на невероятный квест с ценным призом. Правда иногда ее бывает столько много, что в голове ей оказывается тесно. Тогда ее важно правильно разложить.
Ирисы - на самом деле я просто люблю весенние цветы. Ирисы не самые любимые, но несколько сортов и оттенков есть. А сейчас как раз пора их цветения.
Иголка - когда-то плела бисером и даже чуть-чуть этим зарабатывала. Сейчас катастрофически не хватает времени, но иногда ручки так и тянутся.
Интрига - какой пункт будет седьмым. Поскольку я поняла, что с графоманью уже бесполезно бороться, то остается надеяться, что она будет сохраняться.
Интернет - в нем тоже, оказывается, можно зарабатывать.

От  Margarido - В

Виктор - так звали моего папу.
Вода - моя стихия и там, где я набираюсь сил.
Время - то чего постоянно не хватает. Мне бы в сутках еще плюс два часа, а еще в году плюс дополнительных два месяца, а зиму можно урезать)
Вдохновение - состояние души и почти незримый орган. Без него чувствуешть себя неполноценным и потерянным.
Весна - любимое время года. Жаль, что такое короткое.
Высота - мой страх. Время от времени борюсь, но все равно он есть.
Веселье - то чего хочется и чего катастрофически не хватает.

От  Трисс, боевая белка - Н

Новости - не то, что я новостной фанат - иногда наоборот ору, чтобы выключили зомбоящик, но ленту прокручиваю.
Небо - высоты боюсь, но это что-то необозримое, поэтому туда и тянет.
Нарциссы - это не просто любимые цветы-первоцветы, а почти что талисман. А еще это символ Уэльса.
Налоги - давно забытая моя специализация.
Ночь - не то, чтобы любимая пора, но часто засиживаюсь так, что она переходит в утро. Когда по работе, когда по вдохновению, когда просто так. А это не хорошо.
Ник - изменяла только один раз, нагло присвоив себе фамилию одного английского рода.
Нить - а я еще и крючком вяжу...

От  Бертрада Р

Риск - дело благородное. Так что стоит поставить себе как напоминалку.
Режим - дело нужное и полезное. Без него день и ночь перепутываются. Поэтому надо почаще себе напоминать его соблюдать.
Рассвет - любимое время суток, но то, что пропускаю часто из-за того, что не соблюдаю пункт выше. А иногда рассвет повод наконец-то лечь спать)
Река - мои места силы связаны с водой. Не повезло родиться далеко от моря. Зато есть другие водоемы.
Рысь - это и симпатичная хищная кошечка, и лошадиный шаг, проверка на умение ездить верхом.
Рыбы - мой знак Зодиака.
РоксиГ (RoksiG) - мой первый ник на Дайриках.

запись создана: 16.05.2018 в 16:51

---

Остров сокровищ (1)
Остров сокровищ (2)
Остров сокровищ (3)
Джек Хантер
Пещера Золотой Розы
Американская история ужасов
Элион

Пиратское
pirates-life.ru/
corsairs-harbour.ru/

Викинги
maniacalmedievalist.wordpress.com/2016/04/02/vi...

---

Название: Дела семейные
Автор:  Roksan de Clare
Бета:  ehoo
Канон: ориджинал, исторические эпохи
Размер: миди, 5401 слово
Пейринг/Персонажи: Хьюго ле Диспенсер Младший/ Элинор де Клер, Хьюго ле Диспенсер Старший, Алина ле Диспенсер (Бёрнелл), Хукон, Роджер д’Амори, ОМП, ОЖП
Категория: гет
Жанр: флафф, бытовая история, PWP
Рейтинг: R
Примечание: Семейство Диспенсеров печально известно благодаря великолепному циклу романов Мориса Дрюона. Но в романе есть неточность: Элинор сделала карьеру при королевском дворе не благодаря связям сестры. Эдуарду II она приходилась племянницей, и покровительствовать он ей начал задолго до того, как ее муж стал считаться королевским фаворитом.


— Долг супруга — воспитывать жену и отвечать за ее провинности. Я же, как твой отец, не могу оставить безнаказанными вопиющие поступки Элинор.
Барон Диспенсер провозглашал приговор бесстрастным, не терпящим возражения тоном, всегда раздражавшим его сына Хьюго и заставляющим его горячиться и выходить из себя. Не в этот раз… Зная, что приглашения присесть не последует, Хьюго с шумом одним движением отодвинул кресло возле массивного письменного стола и плюхнулся в него, непочтительно вытянув ноги.
— Тебе должно быть известно, что Нора наказана со всей строгостью, — Диспенсер-младший, сидя к отцу боком, наверняка ощущал себя хозяином положения. — Ей запрещены любые развлечения: книги, письма, пение, прогулки, если только не под надзором в церковь. Только молитвы и покаяние.
— Несколько дней, чтобы прийти в себя и отправиться к королевскому двору. То есть, наказание продлится не дольше, чем пожелает твоя жена. Эта женщина выкрала твоего первенца и подвергла его опасности. Этого ей показалась мало, и она выкрала из монастыря послушницу, погубила одного человека, еще один оказался покалечен. Можно оправдать ее тем, что последствия тянулись одно за другим, но все закончилось ее пленом.
— Освобождение из которого не стоило тебе ни пенса, — неучтиво перебил отца Хьюго.
— Не стоило мне, — холодно парировал барон, делая ударение на последнем слове. — Из политических соображений милая леди нанесла вред, который не окупится и золотом, равным ее весу. Проявленная милость врага требует ответной милости со стороны короля, а значит, делает его слабым.
— Ты не упомянул расходы, конечно же, из твоего кошелька, на восстановление сгоревшего во время путешествия гардероба!
Ехидное замечание барон снова пропустил мимо ушей.
— Кто бы подумал, что союз с де Клерами не принесет ничего, кроме неприятностей. Моя ошибка. Твоя жена, мой сын, — твоя слабость. Сожалею. Сделай все, чтобы из-за ее выходок ты не стал посмешищем в свете, — отец сцепил в замок руки, вытянутые на столе. Темный сапфир в его перстне подмигнул зловещим блеском.
— В своем доме я разберусь сам, — сквозь зубы прошипел Хьюго.
— Хорошо. Только не забывай, от чьих щедрот питается ваш дом.
— Вовек не забуду!
От резкого движения кресло перевернулось, грохнулось спинкой о каменный пол, издало короткое «Бум».
Наследство матери, приданое Элинор… Грех отцу жаловаться на невыгодность сделки. Еще накинуть на непокорного сына легкие поводья, как на норовистого жеребца, которого готовят к рыцарскому седлу. Кнут и шпоры, круппер и пейтраль* будут позже.
Хьюго удивило, почему посланца Эдуарда, который должен сопровождать его жену ко двору, Роджера д’Амори, поселили недалеко от их с Элинор покоев. В доме барона случайностей не бывает…
Хьюго несколько раз шумно выдохнул. Не сказать, что ярость ушла, но мысли упорядочились. План дальнейших действий вырисовывался пока смутно, но молодой Диспенсер точно знал одно: пороть свою жену он не будет. Время позднее, чтобы покинуть имение прямо сейчас, лучше подождать до утра. Его жалование у Пембрука и жалование королевской фрейлины гораздо меньше их трат. Отец только начал посвящать его в кое-какие свои дела, но теперь от этого придется отказаться. Стоит объяснить это Элинор, она должна понять. Если они будут вместе, то смогут соблюсти вид благополучного семейства. Графиня Пембрук, несомненно, с радостью примет и Элинор, и малышку Тибби. Мальчиков придется отдать Алине. На обязательное возражение Элинор он вернет ей ее же аргумент: братьев нельзя разлучать. Его жене придется принести еще некоторые жертвы. Две прогулочные лошади им точно не по кошельку. Элинор придется отказаться от одной из них. Так же как и от своей свиты. Она может оставить Дженни, но Марию придется рассчитать. Что касается приблудной послушницы (как хоть ее имя?), то тут и речи быть не может: отправить восвояси.
Мысли уже сложились в стройную речь, которую он донесет Элинор, но у самой двери покоев разлетелись прочь стаей испуганных птиц, оставляя недоумение и даже гнев. Роджер д’Амори, сославшись на усталость, отказался от партии в шахматы с хозяином замка и поднялся к себе. К себе ли? По ту сторону слышался звонкий смех Элинор. От резкого рывка дверь едва не слетела с петель.
В покоях находились только три молодые женщины и никакого намека на присутствие мужчины рядом с ними. Его жена Элинор, уже приготовившись ко сну, распустила волосы, и единственное, что скрывало ее соблазнительные формы, — нижняя вышитая шелком камиза без рукавов, но с тонкими завязками на плечах. Хьюго только представил, как Элинор тянет за шнуровку, легкое одеяние падает вниз, и вожделение прокатилось теплой волной от внезапно пересохшего горла до паха.
Вторая женщина, горничная Элинор Дженни, слегка располневшая после родов и времени, когда она кормила собственную дочь и второго сына четы Диспенсеров Эдуарда, но не утратившая миловидности, стояла, опершись о прикроватный столб. При появлении Хьюго она чуть отступила назад и склонила голову.
Третья женщина, Аделиза, — Хьюго наконец-то вспомнил, как зовут новую подопечную его жены, — застыла в нелепой позе с раздутыми щеками и расставленными руками и тут же приняла самый скромный вид, и только чуть сжатые губки демонстрировали скрытую улыбку. Такой темперамент не укрыть за монастырскими стенами, а прятать за монашескими покрывалами редкую красоту — преступление. Остриженные до плеч белокурые волосы делали ее особо трогательной, беззащитной… Хьюго отогнал наваждение: «Если девушка окажется благосклонной…»
— Можете идти. Вы мне больше не нужны, — дала знак Элинор развлекавшим ее собеседницам. Когда девушки скрылись в соседней комнатке, она соскользнула с ложа и неспешно подошла к мужу. Чуть выглядывая из-за его плеча, она кивнула слуге Хьюго. — И ты иди, Келл. Твои обязанности сегодня исполню я.
— Убирайся, — сквозь зубы подтвердил приказ Хьюго, пока Элинор, очень мягко и уверенно положив ладони ему на грудь, направляла его к стоявшему у стены креслу, заставляя пятиться. Когда же он уселся, чуть прикусив губу, она опустилась перед ним на колени, ухватившись руками за голенище сапога. — Подожди, — Хьюго попытался остановить жену.
— Я и так долго тебя ждала, а ночь так коротка, — Элинор уже стащила один сапог, аккуратно отложила в сторону и взялась за второй. Кроткая и покорная жена… Хьюго пришлось слегка нагнуться, чтобы перехватить руки Элинор, заставить ее оторваться от своего занятия и посмотреть ему в глаза.
— Сегодня ночью мы будем спать.
— Ах, если бы так, — Элинор снова прикусила губу, и Хьюго отчаянно захотелось привлечь ее к себе, прижать крепче, насадить на себя просто здесь, сидя в кресле. — Ты же и сам спать не будешь, и мне не дашь!
— Завтра до полудня мы покинем этот дом. Сборы отнимают много времени, — словно и не слышал он ее последних слов.
— Покидаем? Я надеялась, у меня есть еще несколько дней, чтобы побыть вместе, как в Речном…
Элинор вздохнула, ресницы ее безнадежно вздрогнули.
— Теперь нам не придется разлучаться так надолго. Это будет почти как в Речном…
Чем дольше Хьюго рассказывал суть и причины предстоящих изменений в их жизни, тем больше мрачнела Элинор. Он не успел поведать о некоторых малых жертвах на пути к их свободе и счастью, когда супруга прервала его язвительным замечанием:
— Значит, или моя служба королеве, или порка? — Элинор встала и отошла ближе к супружескому ложу.
— У меня нет другого выбора, — как-то некомфортно было от того, что наполовину бос, наполовину обут, но, очевидно, продолжать разувать мужа в намерения строптивицы не входило.
— Выбора нет у меня! Я останусь фрейлиной королевы, даже если меня исполосует лично твой отец. Так что… Выполняй свои обязанности!
Элинор через голову стянула камизу и отбросила ее в сторону. Она стояла обнаженная, желанная, но уже не ласковая и податливая. В глазах ее горел гневный огонек. Поза — чуть расставленные ноги, крепко упирающиеся в землю, вздернутый подбородок и прямые плечи — бунт и непокорность. Ее голос приказывал, а не умолял. Элинор определенно стоило проучить: если и не наказать, то, по крайней мере, хорошенько испугать.
Поддев пальцами босой ноги пятку сапога, Хьюго наконец-то удалось его стащить. Он встал, пнул ногой сброшенный сапог и очень медленно вытащил ремень, взвесил его в руке, опробовал на раскрытой ладони.
— Твое решение незыблемо?
Вместо ответа Элинор легла животом на покрывало ложа.
Разозленный, раздосадованный ее упрямством Хьюго едва сдержал желание со свистом вписать ремень в ее спину. Светские законы и законы церкви позволяли ему учить жену, временами применяя силу. Даже король, дядя Элинор, не может стать поперек его прав как мужа. Она выбирала не между службой королеве и поркой, а между жизнью с ним и жизнью при дворе с…
Рука с зажатым ремнем поднялась. Элинор, насколько возможно сделать такое незаметно, наверняка в полглаза за ним наблюдала. Хьюго заметил, как напряглась ее спина и сжались ягодицы. Глупая, небитая жена, ожидающая боли, но считающая, что сможет ее перенести, не потеряв достоинства.
Ремень со свистом рассек воздух, и вместо бледно-молочного тела леди Элинор упал на пол. «Твоя жена — твоя слабость», — вихрем пронеслись в голове слова отца. Похоже, Элинор это уже давно поняла, потому и действовала с такой дерзкой смелостью. Она продолжала лежать неподвижно, но судорожно сцепившиеся пальцы разжались. Хьюго не видел, но знал: Элинор победно улыбается.
Он присел на край кровати, провел ладонью от основания шеи жены вниз к пояснице и ниже по соблазнительным полушариям. Элинор не шевелилась, словно умерла или уснула. Неожиданно Хьюго подсунул руку под бедра, приподнимая ее зад и укладывая на свое колено. Элинор напряглась, но не успела даже дернуться, как оказалась прижата грудью к кровати. Шлепок. Ладонь Хьюго опустилась на ее беззащитный, выставленный вверх зад. Элинор взвизгнула не столько от боли, сколько от внезапности неудобного положения и унижения. После следующего звонкого шлепка наказуемая взвыла и попыталась вывернуться, билась как рыбка в сетях. Бесполезно: силы явно оказались неравными.
— Кричи громче, — шепнул на ухо жене Хьюго, зная, что она последует его совету не из послушания, а из злости. Он же вспоминал тот смертельный холод, охвативший душу, когда, бросив все, помчавшись за Элинор и почти догнав, въехал на пепелище, оставшееся от постоялого двора, и облегчение, когда узнал, что его супруга жива и «пользуется гостеприимством фактически родственника». «Пусть только вернется! Буду трясти как молодую яблоню, пока всю дурь не вытрясу,» — память заботливо подсказала клятву, данную тогда.
Нежная кожа зада Элинор стала малиновой, впрочем, и ладонь Хьюго горела огнем.
— На первый раз достаточно, дорогая, — удовлетворенно констатировал он.
— Никогда не прощу! Никогда… — шипела Элинор, уткнувшись в подушку. Она лежала, подогнув колени к груди и обхватив их руками. Разоблачившись, он устроился рядом.
— Хукон останется с Алиной и ее мужем, — в ответ молчание. — Аделизу отправишь в монастырь или к ее родителям, на твое усмотрение, — продолжил Хьюго, но Элинор снова не проронила ни слова. — Есть и хорошие новости: твое заточение подошло к концу. И если ты так стремишься вернуться в свиту королевы, то можешь хоть завтра отправляться в Виндзор, но сегодня у тебя еще остались кое-какие невыполненные обязанности.
Он попытался развернуть жену к себе, но она отвернулась от его поцелуя, ударив его кулаком в грудь.
— Не желаю видеть твою мерзкую рожу!
— Как скажешь, дорогая! — если Хьюго опасался, что после всего случившегося Элинор выцарапает ему глаза, то теперь подобный риск стал совсем ничтожным. Он снова перевернул сопротивляющуюся супругу на живот и обездвижил. — После наказания следует поощрение.
Проникновению сопутствовал такой вопль Элинор, что у Хьюго даже уши заложило.

— Если сэр Хьюго гневается на леди Нору из-за меня, то это я должна понести наказание!
В соседней комнатке, устроившись вдвоем на одной кровати, маленькая свита Элинор переживала то, что происходило за стеной.
— Больше почтения, Делла, — приструнила подскочившую с постели Аделизу Дженни. — Госпожа Элинор и господин Хьюго разберутся сами.
Девушка действительно принесла множество проблем, но они были ей обязаны жизнью Хукона, потому желание Элинор принять участие в ее судьбе объяснялось простой благодарностью. Дженни неохотно признавала, что с ревностью относится к новенькой в их окружении. Элинор не могла запретить ей провести эту ночь с мужем, но Дженни предпочла остаться с хозяйкой. «За дикаркой Аделизой нужен глаз да глаз. Как на нее зыркнул хозяин, а она хоть бы взгляд отвела. Как-то странно она появилась, а сколько неприятностей последовало после. Может, это она и подожгла «Кнут и подкову», чтобы госпоже в доверие влезть?» — ворчала про себя Дженни, прекрасно понимая, что это всего лишь ее домыслы, причем необоснованные.
— Я должна что-то сделать! — не унималась неугомонная приблуда.
— Ты и так сделала достаточно. Теперь лежи и не трепыхайся, пока еще чего не случилось, хуже того, что есть.
За грубостью Дженни таилось беспокойство: впервые хозяин был зол настолько, чтобы поднять руку на ее леди Нору. Была бы возможность, Дженни, как в детстве, подставила бы свою спину, но детские шалости закончились: хозяйке приходится искупать вину собственной болью и кровью.
— Ты куда? — Аделиза схватила временную товарку за рукав.
— Посмотрю, что там. Ты же оставайся на месте, — прорычала она, высвобождаясь от захвата.
Дверь в комнату хозяев удивительным образом оказалась полуоткрыта. Дженни оставалось только принять удобное положение, чтобы наблюдать все, что там происходит. Сначала открывшая картина повергла ее в изумление, а потом… Потом она готова была благословить господина за такую экзекуцию для строптивой хозяйки. О том, что когда-то кто-то решится отшлепать неугомонную Нору, а Дженни будет наблюдать, можно было только мечтать. Прикрывая рот ладонью, чтобы не выдать себя неуместным хихиканьем, довольная доверенная особа леди Элинор до последнего мига наблюдала за разыгрывавшимся представлением. Затем, натянув на лицо угрюмый вид безнадежной тоски, она вернулась в кровать.
— Что там? Как леди Но… Госпожа Элинор? — тут же набросилась с расспросами Аделиза.
— Бедная, бедная хозяйка. Скоро ее нежная кожа будет тверже подошвы, — скорбно покачала головой Дженни, отворачиваясь от соседки. — Хотя господин Хьюго еще не самый плохой муж. Помню, одну даму муж до полусмерти избил, а она, как и хозяйка, была в родстве с королем.
— И что король? — воскликнула, забыв об осторожности, возмущенная несправедливостью Аделиза.
— Тише ты! А что король? Нашел своему рыцарю другую жену. Такого товара и в замках, и в лачугах хватает, — зная, что соседка не видит ее лица, Дженни коварно ухмыльнулась. — Зря ты покинула монастырь. Многие женщины желали бы оказаться на твоем месте.
— Я не многие! — огрызнулась Аделиза.
— Вот и хорошо. Спи. Утро на пороге!
Чуткая Дженни сразу уловила, когда встал сэр Хьюго. Вскочив и наскоро одевшись, она снова припала к заветной дверной щели. Кроме господ в комнате было еще два человека: Келл и тот, кого она так желала увидеть. Ее муж, оруженосец сэра Хьюго и его молочный брат Най Валлиец. Дженни чуть шире приоткрыла дверь. Сэр Хьюго ничего не заметил или, по крайней мере, сделал вид, что наблюдатель ему безразличен. Келл бросил беглый взгляд и тут же отвернулся, занятый своими заботами. Все пустое: тот, кого ждала, кому мысленно посылала нежные поцелуи, ее заметил, кивнул и подал знак, как мог только он — едва заметным движением губ и глазами.
Сэр Хьюго и Келл вышли, Най сперва последовал за ними, но на самом пороге резко развернулся, так и не покинув покои хозяев. Дженни, которой больше не надо было скрываться, выскочила из укрытия и тут же оказалась в крепком кольце рук любимого мужа.
— Я ждал тебя, но после того, что здесь произошло, ругать не буду за то, что ты предпочла верность ей моим ласкам, — шептал на ухо Най. — Не знаю, какая вожжа под хвост попала, раз он устроил такое…
— Какое? — Дженни чуть отодвинулась и посмотрела в глаза мужу.
— Перестань… Все слышали, что тут происходило, — Най нахмурился. В общем-то, ему было все равно, как сэр Хьюго воспитывал свою жену, более того, он считал, что строптивую дамочку давно следовало поставить на место, но ради Дженни, которая обожала хозяйку, готов был осуждать хозяина и друга.
— Не верь ушам и посмотри на ее плечо. Разве там след от побоев?
Продолжая пребывать в царстве грез, Элинор повернулась на спину, спрятав след от слишком пылкого поцелуя, но обнажив грудь. Дженни, в мгновение ока оказавшись подле хозяйки, прикрыла ее покрывалом, а потом, обернувшись к мужу, сердито покачала головой.
— Нечего слюни пускать на чужой пирог! О чем ты только думаешь?!
— Думаю, что следовало бы поставить подобный знак и своей женушке, только вот она совсем забыла, что у нее есть муж!
— Погоди… — смилостивилась Дженни. — Я верну моему дорогому муженьку все поцелуи, что задолжала, но сначала его надо спрятать. Лезь под кровать!
— Что ты еще придумала? — ворчал Най, но все же подчинился.
У них было немного времени, и смежная комната с кроватью, чтобы уединится, но пока что крепким сном праведницы там спала Аделиза.
— Хватит разлёживаться! — растолкала соседку Дженни. — Принеси воды. Скоро хозяйка проснется!
— Разве это не твои обязанности? — сонная Аделиза растирала кулаками глаза, которые так не желали открываться.
— А чем собираешься заниматься ты? Есть за счет хозяйки и спать? Не выйдет! Особо не торопись: тебя начнут расспрашивать о том, что было этой ночью. Не говори ничего лишнего, а внимательно слушай.
— Предлагаешь мне наушничать? — Аделиза не скрывала раздражения, но все же скоро начала одеваться.
— Предлагаю верно служить хозяйке, а это значит быть не только ее руками, но и ушами. А вот говорить за себя она сама сможет!
— Если бы появился Хьюго, что бы он сказал о такой картине! — продолжал ворчать Най, когда Дженни, выпроводив Аделизу, наконец-то дала ему знак покинуть его убежище. — Я — и под кроватью его жены!
— Помни, что у тебя своя жена есть, и не теряй времени!
Все вышло так удачно. Как ни распалены они были разлукой, но управились до того, как вернулась Аделиза и проснулась Элинор. Как и предполагала Дженни, хозяйка оказалась не в духе.
— Какой позор! — шептала Элинор.
— Но все лучше, чем судачат сплетники в замке, — попробовала подбодрить ее Дженни.
— И что же судачат? — как-то без интереса поинтересовалась хозяйка.
— То, что леди Элинор была избита мужем до полусмерти, но я-то вижу, что все не так. Вот и сплетникам теперь заткнете рот! Вы же теперь не пленница этих покоев.
— Каким образом ты предлагаешь это сделать? Пройтись по замку голой?
Хозяйка улыбнулась, и это уже было маленькой победой.
— Ну зачем же… Если вы будете веселы и беспечны, как будто ничего не произошло, то заставите сомневаться окружающих: а было ли наказание?
— Ну уж нет! Хьюго заварил эту кашу, пусть теперь хлебает полной ложкой! Так что твой опыт мне будет полезен.
— Что вы такое задумали? — зная хозяйку, Дженни начала беспокоиться.
— Ничего такого. Просто подыграю дорогому муженьку!
Весь день леди Элинор старательно изображала из себя избитую. Она почти не разговаривала, двигалась медленно и через силу, старалась никуда не присаживаться и ни к чему не прислоняться, а если ей и приходилось это делать, то все сопровождалось тихим вздохом, как будто несчастная испытывала боль. Сэр Хьюго очень странно реагировал на ее страдания. Он жестоко подтрунивал над супругой, обещая при следующей провинности повторить экзекуцию. Многие, включая хозяина дома барона Диспенсера, смотрели на него с укором, но он не замечал осуждений. Тем необъяснимей стала реакция сурового мужа, когда леди Элинор шарахнулась от невинного прикосновения королевского посланца сэра Роджера, словно он ее хотел ударить, а не приветствовать.
— Простите меня, — леди Элинор скрыла лицо в ладонях.
— Это я должен просить прощения, миледи, если напугал вас, — попытался успокоить ее сэр Роджер. — Могу ли я как-то искупить свою провинность?
— Достаточно представлений! — раздраженный Хьюго, внезапно вспыхнувший гневом, как сухой хворост, был остановлен отцом и не успел даже шагу сделать к парочке.
Чтобы погасить пожар в зародыше, барону Диспенсеру оказалось достаточно всего лишь положить ему на плечо руку. Потом они какое-то время беседовали в кабинете барона, после чего Хьюго слишком скоро покинул замок, и верному Наю пришлось его сопровождать. Следующей приглашение в кабинет для строгого разговора получила его жена, а позже старшая сестра сэра Хьюго, леди Алина. Дженни понимала, что, скорее всего, речь шла о Хуконе, старшем сыне ее хозяев и вероятном будущем наследнике титула баронов Диспенсеров, после деда и отца, конечно.
Барону Диспенсеру предстояло помирить двух женщин, рьяно отстаивающих право воспитывать ребенка. Одна была его матерью, но ради общего блага младенца у нее отняли, едва лишь ему исполнилось пара месяцев. Другая, не имея возможности родить собственных детей, год опекала его, как если бы он был ее собственным сыном. У каждой была своя правда. Как бы ни привязана была Дженни к хозяйке и как бы ни любила Хукона, но ей приходилось признать, что бездетная Алина, обожающая старшего племянника и проживающая в собственных имениях, дала бы мальчику лучший присмотр. Ее грустная догадка подтвердилась нахмуренным видом Элинор. Хозяйка перестала притворяться больной и избитой, а увидев сына, опустилась на колени и раскрыла объятия. Она плакала, и Хукон плакал вместе с матерью. Дженни начинала ненавидеть подлую Алину, рядившуюся поначалу в овечью шкуру и пытавшуюся выдать себя за подругу ее госпожи, но та также вышла от отца поникшей. Не задумал же барон действительно, как тот Соломон, разрубить мальчика и отдать каждой из спорщиц ровно его половину?
— Позволь мне побаловать его хотя бы в последний день? — неожиданно обратилась к Элинор Алина.
В это время хозяйка, уже успокоившись, играла с сыном, перекатывая цветной мячик друг другу.
— Разве я тебе когда-то запрещала? — Элинор протянула игрушку золовке, но в словах ее точилась обида, и выражение лица оставалось холодным.
Дженни запуталась и отказывалась это понимать. Оставалось расспросить обо всем Элинор, лишь бы только не разбередить ее раны. Она последовала за хозяйкой в их покои.
— Собирай сундуки. Мы и так задержались. Королева вправе проявить недовольство, — сухо распорядилась Элинор.
— Да, госпожа.
— Собери вещи Хукона или скажи Анне, пусть поторопится, — Элинор упала спиной на кровать и продолжала отдавать распоряжения, уже не глядя на Дженни. — Себе собери то, что нужно в дорогу, не больше.
— Мой сундук уже собран! — неосторожно воскликнула Дженни.
— Ты глуха, — Дженни показалось, что хозяйка сказала это не грозно, а… равнодушно?
Она не обращала на топчущуюся рядышком Дженни никакого внимания, потому та не выдержала:
— За что вы меня наказываете и отдаляете от себя? Чем я провинилась?
— Это для твоего же блага. Я не хочу разлучать тебя с сыном, — Элинор продолжала смотреть в потолок. Потирая виски кончиками пальцев, она продолжила: — Обоз привезет нас в Виндзор, а оттуда вернется без нас, но с малышами. И с твоим Полом тоже. Пусть он и Нед будут неразлучны, как их отцы.
— Все правильно. Потому я остаюсь с вами. И разве не правильно было бы оставить Пола при Хуконе?
— Думаешь, имеешь право решать? — Элинор, приподнявшись на локтях, заинтересованно посмотрела на верную Дженни.
— Все решено не мною, а сначала вашей матушкой, которая, пожалев, приставила сироту к своим дочерям. Потом вами, когда вы сделали ее своей доверенной особой и… подругой. Но все это только Господни планы. Именно в его силах и праве так переплетать судьбы.
— Ох, Дженни…
Восприняв это как сигнал, Дженни присела на край кровати, приподняла хозяйку и притянула к себе, ненавязчиво заставив уткнуться лицом себе в плечо.
— Вы сильная. Вы все испытания пройдете с достоинством.
Хозяйка так и оставалась в объятиях служанки и только прижалась крепче, пробормотав:
— Я так устала, Дженни.
— Остановитесь. Отдохните. Я стану вашим шатром, а когда вы снова ринетесь в бой, то вашим щитом, — наперсница по-матерински поглаживала хозяйку, чувствуя, как та несколько раз глубоко вздохнула.
— Дженни…
Голос Элинор был уже ровный, умиротворенный, но, зная хозяйку, Дженни понимала, что долго в состоянии покоя та никогда быть не могла, потому пошла на опережение:
— Где же шляются наши непутевые мужья?
Молодой Хьюго ле Диспенсер и его сквайр вернулись в поместье только к полудню следующего дня, слегка нетрезвые, немного помятые. Вопреки ожиданиям их приезд не вызвал скандал или суматоху. Все разговаривали и вели себя так, словно и не заметили их отсутствия.
— Что здесь творилось? — попытался Хьюго привлечь внимание к себе у своей сестры Алины, а заодно расспросить о минувшем дне.
— Поздравь свою жену! Она выиграла! Только вот какой ценой?! — фыркнула Алина.
— Как только ты могла подумать, что я мог избить Элинор?!
— Как только ты мог подумать, что я могла подумать, что у тебя рука поднялась на твою благоверную?! — съязвила Алина, повторяя тон брата. — Ты слишком сын своего отца.
— Нашего отца никто не ставил перед выбором, — проворчал Хьюго.
— Ты не знаешь, маменькин сынок! — Алина дала ему легкий подзатыльник, как раньше, когда в их детских спорах она доказывала свое преимущество.
— Но-но! — шутливо ответил он, почесывая «ушибленное» место. — Что я не знаю?
— Когда тебя отправили пажом к нашему дядюшке Уорику, матушка, чтобы хоть как-то успокоиться после с разлуки с любимым сыночком, отправилась на охоту…
— Я помню эту историю. Она заехала на чужие владения и перестреляла ручных кроликов. Отцу пришлось выплатить штраф за ее причуду.
— Ты не все знаешь, братик. Смотритель парка сэр Уильям де Одихем потребовал еще отдельного наказания для нарушительницы порядка.
— И что было дальше? — Хьюго сжал кулаки.
— Были слышны крики и звуки ударов. Утром баронесса, сославшись на нездоровье, не вышла из своих покоев. Сэр Уильям был удовлетворен. Как только он уехал, матушка вышла и скакала на лошади, словно желала загнать ее, а потом перестреляла половину кур во дворе.
— Она хотела показать, что ни один удар не коснулся ее спины.
Алина заметила, как дернулись желваки брата, и пожалела, что затеяла разговор.
— Так и было. Если пробраться в родительскую спальню, то на одном из столбов кровати до сих пор видно засечки.
— Сволочь!
Хьюго сжал кулаки, и от подобного жеста не стоило ожидать ничего хорошего.
— Ты же не об отце?
— Одихем. Ему так просто это не пройдет.
— Вот и ладно, — пожала плечами Алина вслед уходящему брату. Буря обошла их стороной. — Я верю в тебя, младший брат. Но прежде чем разобраться с Одихемом, сделай одно важное дело: помирись с женой.
Как же легко ей было произнести всепрощающее: «Помирись»! Дай понять, что она права? Что ее проделки так и будут сходить ей с рук? Видит Господь, Хьюго не желал учить ее при помощи рукоприкладства и за произошедшее прошлой ночью вины не чувствовал. Он учил ее другими методами. Было дело, за строптивость и дерзость долгое время он не замечал Элинор, словно ее и не существовало, наблюдал, как она терзается, хоть это и не приносило ему удовольствия, но добился того, что она сама пришла к нему с повинной. Примирение было бурным и довольно приятным. Хьюго ухмыльнулся, вспоминая те события. Но тогда она была на глазах, теперь — получила свободу. Нехорошее чувство ревности заскребло противной мышью, предупреждая, что, дай ему пищу, и оно вырастет в дракона. Что имела в виду Алина, говоря, что за право продолжать опекать сына Элинор заплатила свою цену?
Хьюго прекрасно отдавал отчет, что отец пойдет на многое, чтобы приблизить старшего сына ко двору. Он уже дал понять, что если первым даром короля станут рога Хьюго Младшему, то это малая жертва.
«Если твоя супруга слаба — с паршивой овцы хоть клок шерсти состричь. Придет время — разберешься. Если умна и изворотлива, радеет за твои дела, то такая жена — самое ценное сокровище. Никто не толкает Элинор в постель к Эдуарду», — спокойно отвечал отец на бурные возмущения Хьюго.
Как же! Пока Хьюго без королевского разрешения, как беглец, решал тайные дела отца во Франции, тот отправил оказавшуюся в нужде Элинор прямо-таки в объятия к венценосному дядюшке. На их семейство не посыпались блага, поэтому Хьюго был склонен верить жене: между нею и королем в тот раз ничего не было.
В тот раз… Если бы король был противен Элинор, если бы Хьюго не ощущал ее симпатию, он был бы спокоен. Кто знает, на что способна оскорбленная Элинор, да еще после наущений коварного манипулятора?
Этого нельзя было так оставлять. Решительным шагом Хьюго отправился во двор, где как раз проходили сборы к отъезду его супруги.
Когда тебе только три года с небольшим, весь мир так огромен и полон неизвестностей, а может, и опасностей. Только что они для храброго воина, даже если он ростом едва три фута? Вооружившись палкой, как мечом, маленький Хьюго гонял по двору кур, возможно, воображая, что это вражеские рыцари.
Пока запрягали коней, пока носили сундуки в паланкин и обоз, Элинор наблюдала за игрой сына и любовалась им. А Хьюго заворожено замер, любуясь ею. Обычная женщина вдруг обратилась в фею. Хотя, может, она такой и была: эта бледная кожа, эти черты, когда она стоит боком и не замечает, — маленький носик, чуть опущенный вниз, четко очерченные губы, вздернутый уверенный подбородок. Мелюзина… Удача отвернется от него, если он позволит себе даже мысль разделить обладание этим чудом с кем-то еще.
— Мама! Ты видела? — нарушил блаженное оцепенение супругов малыш Хукон. Он наконец-то достал одну из кур. Возмущенно квохча, теряя перья, птица распустила крылья, замахала ими, пытаясь взлететь, что привело Хукона в неописуемый восторг. — Ты видела, как я ей?!
Хьюго не выдержал и засмеялся: маленький разбойник вполне отдавал себе отчет в том, что делает. Хукон надул щеки и с осуждением перевел взгляд на отца. Элинор, быстро зыркнув на мужа, с полной серьезностью и искренним восхищением поспешила поддержать сына.
— Я видела, дорогой, — с приободряющей улыбкой сказала она.
— Пойдем, — подойдя, Хьюго достаточно грубо подтолкнул ее в сторону.
— Куда? — сквозь зубы процедила она, но упрямиться не стала.
— Туда, где сын не узнает, как я вынужден буду учить разуму и послушанию его мать, — ответил Хьюго, уводя внезапно покорную Элинор.
— Собираешься меня кнутом или вожжами выпороть? — заявила Элинор, когда они оказались на конюшне.
Хьюго гаркнул на любопытного конюшонка, прогоняя его, и только тогда ответил:
— Как пожелаешь. Хотя я рассчитывал просто поговорить.
— Говори, — равнодушно пожала плечами Элинор. Пока они шествовали к месту объяснения, она успела сорвать шишку хмеля и теперь терзала ее, отрывая одну чешуйку за другой. Такое пренебрежение нельзя было допускать: захватив ее плечи, Хьюго прижал непокорную жену к стене.
— Говорю. Что вытребовал с тебя отец за возвращение Хукона?
— Ничего, — Элинор отбросила полуобдерганную шишку и взглянула в глаза мужу. — Хьюго, никто не строит заговоры, и никто ничего от тебя не скрывает. Если бы ты хотел слышать, то узнал бы обо всем первым. Я предложила, чтобы Алина — ненадолго, пусть не привыкает — взяла опеку над Недом и Тибби.
Хьюго слегка ослабил хватку. Было странным слышать, что собственница Элинор отказывается сразу от двух младших детей в пользу первенца.
— Ненадолго — насколько?
— Пока королева не объявит, что ждет собственное дитя! Я понимаю, что для Ее Милости Эдуард и Изабелла звучит знаково. Но мои дети ей не игрушки. Пусть королю доказывает, что готова стать матерью, а не свите фрейлин.
Вот все и стало на места. Видимо, для ревнивицы Элинор Алина казалась меньшим злом.
— Как это отец с тобой согласился? — сказал Хьюго на выдохе.
Им овладело желание. Перед ним стояла отнюдь не фея, а живая женщина. Строптивая, но в этом и удовольствие: усмирить, завладеть… Здесь и сейчас.
— Согласился. Он тоже считает, что Эдуард и Изабелла еще малы для придворных игр, — отвечала ничего не подозревающая Элинор.
— А Хукон? — вопрос о старшем сыне, конечно же, был важен: Хьюго тоже интересовало его будущее, но он же был и началом прелюдии. Рука Хьюго скользнула по груди жены, опускаясь вниз к ее бедру.
Элинор облизнула губы. Дыхание ее слегка сбилось.
— Хьюго и Элинор. Звучит знаково? Да? Если в нужный момент шепнуть Эдуарду, как славно смотрятся мой сын и его младшая сестра вместе, то, возможно, дальше можно будет громко говорить о помолвке.
— Вот хитрюга, — руки Хьюго уже по-хозяйски исследовали то, что находилось между ног Элинор — и складки спереди, и то, что скрывала ложбинка ягодиц. Вроде все знакомо, но, тем не менее, притягательно, как и в первый раз. — Уже и свадьбу спланировала.
— Говорят, что время бежит, оглянуться не успеешь, — Элинор уже сняла плащ и накинула его на стенку денника. Но когда Хьюго попытался, нажимая на плечи, опустить ее вниз, она вдруг выкрутилась: — Не так. Не хочу быть вся в соломе.
Она развернулась спиной, задрала юбки, прогнулась, опираясь на стену. Ее соблазнительный упругий задок и расщелина, как мишень, так и замаячили перед глазами. Уже не сдерживаясь, Хьюго выпустил истомившегося дружка ради того, чтобы найти ему горячее убежище.
Он двигался широко, резко, меняя углы и сожалея только о том, что платье скрывает груди Элинор и можно только представлять, как они качаются при каждом его толчке. Зато в чем себе трудно было отказать, шлепнуть жену по белой соблазнительной ягодице, с которой давно уже исчез след ночной экзекуции. Элинор вильнула задом и вся внутри сжалась, отчего стало блаженно хорошо. Только это еще был не конец. Пока не наступила разрядка, Хьюго пришла в голову еще одна коварная мысль.
Ему пришлось покинуть лоно Элинор, но только для того, чтобы, ухватив жену за талию, развернуть и все-таки заставить улечься спиной на кучу соломы.
— Зачем? — взвизгнула она, стукнув его кулаками по груди, но ее ноги, тем не менее, обвились вокруг его поясницы.
— Хочу видеть твое лицо, — как полупьяный пробормотал Хьюго.
Может, только Хукону было невдомек, чем занимались его родители на конюшне. Остальные же обитатели поместья либо старались делать вид, что не понимают, почему у леди Элинор немного перекошен вимпл, а взгляд слегка отрешен, или же прятали улыбку, как та же самая леди Алина, одобрительно кивнувшая брату. Она получила возможность дольше прощаться с любимым племянником, слегка потискать его и даже попытаться подкупом уговорить остаться.
— Ты помнишь, я обещала тебе пони?
— Зачем пони, если есть настоящий рыцарский конь? — поспешил прервать ее Хьюго, пока не началась новая семейная ссора. Он приказал запрячь своего жеребца, и прежде чем забраться самому, подхватил Хукона и усадил его в седло. — Побуду с вами еще немного.
Он достаточно долго сопровождал обоз, ехал рядом, пока Хукон не устал и начал поглядывать на паланкин.
— Не натвори глупостей, — дал жене последний наказ, прощаясь, Хьюго.
— Могу сказать тебе то же, — услышал в ответ.
Возвращаясь в поместье, Хьюго ни разу не оглянулся. Его деятельная натура легко переносила прощания, ведь за ними рано или поздно всегда следовала встреча.
___________
Круппер и пейтраль* — части конских доспехов для защиты крупа и груди.

@темы: ФБ, Любимая графомань, Диспенсеры, Элла и Ко

---

Забрала котика)

---

Беличий рекет...

---

У меня еще зима...

Название: Конокрады
Автор:  Roksan de Clare
Бета:  ehoo
Канон: Англия XIV века
Размер: миди, 5811 слов
Пейринг/Персонажи: Хукон, Нед, Тибби, Хьюго ле Диспенсер Младший, Инцитат
Категория: джен
Жанр: бытовая история, kid!фик, исторические эпохи
Рейтинг: PG
Примечание: Семейство Диспенсеров известно печальной славой благодаря великолепному циклу романов Мориса Дрюона. Но о чем забыл упомянуть писатель, у Хьюго Диспенсера Младшего и его жены было десять детей.
Арт для профайла и визуализация Хьюго ле Диспенсер Младший  Toba. Разрешение получено.
Краткое содержание: За проступком должно следовать наказание. Но у сэра Хьюго ле Диспенсера свои методы воспитания.

Темной ночью почти перед рассветом две фигурки выскользнули из замка. Парочка выглядела как люди, но только маленькие, чуть ли не вдвое меньше обычного человека. Можно было предположить, что это зловредные эльфы, создания ночи, достаточно нашалившись в отведенное для них пору, решили завершить визит к людям еще какой-то пакостью: ведь смертным божьим созданиям положено в это время еще спать. Эти же проказники были бодры и направлялись к конюшне, шли, как положено нарушителям порядка, оглядываясь. Особенно суетился тот, кто был ниже ростом и следовал позади. Он озирался чаще и что-то бухтел себе под нос. Наконец его напарник и, видимо, главарь маленькой банды не выдержал и шикнул на товарища:
— Возвращайся назад. Трус и нытик! Лучше бы я Тибби вместо тебя взял. Толку больше было бы…
— Сам трус! Отправишь меня, а потом скажешь, что все было. Хотя на самом деле ничего не будет, — огрызнулся меньший.
Главарь не нашел должным ответить на справедливые или нет обвинения, ведь они уже добрались до своей цели. Он отворил двери, скользнул внутрь, за ним, воровато оглянувшись, последовал напарник.
Летняя ночь коротка. Не так долго возились в конюшне два злодея, но утренний свет уже слегка разогнал тьму. Наконец-то странная парочка вышла. Они не исчезли с первыми солнечными лучами. Теперь уже стало очевидно, что никакие это не эльфы, а двое самых обычных мальчишек, лет восьми-девяти. Старший, весьма коренастый, имел каштановые слегка вьющиеся волосы. Он шел уверенно и вел в поводу огромного вороного коня, а тот послушно, неспешно переставлял покрытые густыми щетками ноги, следуя за похитителем.
У второго конокрада, меньшего, вертлявого как вьюн, были темные, коротко остриженные волосы. Он старался не отставать, но, видимо, опасаясь, что невзначай конь, каким бы смирным ни казался, может и взбрыкнуть, шел рядом с товарищем. Мальчишка нес в руках уздечку. Старший мальчик привязал коня к изгороди и скомандовал:
— Давай, — он ухватился за недоуздок, и тут жеребец поднял голову. Сразу стало понятно за кем сила. Продолжая крепко держаться за ремни, старший из мальчишек оказался поднятым в воздух и висящим на лошадиной морде. Младший тут же противно захихикал. Его товарищу было не занимать упорства. Болтая ногами, он все-таки нащупал опору, встав на изгородь, и снова дал суровое распоряжение товарищу. — Давай узду, Нед, и неси седло.
Узду Нед передал, но на последний приказ снова заартачился:
— Сначала попробуй открыть этой зверюге пасть, потом я буду спину гнуть. — В это время, в подтверждение этих слов, конь снова тряхнул головой так, что мальчика, державшего его, едва не снесло с изгороди. — Бросай это дело, Хукон, — посоветовал Нед.
— Нет уж, — сцепил зубы Хукон. И к удивлению друга, все-таки каким-то чудом разжал коню челюсти, просовывая между ними трензель. — Вот, так-то!
— Ладно, — вынужденно согласился Нед и уже повернулся, чтобы снова бежать к конюшне, но вдруг попятился, едва не упершись в бок коня. — Что ты здесь делаешь, Калеб?
Его товарищ, увлеченный укрощением жеребца, также был вынужден обернуться.
— Что может делать конюх возле конюшни? — ответил незаметно приблизившийся бородач. — А вот что вы здесь делаете в такую раннюю пору, молодые господа?
Нед пожал плечами и обернулся на товарища, который, продолжая стоять на ограде, был теперь вровень с рослым конюхом. Хукон нахмурился, сведя брови так, что если бы не образовавшаяся глубокая бороздка на переносице, они слились бы в одну линию.
— А ты, Калеб, совсем ослеп? — не растерялся мальчик. — Не видишь?! Седлаем Инцитата!
Калеб, не глядя на сердито настроенного конокрада, понимавшего, что довести до конца свою затею не удастся, подступил к коню, взял его за уздечку.
— Глаза мои видят превосходно, мастер Хукон, — Калеб похлопал жеребца по шее. — Вот чертяка! Понял, что легко перекусит железку.
— Как это? — внешние края бровей Хукона поднялись вверх, выражая удивление, так что теперь они образовали клин.
— Это ведь узда для кобылы вашей матери, мастер Хукон. Для этого зверя она деликатная очень. Да и мала. Как раз на зубы попадает, — Калеб довольно быстро разнуздал коня, при этом приговаривая. — Решил пошалить, чертяка?
Хукон перевел серьезный взгляд на товарища. Тот обезоруживающе пожал плечами: с кем не бывает, но таких извинений оказалось мало.
— Оказывается Инцитат умнее, чем мой брат, — насмешливо заявил Хукон.
Калеб хмыкнул, и Нед, приняв такую реакцию за презрение, вспылил, разразился криками..
— Сам глупец! Темно было! Немудрено перепутать! — Нед двинулся вперед, сжимая кулаки. — Ты не заметил подмены, хотя мог и видеть, и прощупать!
— Молодые господа, разве вы сейчас не должны быть в своих кроватях и мирно спать, а не устраивать здесь побоище? — как-то спокойно обыденно сказал конюх, разворачивая вороного Ицитата в сторону конюшен.
— И правда, Нед, — спрыгнул вниз с ограды Хукон. — Нам пора. Надеюсь, ты не станешь поднимать шум из-за такого пустякового дела?
Калеб промолчал, но Хукон уже не дожидался ответа, направляясь к замку. Нед несколько раз воровато покрутил шеей, зыркая то на спину удаляющегося брата, то на конюха. Наконец-то он решил удостовериться, что их вылазка все-таки останется в тайне.
— Ты же ничего не скажешь, Калеб?
— Нед! — позвал Хукон, и тут же сорвавшись с места, Нед побежал за ним вслед, так и не дождавшись ответа.
— Думаешь, он ничего не расскажет? — Нед как мог, старался придать голосу беспечности, но получалось плохо.
— А если расскажет, то что? — равнодушно отвечал Хукон, хотя брату показалась его бравада наигранной.
— Отец нас убьет. Может, рассказать все старику и попросить его защиты?
Хукон неожиданно остановился.
— Если Калеб не расскажет отцу, а мы скажем все деду, то тогда отец все равно все узнает.
— Почему это? Думаешь, дед ему все расскажет? Может тогда пусть будет, как будет? — Нед дернул брата за рукав. Неопределенность мучала его, а задержка становилась опасной. Скоро двор проснется, слуги поспешат по своим делам. Тогда их ночную вылазку не удастся оставить в тайне. Нед уже сто раз пожалел, что прошлым днем начал подтрунивать и подзадоривать старшего брата, заявившего, что запросто смог бы справиться не только с пони, а и с настоящим боевым конем. Только вот ему вряд ли разрешат это сделать.
«Всегда хорошо иметь причину, почему ты не можешь показать, какой ты молодец. А сам только говорить мастак», — насмехался Нед.
«Сегодня ночью я укрощу Инцитата», — заявил Хукон.
«Болтай, болтай», — передразнил его Нед. — «Может, ты потом еще скажешь, что и случайно пролетающего дракона оседлал».
«Вот мы и проверим», — младшая сестра мальчиков Изабелла, или как все ее звали Тибби, подкралась незаметно.
«Будешь подслушивать — уши станут лошадиными», — Тибби не успела вывернуться, шустрый Нед схватил ее за мочку уха.
«У лошадок очень милые ушки, не то, что у лопоухого Неда», — не унималась девочка, которой какое-то особое удовольствие доставляло дразнить братьев.
«Не лезь в мужские дела!», — Нед дернул сестру за ухо, так что она даже пискнула. Он-то знал, что каверзы Тибби строила из-за ревности, из-за того, что все чаще у них с Хуконом появлялись секреты, к которым ее предпочитали не допускать.
«Не трогай ее. Она права», — неожиданно встал между ними Хукон.
«Ты что!», — возмутился Нед. Он не собирался колотить сестру, скорее Тибби часто давала волю кулачкам, если считала, что Нед в чем-то ее обидел. Поэтому теперь, хоть сила была на стороне старшего брата, он готов был ударить брата, только обдумывал, как бы это сделать так, чтобы не получить ответ, когда всегда такой медлительный Хукон опередил его:
«Этой ночью мне нужна будет твоя помощь».
«Хорошо», — согласился Нед, подсчитывая, что бы потребовать у брата за такую услугу, но все испортила Тибби:
«Я с вами!», — заявила она, тонкими пальчиками накрепко вцепившись в рукав Хукона.
«Нет», — на удивление Неда, старшему брату легко удалось отцепить ладонь Тибби. — «Мужчины совершают подвиги, а женщины ждут их дома. Мы все тебе расскажем. А когда я усмирю Инцитата, то смогу и тебя на нем покатать».
Нед как-то внутренне напрягся: Тибби не привыкла к отказам. Он ожидал криков и требований и не ошибся.
«Я пойду с вами!» — решительно заявила Тибби. Неда всегда поражался, как она может так пристально смотреть и, несмотря на длинные ресницы, не моргать. Этот пронзительный взгляд был хуже коготков и кулачков Тибби. Нед не припоминал, когда мог стойко его выдержать и не уступить требованиям сестры. Может когда-то он бы и научился противостоять ей, но пока что получалось плохо. Следовало предупредить Хукона о тайном оружии Тибби. Вот теперь и он попался. Нед рассуждал, как поступит старший брат: откажется от задуманного, или позволит Тибби командовать собой?
Хукон, чуть сдвинув брови, внимательно смотрел на сестру. Он чуть наклонил голову, заложил за спину руки и замер. Изабелла, продолжая пронзать Хукона взглядом, прищурилась и приняла похожую с ним позу. Может Тибби и выиграла бы битву взглядов, если бы не роковая мошка, севшая ей на нос. Девочка дунула, пытаясь ее отогнать и… Моргнула. Потом еще раз…
— Ты проиграла! — Хукон легко щелкнул Изабеллу по лбу. От такой бесцеремонности та даже побледнела.
— Я же не играла! — закричала она.
— Тшшш, — приложил палец к губам Хукон. И Тибби подчинилась. Примолкла, смутилась, растеряно захлопала ресницами. — Пойдем, — кивнул головой Хукон. Это уже относилось к Неду. И тот подчинился. Можно сказать, он проникся малой толикой доверия к хвастовству брата: если ему удалось усмирить Изабеллу, то, наверное, и Инцитат ему покорится. И так было понятно, что задумал совершить Хукон, но Нед вдруг осознал, что желает разделить с ним приключение. Лишь бы только Тибби из вредности за ними не увязалась. Нед постарался незаметно оглянуться, но сестра стояла там, где ее оставили, низко опустив голову.
«Вот и правильно. Пусть знает свое место», — самодовольно подумал тогда он. Теперь же, понуро плетясь следом за братом, он представлял как Изабелла, узнав, что Калеб прогнал их, не дав исполнить задуманное, поднимет незадачливых конокрадов на смех.
— А Тибби мы скажем, что все получилось, — Нед тут же придумал выход из позорной ситуации.
— Скажем, — хладнокровно, словно Нед озвучил его мысли, согласился Хукон.
Нед уже готов был слегка обидеться на бесцеремонного, зазнавшегося старшего брата, но вовремя опомнился, оставив за плотно стиснутыми зубами колкость. Насколько же легко Хукон согласился на ложь, чтобы оставаться в глазах сестры отчаянным героем, сопровождаемым удачей. Не таким уж оказался он безупречным. И теперь, поймав его на такой слабости, Нед приобретал над ним власть: «Стоит только намекнуть ему, что один маленький секрет станет известен Тибби».
— И что мы ей скажем? — Если бы Хукон обернулся мгновением раньше, то был бы удивлен хитровато-довольным лицом брата. Просто весьма внезапный вопрос, когда все казалось таким очевидным, поставил его в тупик. Пока брат не почуял насмешки и не заподозрил подвоха, Нед поспешил ему пояснить. — Она ушлая. Начнет расспрашивать подробности. А если я буду говорить одно, а ты другое, то сразу нас раскусит.
Хукон задумался. Думал достаточно долго, так что Нед уже начал проигрывать утреннему холодку, добирающемуся до самых костей, и чтобы хоть как-то его отогнать стал качаться на пятках и растирать предплечья.
— Хорошо, — наконец-то принял решение Хукон. — Ты придумаешь, что рассказать Тибби, а я соглашусь. У тебя на такие истории голова лучше варит.
Свершилось чудо! Безупречный старший брат признавал, что хоть в чем-то он уступает младшему. Нед понимал, что, подготавливая историю для брата, он становится больше чем соучастником и так легко теперь его не получится шантажировать. Но Нед с неожиданной радостью для себя вдруг согласился: эта придуманная ложь, связывала их больше, чем угроза ее разоблачения. Связывала чем-то большим… Дружбой? Братскими узами.
— Хорошо. Слушай, — немного правды, которая заставит Тибби улыбнуться, немного выдумки — и история готова. Нед действительно был тот еще мастак в сочинительстве.

***
История была прекрасна, как песня трубадура! Сначала казалось, что у храбрых всадников нет никакого шанса усмирить чудовище. Конь не поддавался и даже заставил Хукона немного полетать — и тут Нед не слукавил. Потом, не без его помощи брата, Хукон все-таки справился с животным.
Нед был красноречив как никогда, Хукон, может и вынуждено, но соглашался, когда младший брат перебирал с комичностью, описывая ту часть приключения, о которой он бы предпочел промолчать. Рассказчик ожидал восторгов сестры, может недоверия, может плотно сжатых в обиде губ, но никак не равнодушия.
— Вот и молодцы! — Изабелла, вздернув носик и приложив ко лбу ладонь, смотрела куда-то в небо. Что-то было не так с небом или с сестрой. Нед и сам задрал голову: небо как небо. Разве что одно из облаков похоже на голову лошади, а другое как рыцарский шлем.
Изабелла приготовилась к уроку верховой езды. Одета она была как мальчик: аккуратные сапожки без изысков, курточка, штаны, но не особо была похожа на задиру мальчишку. Дело было даже не в длинных волосах, забранных в косы. Все говорили, что она хорошенькая. Она же и без чужих слов была в этом уверена. Скорее даже считала себя непревзойденной красавицей. Нед бы поспорил с нею. Для него в мире существовала только единственная по-настоящему красивая женщина — их мать. Изабелла не была уродиной, но у нее были такие же, как у отца и Неда, темные волосы. Разве может считаться красивой женщина с черно-угольными волосами? Хотя к достоинствам Изабеллы Нед мог приписать, что она была тоненькой. Не худой, ведь все ее члены были пропорциональными, а она не выглядела болезненной, как одна из их родственниц, которой уже и не было. Изабелла была здорова и вполне крепка, но вместе с тем она была как нежная заготовка под настоящую женщину. Вот она подняла руку и приставила ко лбу ладонь, как до этого сделал ее брат, а тонкие удлиненные пальчики светились, словно были полупрозрачные.
— Хочешь, в следующий раз я уговорю Хукона и тебя взять на наши ночные скачки? — неожиданно для себя сказал Нед.
— Нет, — ответила Тибби, не отрываясь от созерцания облаков. — Ночью надо спать.
— Ты все рассказала? — строго и непреклонно попытался прервать ее умиротворение Хукон.
— Что рассказала? — беззаботно уточнила Тибби.
Когда ожидаешь наказания, становишься подозрительным. Пока что никто не напомнил неслучившимся конокрадам об их ночной вылазке, но некоторые незначительные события заставляли задуматься. Как тонкие ниточки основания паутины сходятся к центру, где, не таясь, сидит хищный паук, так и некоторые странные события этого дня сходились к Изабелле.
Обычно мальчиков обучали верховой езде отдельно от их сестры. Дело было даже не столько в их статусе будущих рыцарей, а в том, чтобы избежать лишних криков с одной стороны и насмешек с другой. Изабелла была храброй девочкой. Она лихо садилась в седло, она легко держала равновесие на рыси, но в обучении такому элементарному действию как управление лошадью у Изабеллы был огромный пробел, который не мог исправить ни один наставник. Что сложного в том, чтобы развернуть лошадь? Хочешь повернуть направо — подбираешь правой рукой повод, левой ногой слегка бьешь лошадку в бок. Но у Изабеллы были свои правила. Правая рука, значит и правая нога. Лошадь терялась, куда же на самом деле ей идти. Изабелла злилась. Нед хохотал. Изабелла злилась еще больше, а страдала ни в чем неповинная лошадь.
Хукон этого мог и не знать, но Нед помнил, и Изабелла точно.
— Сейчас будет веселье, — попытался разозлить, а может и вывести на чистую воду сестру Нед.
Изабелла наконец-то перестала рассматривать небо и одарила взглядом обоих братьев.
— Я буду веселиться, глядя на ваши завистливые лица.
— Доносчица! — громко в спину Тибби, так как та сделала несколько шагов вперед, провозгласил приговор Хукон.
— Неудачник, — не осталась в долгу девочка, но к обвинителю так и не обернулась, только плечами пожала. То, что заинтересовало Тибби, не осталось без внимания и ее братьев. Время от времени Хьюго ле Диспенсер лично наблюдал за успехами или неудачами отпрысков. Редкая похвала была честью для обоих мальчиков. Они бы никогда не признались друг другу в том, что слегка побаивались немногословного отца. Если для братьев привычна была его строгость, то Тибби наслаждалась вседозволенностью и его лаской. Все это было само собой разумеющимся и не вызывало ни раздражения, ни ревности. Вот и сейчас не было ничего необычного в том, что, когда сэр Хьюго вошел в манеж, его любимица побежала к нему навстречу. В этом не было ничего удивительного.
Вслед за лордом Диспенсером конюх Калеб вел его коня Инцитата. В этом тоже не было ничего удивительного. Сэру Хьюго претила спокойная жизнь, а конь застаивался и становился ленивым. И это не было странным. Отец не сел в седло, а усадил туда Изабеллу. Вроде ничего подозрительного, но сердце Неда вдруг пронзило тупой болью разочарование, словно он был предан, обманут в доверии.
— Сдается, Калеб не случайно оказался возле коновязи, — внезапно стало трудно дышать от того что горло сжалось, а глаза как будто запорошило. Но предательница Изабелла точно не стоила позорной слабости слез.
— Только сейчас понял? — проворчал Хукон. Нед не ответил и опустил голову, чтобы не видеть торжества сестры.

***
Мальчишки оказались правы в том, что их замысел разрушила Изабелла. Только ошибались они в том, что все было сделано специально или по злому умыслу. То, что братья не приняли ее в свою компанию, а отмахнулись как от назойливой мухи, так наглядно показали, что она нежеланна в их компании, должно было ее разозлить. Она должна была побежать за ними, доказать, что может быть с ними на равных, что достойна участвовать в их затеях. Но гордость накрепко прикрепила ее ноги к земле.
Ею пренебрегли. Ее оставили. Родители не в счет, но два самых близких человека ее предали. Они не просто не доверяли ей, они считали ее ни на что не способным ничтожеством, беспомощным, как слизняк под камнем, или их младший брат Гилберт — младенец, только и умеющий орать и пускать слюни.
Изабелла зло пнула ногой камешек. Еще с утра ей казалось забавным, как Нед корчит малышу рожи, а тот улыбается. И вдруг для нее открылась горькая истина. Это не были ужимки вертлявого мальчишки! Это были тайные знаки! Нед предал ее. А она ведь так радовалась, что единственная девочка в семье, что у нее столько братьев, ее личных рыцарей… И теперь из-за заговора мальчишек стала изгоем!
Солнечный летний день перестал быть прекрасным и интересным, и только потому, что в этом мире существовали мальчишки, считающие себя его хозяевами. Она срочно нуждалась в собственном королевстве, где и духу бы их не было. И оно у нее было. Совсем маленькое, но особое, личное. Как хорошо, что Хукон и Нед показали свои истинные лица, и она не успела о нем им рассказать.
Ее секретный мир находился на старой груше, что росла у крепостной стены в самом глухом месте усадьбы. Казалось бы, влезть на нее по толстому стволу без какого-то упора для ног было невыполнимой задачей. Но Тибби была горда собой, поскольку справилась с ней великолепно. Груша росла так близко от стены, что можно было не касаться земли, упершись с одной стороны спиной в ствол, а ступнями в стену. Придерживаясь за дерево руками, Тибби таким образом сделала маленький шаг по стене, потом еще и еще… В конце-концов она оказалась так высоко, что смогла схватиться за одну из толстых ветвей и, подтянувшись, усесться на другую. Эти две ветви и две другие образовывали нечто похожее на гнездо или кресло для госпожи маленького зеленого королевства. Королеве Изабелле нужны были подданные, и в следующий раз она намеревалась вернуться к дереву с братьями. Хукон с Недом могли бы придумать, как облегчить трудный подъем на вершину, а еще лучше спуск. К счастью, не сложилось, ведь мальчишки наверняка пожелали бы захватить ее территорию, ее же саму прогнать под предлогом, что они заботятся о ней, ведь женщинам положено сидеть дома, а не лазить по деревьям.
Во второй раз забираясь на грушу, Тибби чуть не претерпела неудачу. Нога едва не соскользнула, потому, перенеся упор на спину и ладошки, она немного их поцарапала. Чудом, наконец-то, забравшись в свое логово и утихомирив бешеный бой сердца, Тибби зализывала ранки на ладонях и предавалась грустным мыслям.
Сколько так сидела, она не знала. Она слышала, что ее зовут, ищут, но не спешила отзываться. Напомнил о себе голод, но для благословенного королевства Изабеллы он не был проблемой. Достаточно было только протянуть руку…
Тибби так и сделала. Через мгновение она уже владела ценным трофеем — сочной грушей. Однако приз оказался с изъяном. Тибби достаточно было надкусить грушу, чтобы заметить темный ход, прорытый червяком, для которого здесь был и дом и житница. С ужасом представляя, что могла уже съесть мелкое безногое существо, девочка выплюнула не пережеванный кусок, а за ним последовал и остаток груши.
— Гадость! — воскликнула она.
— Осторожней, — ответили ей снизу, — так и убить можно.
Тибби не была настолько наивна, чтобы поверить, что это червяк заговорил с нею. Тем более голос был ей знаком. Такой мужественный и такой родной, что даже сердце начинает радостно подпрыгивать.
— Папа! — громко воскликнула Изабелла, она так рьяно к нему потянулась, что едва не соскользнула. Собственная неловкость заставила ее стать серьезной и насторожиться. — Как ты меня нашел?
— Ты причинила беспокойство своей матери, которая боялась, что ее единственная дочь могла забраться на старую грушу и упасть. Я решил проверить, так ли это.
Глядя на отца сверху вниз Изабелла чувствовала себя мудрее и прозорливее:
— А откуда она узнала?
— Может, это было и ее тайное место, когда она была в твоем веке? — Изабелле сложно было представить такую маму, но так сказал отец, а его слову следовало доверять. А отец между тем продолжал. — И на кого злится моя принцесса? Может на братьев?
— Вот еще! Пусть их Инцитат затопчет, я даже не замечу! — Тибби гордо скрестила на груди руки.
— Значит, Хукону и Неду понадобился мой конь?
— Откуда ты узнал? — воскликнула девочка и тут же зажала обеими ладонями рот.
— Ты сама сказала.
— Нет, нет, нет, нет, — Тибби отчаянно замотала головой. — Я ведь и просто так могла это сказать. Потому что они не хотят играть со мной, а не потому что… Ой!
Она вроде и остановилась, но та ситуация, в которой она оказалась уже была безвыходной. Разве что еще выше подняться по дереву и ненадолго скрыться от проблемы, созданной собственным языком.
— Изабелла? — прервал ее горькое молчание отец. И Тибби больно кольнуло услышать свое полное имя с его губ. «Тибби. Принцесса. Моя девочка», — он так называл ее всегда. Никак не Изабелла. Самое красивое из имен теперь стало упреком. Отец был разочарован в том, что она не доложила на братьев?
— Да, папа, — сухо ответила она и отвернулась.
— Ни Хукон, ни Нед не просили меня позволить попробовать покорить Инцитата. А ты говоришь, что пожелала им смерти просто из зла… Чем же они тебя так обидели?
Обида на братьев отошла куда-то в сторону, уступая возмущению от несправедливого осуждения. Оказывается, отец обвинял ее даже не в том, что она не доложила о задуманной проказе братьев. То, что он предположил, было настолько страшным, что у Тибби внутри все сжалось. Она вспомнила исчезнувшую принцессу Элинор, несостоявшуюся невесту Хукона, и ей стало не по себе. Ей захотелось защитить братьев, только не от Инцитата, а от отца, из-за строгости которого им пришлось идти на преступление.
— А если бы они попросили, разве ты бы разрешил? — дерзко бросила она обвинение.
— Может и разрешил. Смелость поощрительна, а безрассудство само себя наказывает, — размеренно, но ни мгновения не раздумывая, ответил отец. — Они не просили, но если что-то задумали, то может случиться так, что наказывать будет некого.
— Они не хотят со мной играть, — пожаловалась Тибби, все еще продолжая держать оборону. — Скоро подрастет Гилберт, потом родится еще один мальчик, и я останусь совсем одна.
— Разве ты не хотела быть единственной принцессой этого замка? — поддел ее отец, Тибби пришлось с ним согласиться, совсем недавно она так и говорила, а теперь пришлось признать свою неправоту.
— Мне нужен тот, с кем я могу делить собственные секреты.
Легкий ветерок пробрал изгнанницу Тибби до костей, словно прилетел из осени. В своем королевстве ей стало так неуютно и одиноко.
— Хорошо. Если хочешь, я поговорю с твоей матерью насчет сестры.
— Точно? — девочка с недоверием покосилась на стоящего внизу мужчину. Появление в их семье подобной себе для нее воспринималось каким-то чудом, но ради того, чтобы когда-нибудь сказать заветное: «Мальчишек это не касается», она готова была потерпеть некоторые неудобства.
— Вполне вероятно. Может даже очень скоро. Твоя мама не менее упряма, чем ты. Разве что ты ей кое-что пообещаешь.
— И что именно? — после недавнего промаха Тибби решила, что не даст так просто поймать себя на слове.
— Больше не лазить по деревьям.
— Я больше не буду забираться на это дерево, — уверенно заявила она. Какой смысл был в секретном месте, которое уже не было секретом? Но отец не заметил подвоха:
— Договорились. Теперь спускайся.
— Сними меня, — Тибби снова вспомнила про оцарапанные ладошки и представила, как нелепо будет выглядеть перед отцом, спускаясь с дерева обычным способом.
— Ладно, — согласился папа.
Тибби было жаль, что спуск оказался слишком быстрым. Но как же хорошо было находиться в сильных папиных руках, обнимать его шею, прижиматься к нему. Она только надеялась на одно — что он подольше не решится расцепить ее руки.
— А если я попрошу тебя позволить Хукону проехаться на Инцитате, ты согласишься? — шепнула она.
— Даже скорее, чем, если бы попросил он, — также тихо шепнул папа в ответ. — У тебя ведь против меня есть тайное оружие.
— И какое? — эта игра ей определенно нравилась.
— Просто улыбнись мне.
Изабелла подавила первое желание вскрикнуть: «Легко», а продолжая заговорщицки шептать, провозгласила:
— Тогда сделай так…

***
Отец катал Тибби верхом на Инцитате. Хоть такое событие и случилось впервые, но в нем не было ничего из ряда вон выходящего. Сэр Хьюго любил баловать единственную дочь. Обычно у мальчишек не вызывало ревности его внимание к сестре. Да и теперь вид Тибби, гордо вздергивающей подбородок каждый раз, когда она проезжала мимо братьев, будил в них скорее досаду от ее подлого доноса, чем зависть. Но всему есть конец. Пришел конец и тяжелому испытанию Хукона и Неда. Отец спустил Тибби со спины Инцитата, и она с самым беспечным видом направилась к братьям.
— Теперь ты! — ласково проговорила она, обращаясь к Хукону. — Достаточно было просто попросить…
А тот даже не взглянул на нее.
— Что застыл? — вмешался отец. — Твоя очередь.
Нед облегченно вздохнул, надеясь, что это вышло не особо шумно и не так очевидно. Донос Тибби, конечно, заслуживал осуждения, но то, что им удалось избежать наказания, казалось хорошей новостью. Но недолго ему пришлось радоваться.
— Не надо мне твоих подачек, — внезапно заявил Хукон. — Я не позволю тебе возить меня как какую-то женщину.
У Неда от тревожного предчувствия беды даже желудок скрутило. Отец грозно двинул брови. Как-то некстати Нед заметил, что Хукон, когда недоволен, делает похожее выражение лица. В другое время он бы высмеял брата, но теперь Неду точно было не до веселья. Еще и Тибби подлила масла в огонь, презрительно фыркнув:
— Ты и так не сможешь!
Попытка подначить брата успеха не имела. Изабелла словно перестала существовать для Хукона. Неожиданно ему вновь сошла его выходка.
— Тогда покажи, на что ты способен, — сказал отец и приободряющее улыбнулся.
Хукон чуть-чуть помедлил, видимо тоже слегка не доверяя услышанному и ожидая подвоха, но потом направился прямиком к Инцитату.
— Калеб, — Хукон бросил красноречивый взгляд на державшего коня под уздцы конюха. Приказ был не произнесен, но все и так очевидно: чтобы усесться в седло, молодому господину необходима помощь.
Но если Калеб все понял, то понял и отец.
— А если сам? Как настоящий рыцарь? Не касаясь стремени? — спрашивал отец вполне серьезно, но если не в голосе, то в его словах была слышна насмешка. Как-никак все видели, что таким способом Хукон может оказаться в седле, только если обретет крылья. Конь был такой громадный, что, даже встав на цыпочки, мальчик не мог дотянуться до луки седла. Разве что подпрыгнуть, но тогда при неудаче он бы выглядел смешно и нелепо. Нед знал, что, когда они решили одолжить Инцитата, у Хукона был вполне действенный план, как забраться на коня. Всего лишь нужно было стать выше, забравшись на коновязь, перелезть на шею, а потом соскользнуть в седло. Замысел хорош, когда тебя никто не видит, но будущему рыцарю так вести себя недостойно.
— Как-нибудь в другой раз, — проворчал Хукон.
Сэр Хьюго принял это как признание беспомощности своего старшего сына и кивнул одному из конюшонков. Он сделал несколько шагов в сторону Хукона, а тот неожиданно попятился.
— Не надо, — огрызнулся он.
Не спеша, Хукон удалился, заставляя всех присутствующих ждать. Поход его был не так далек — к бревну у ворот манежа. Никого не прося как-то себе подсобить, Хукон перевернул его, откатил к Инцитату и снова перевернул так, чтобы оно крепко стояло. Теперь, может и не лихо по-рыцарски, но забраться на коня стало вполне возможно. Хукон торжествующе взглянул на отца, а тот одобрительно кивнул. Вот теперь точно можно было облегчено выдохнуть — опасность наказания минула.
Несомненно, Хукон был доволен своей победой. Он даже мог возгордиться и задрать нос так, что земли бы не увидел. Инцитат оказался тем, кто легко заставил его смотреть в обратном направлении.
Конь шел вроде и под управой, однако переставлял ноги еле-еле, но, наверное, со своей высоты Хукон этого не замечал, потому что не старался его как-то подогнать. Отца, видимо, тоже устраивал такой лошадиный ход.
— Набери удила! Спину прямо! — командовал отец. — Теперь в другую сторону.
Но вместо того, чтобы развернуться, Инцитат остановился и замер. Хукон отчаянно колотил его пятками в бока, но все его усилия тратились впустую.
— Направляй его. Покажи, кто главный, — продолжал наставлять сэр Хьюго.
Хукон сосредоточился и дал упрямому коню действенный шенкель. Инцитат тронулся с места, сделал несколько шагов и остановился. Видимо, решив показать, кто действительно ведет, он наклонил морду к самой земле, а Хукон, увлеченный такой подлой лошадиной уловкой, перегнулся чуть ли не пополам.
— Шагом! — громко скомандовал Хукон. Понукаемый его приказом, Инцитат снова сделал несколько шагов, но когда сложилось впечатление, что он смирился, опять сделал поклон шеей, заставляя поклониться и Хукона.
— Это не Хукон приручит Инцитата. Это Инцитат научит его вежливости и покорности, — не мог не подметить Нед. Тибби хихикнула, а Нед, внезапно вспомнив, что ему стоило бы игнорировать сестру, прикусил губу.
Слышал ли реплику брата и смешок сестры Хукон, неизвестно, но какое-то время он просидел в седле с опущенной головой и руками.
— Не сдавайся! Позволишь себе один раз отступить — будешь все время последним! — говорил отец.
Это слышали все. И Хукон наверняка слышал тоже. Для всех он может и казался потерянным и расслабленным, но все его члены были напряжены, как натянутая тетива перед выстрелом, пальцы, удерживая повод, сжались так, что костяшки побелели. Хукон закрыл глаза, представляя желанную картину, как он уверенно гарцует на непокорном коне, отсчитал удар сердца, ударил коня в бока и скомандовал:
— Рысью!
Инцитат двинулся, но только не вперед, а попятился назад. В паре всадник и конь кое-кто точно держал контроль и знал, что делает. Задом он отступал к ограде как раз к тому месту, где почти вплотную к ней росло дерево. Цель коня была вполне ясна: если не сбросить, то смять наглую огромную козявку, прилипшую к его спине.
— Повод! — кричал отец, рванувшись навстречу смутьяну коню и его всаднику.
Инцитат стремительно приближался. Нед видел, как Хукон пытается намотать на кулак удила — и это было неправильно. Однако Нед, прежде чем предупредить брата о роковой ошибке, даже не думая, что делает, обернулся и крикнул:
— Уходи! Зайди за ограду.
Причины его беспокойства рядом с ним не было. Глупая сестра каким-то образом оказалась на пути коня.
Не думая, что делает, Нед бросился наперерез коню, попытался оттолкнуть с его пути сестру, но вместо этого сбил ее и рухнул сверху. Нед успел подумать, что умирать не страшно, если бы не одна досада: не хотелось умирать так нелепо.
Мгновение затягивалось, а смерть не наступала. Тибби под ним начала шевелиться и шмыгать носом. Он отнял лицо от ее спины и повернул в сторону. Перед ним столбами высились огромные конские ноги, Нед мог рассмотреть каждую рытвину на копытах. Потом его подхватили и поставили на собственные ноги. Наверное, это сделал отец. Потому что именно он поднял Тибби, ощупал, целы ли кости. А через мгновение, он точно так же обследовал Неда, убеждаясь, что тот в порядке. Никаких повреждений не было, не считая синяков, ставших последствиями крепкой отцовской проверки.
Наконец-то, почти опомнившись, поверх отцовского плеча Нед решился посмотреть на грозного коня. Хукон все еще сидел на нем верхом. Видимо брату все-таки удалось в последний момент справиться со скакуном, или же Инцитат оказался достаточно разумным, чтобы понять, что затоптать хозяйских детей для него ничем хорошим не обернется.
— Все хорошо? — схватив обоих детей в охапку, отец привлек их к себе. Не сговариваясь, Нед и Тибби кивнули. — Тогда матери о том, что случилось, ни слова. Незачем волновать ее и ребенка в ее животе по таким пустякам.
— Да, папа, — пискнула Тибби. Если бы она не сказала это первая, то Нед скорее всего тоже бы сказал: «Да, папа», но тут его словно дьявол за язык кольнул.
— А ты дашь мне проехаться на Инцитате как Хукон, а не как Тибби? — Если бы можно было превратиться в муравья и стать совсем незаметным, то Нед бы воспользовался возможностью. Опасное это дело — вынуждать отца к чему-то. Потому Нед быстро добавил. — Когда-нибудь.
— Сегодня, — бескомпромиссно сказал отец, отворачиваясь к Хукону. — Еще один круг. Только шагом, — приказал он.
И Хукон сделал, как сказал отец. И никто, уж Нед так точно, не стал бы смеяться над его неспешной ездой. Хукон не возражал, когда Калеб снял его. Усмирение коня стоило ему сил. Стараясь не пошатываться и сохранять важность, он медленно отправился к месту наблюдения, тогда как Нед занял его место у Инцитата.
Нед не стал пускать пыль в глаза своей ловкостью, а воспользовался бревном Хукона, чтобы и самому залезть на Инцитата. Конь так же медленно ходил по кругу, как и раньше под старшим братом, но Нед сидел в седле такой важный и гордый, словно это было его величайшей победой. Ехать верхом на таком высоком и мощном коне было совсем не то что на пони. Поэтому ровный и мерный темп вполне устраивал маленького всадника.
Он беспрекословно выполнял все указания отца, потому, казалось, полностью держал контроль над животным.
Хукон без отрыва смотрел на успехи брата. И Тибби вдруг не выдержала.
— Инцитат теперь такой тихий, потому что ты его усмирил. А если ты его сегодня покормишь морковкой, то он будет тебе благодарен и будет тебя слушаться.
— Ты это точно знаешь? — невзначай спросил он. Тибби была почти вдвое младше него, жизненного опыта у нее было мало, а хитрость если и была, то вся на поверхности.
— Конечно. Я ему вчера столько моркови скормила. И он был ласковый и благодарный.
— Он был благодарным до тех пор, пока у тебя была морковь, — со знанием дела заявил Хукон, пытаясь донести до Изабеллы неприятную правду.
— Вот и нет! — если в чем-то Тибби была уверена, то переубедить ее было невозможно.
— И ты думала, что он по одному твоему приказу остановится? Зачем лезла под копыта? — строго обернулся к сестре Хукон. Какой-то неприятный холодок прошелся по телу после недавнего воспоминания, как она безо всякого страха с нелепой улыбкой шла навстречу злобному, потерявшему контроль коню.
— Я просто хотела поймать Пятнышко, — беззаботно ответила Тибби и случайно коснулась ладошкой руки брата. Пятнышком звали трехцветную кошку, обитающую на конюшне, ловившую мышей и никак не дававшуюся в руки Тибби.
Тем временем Инцитату надоела покорность. Он остановился и на понукания Неда снова повторил трюк, который ранее проделывал с Хуконом, наклонив к земле морду. Вынужденно поклонившись, Нед выпрямился, развернулся в сторону брата с сестрой и уже сам отвесил им церемонный поклон.
— Держи повод, — прикрикнул отец. Урок продолжился.
— Если и была кошка, то мы с Недом не только твою жизнь спасли, но и глаза, — продолжая наблюдение за братом и не желая вступать в спор и что-то доказывать, подытожил Хукон.
— Да, — очень тихо сказала Тибби и снова ее ручка невзначай коснулась руки Хукона. Вчерашние и сегодняшние недоразумения отошли в сторону. Нужно было заключить мир, и Хукон не нашел ничего лучше, чем всего лишь на мгновение, не дольше, чем один удар сердца, сжать ладонь сестры. И в этом простом жесте кроме прощения было еще обещание, которое пока что он не мог сказать словами: что бы ни случилось, какие бы глупости она ни сотворила, он будет беречь ее. Тогда еще Хукон и предположить не мог, насколько прочной окажется эта клятва…

@темы: ФБ, Любимая графомань, Элла и Ко

---

Бесстыдники

Кто такие "Бесстыдники"? Да их полно на всем белом свете! Но именно эта семейка Галлагеров является настоящим воплощением бесстыдства. Такое ощущение, что эти люди вобрали в себя все пороки современного общества. Отец пьет постоянно, но все равно успевает философствовать о жизни. Старшая его дочь по имени Фиона то и дело пытается присмотреть за детьми, взяв на себя роль матери. Правда, она сама порой ведет безразборный стиль жизни (особенно при выборе парней). Два брата вообще учатся как попало, но все равно поступают в колледж. Один спит с дочкой очень строгого папочки, а второй скрывает от всех свои гомосексуальные наклонности. Самый маленький член семьи тоже становится частью жизни семьи Галлагеров. В общем, сумасшедшая семейка. Они любят круто повеселиться, в результате чего, попадают в самые нелепые ситуации. Всевозможными средствами, они пытаются как-то выжить в этом мире, но при этом, они не хотят работать. Что же, посмотрим, как этим людям удается выживать в столь трудном мире. Но, кажется, им вообще по барабану. Особенно Фрэнку. Ему б выпить.

На самом деле главным стимулом к просмотру стал Камерон Монахэн...

Бесстыдники

Сыны Анархии, 5 сезон
Американская история ужасов, 8 сезон

]"Элементарно", 6 сезон
Вторжение титанов, 2 сезон
Как построить средневековый замок 5 серия
Ди Грей Мен Святой 9 серия
Судьба. Ночь схватки
Звездный путь: Следующее поколение
Под куполом. 2 сезон, 7 серия